***

Когда Хавьер явился на тренировку поздно и с похмелья, то не удивился, когда тренер Холден недовольно покачал головой. — Фернандес! Со льда! Живо!

Хавьер закатил глаза и последовал за ним, солнечные очки на лице даже в помещении. Он пил свой кофе, пока они шли, пытаясь перестать чувствовать себя давно мёртвым. Тренер закрыл за ними дверь, и Хавьер плюхнулся в кресло напротив стола Холдена с недовольным стоном. — Тренер, простите, что опоздал. Я просто не очень себя чувствовал-

— Ты с похмелья. Снова, — перебил Холден, садясь за стол. — Хави, ты мой лучший нападающий. Мне нужно, чтобы ты перестал меня загонять в эту позицию. Я не могу выпустить тебя со скамейки, если ты не можешь оставаться трезвым достаточно долго, даже чтобы потренироваться.

Хавьер опустил голову. — Я знаю, я просто… — он остановился и покачал головой. — Я не был в порядке всё это время. Я ужасно боюсь лишиться контракта, — признался он.

— И ты думаешь, пьянки помогут тебе? — спросил Холден, а затем вздохнул. — Смотри, я знаю, что проблема в Иване и его приспешниках, не в тебе. Но ты же понимаешь, что тот бред, который они несут, выставляет тебя причиной разрозненности.

Хавьер усмехнулся. — Да, я знаю. — Он отпил больше кофе. — Я реально очень ненавижу его, тренер, — сказал он небрежно. — Он разрушил мою жизнь. Официально.

— Я не говорю, что он невинный, Хави, но не он заставлял тебя начинать так пить и отлынивать, — сказал Холден. — И он не мог знать, что твой ‘друг’ покажется на мониторе тем же вечером, когда он атакует. Команда, скорее всего, забыла бы об этом, если бы всё не произошло одновременно.

— Бывший. — Исправил Хавьер безэмоционально. Он снова поднял кофе, вдруг желая, чтобы это был алкоголь.

— О чём ты? — спросил Холден, и Хавьер опустил очки, устанавливая зрительный контакт.

— Юзуру мне никто больше, — сказал он, не беспокоясь о прямолинейности. Тренер не был тупым. — После того, как половина команды повернулась против меня, и вы не дали мне играть, я подумал, что будет лучше, если мы возьмём перерыв и не будем видеться некоторое время, — он горько улыбнулся. — Вы можете представить, как после полутора месяцев разлуки, наши отношения не смогли выдержать предложение бессрочного перерыва, — он отсалютовал своим кофе. — Так что я потерял любовь своей жизни ради спорта, в который мне больше не дают играть, и я разбил и его борьбу за медали вместе с сердцем! Выпьем! — Хавьер допил оставшееся кофе, практически желая захлебнуться им. — Ёбанный Иван.

— Ох, черт, Хави, — Холден не мог найти слов. — Так вот что происходит последний месяц.

— Моя разваливающаяся жизнь может вас не касаться, но да, это не было пикником. — Он вздохнул, запрокидывая голову назад. — Каждый грёбанный день ощущается бессмысленнее предыдущего. Я знаю, что надо сконцентрироваться на тренировках, раз уж я пожертвовал всем, чтобы постараться остаться в команде, но мне просто тяжело… тяжело даже существовать, — сказал он слабо. — Когда чувствуешь вину и всё кажется бессмысленным, тяжело даже дышать. Я не чувствую себя жалким, только когда напиваюсь так, что не помню своего имени.

— Черт, — сказал Холден очень красноречиво. Он подался вперёд, облокачиваясь на локти. — Смотри, если тебе нужно время…

— Всё, что есть в моей жизни сейчас — это хоккей, — просто сказал Хавьер. — Я пожертвовал всем за возможность быть здесь. Я живу в Канаде годами и вижу семью может раз в год, если повезёт, потому что я принадлежу этой команде. — Он тяжело сглотнул. — Я пожертвовал возможностью стать отцом ради этой команды, а теперь, спустя два года, когда я нашёл человека, с которым я, наверно, должен был провести остаток моей жизни, то вырвал его сердце, потому что испугался потерять место в команде. — Хавьер стучал пальцами по столу. — Так что я собираюсь получить это место назад. Я собираюсь играть так хорошо, как смогу. У меня не осталось ничего, кроме этой команды.

Холден посмотрел на него с грустью в глазах, но кивнул. — Тогда прекрати пить. Если хочешь это место назад, протрезвей. Если слишком больно находиться трезвым дома, иди и бегай, пока не устанешь и не захочешь спать. Ты не соответствуешь стандартам, чтобы вернуться на лёд.

Хавьер кивнул. — Хорошо, — сказал он, понимая, что должен сделать всё, чтобы вырваться из порочного круга. — Что насчёт того факта, что я би, и вся команда знает теперь?

— Заляг на дно, — просто сказал Холден. — Оставь Ивана мне.

***

Хавьер делал то, что должен был, и к концу февраля вышел на лёд. Это не было просто. Ночи были невыносимыми. Он мог сидеть с Эффи и думать о том, что привык звонить Юзу почти каждую ночь и говорить ни о чем и обо всём одновременно. Он так скучал по нему, что не мог дышать. В подобные вечера он делал то, что предложил тренер, и выходил на пробежку. Никто не бегал в девять вечера февральскими ночами в Канаде, так что это позволяло освежить голову, фокусируясь на холоде и том, как сжимаются легкие, вместо разбитого сердца.

Благодаря дополнительным пробежкам, Хавьер стал даже быстрее, чем раньше. Он похудел за тот месячный загул, потому что не хотел есть, а алкоголь помогал не беспокоиться по этому поводу, поэтому теперь больше качался в тренажёрке, возвращая мышцы рук, в то время как бег помогал с ногами. Его пассы стали сильнее, и единственный способ оставаться трезвым заключался в полном фокусе на хоккее, так что ментально он был максимально в игре.

Но вообще, он всё ещё не был в порядке. Команда танцевала кругами вокруг. Скотт и Майло застряли с ним в этом кольце. Вся эта ситуация показала ему, кто его настоящие друзья. Вся троица была в команде очень долго, и они реально доказали ему, что будут рядом, когда он нуждается в ком-то. Некоторые другие парни включали его в диалог, но никто не проверял его состояние так, как эти двое. Команда разделилась на три группы: те, кто поддерживали Хавьера; те, кто поддерживали Ивана; и те, кто не хотели иметь ничего общего ни с кем из них и просто держали головы опущенными. В большинстве своём почти вся команда относилась к третьей группе. На стороне Ивана было три-четыре парня, которые пытались сделать из жизни Хавьера сущий ад, но Холден стоял на пути и следил за ними.

Иван сел на скамейку на три игры, когда закричал: «Педиковатый Фернандес впервые не опоздал!», когда Хавьер пришёл во время. Он был очень близок к серьёзным последствиям за свой гомофобный язык. Хавьер ненавидел его, но даже он был шокирован, каким же тупым оказался этот парень, раз продолжал эту херню, даже когда был на тонком льде со всем тренерским штабом.

Это заняло время, но Хавьер оправился. Его сердце не зажило, но теперь он знал, что всегда есть люди, прикрывающие его спину; а те, кто пытался вонзить нож, в итоге ответят. Команда справлялась, и финал уже был на горизонте, так что к концу февраля, шесть недель спустя после расставания с Юзуру, Хавьер справлялся так хорошо, как только мог себе представить.

А после он приехал на каток и увидел очень знакомую женщину со светлыми волосами, которая говорила с тренером Холденом, который в свою очередь выглядел замученными и явно забеспокоился, заметив приближающегося Хавьера.

— Хави. Нам надо поговорить, — сказал он, и Хавьер смог только с трудом сглотнуть, когда понял, о чём именно должно быть Холден хочет с ним поговорить.

Комментарий к Глава 23

Я так быстро, потому что вчера (для меня сегодня) мои два наилюбимейших ютубера совершили каминг-аут. И я только сейчас это поняла. Один из моих пейрингов только что стал реально реальным… Так что переводчик в запое.

========== Глава 24 ==========

Ничто не могло сбить Юзуру. Юми знала это о своём сыне. Он был сильным мужчиной с такой решимостью, о которой она могла только мечтать. Юзуру мог превратить в реальность всё, что угодно, если правда хотел. У него была железная воля и чемпионский настрой в любой ситуации. Она наблюдала сотню раз, как он бросал вызов обстоятельствам за свои двадцать четыре года. Он родился недоношенным, и врачи сказали, что ему сложно будет нагнать других детей в развитии, если только с возрастом. Но он научился читать быстрее всех в классе. Когда ещё совсем маленькому ему диагностировали астму, то сказали, что он никогда не сможет заниматься спортом, даже вдали от пыльцы и пыли. В детстве они говорили, что его телосложение и легкие не позволят ему быть сильным и выносливым, чтобы быть конкурентноспособным в фигурном катании, а он использовал своё вытянутое тело и маленький вес, чтобы максимально развить свои теперь сильные ноги. Он катался до посиневших губ, чтобы повысить выносливость, и не важно, как тяжело это было. Каждый раз травмируясь и слыша о снятии с соревнований, он боролся сквозь боль и впечатлял всех.