Когда Джинхо освободилась и забрала детей у замотавшейся, но явно довольной Соын, то приехала к Ханыль, так как возвращаться домой — туда, где нет Пака — совсем не хотелось. Там словно совершенно пусто без него. Даниэль, поприветствовав Джинхо, позвал детей к себе и своему сыну в гостиную, чтобы девушки могли спокойно поговорить о своём.

И когда разговор медленно перетекал к случившейся трагедией с Паком, то Джинхо как-то грустно улыбнулась, грея ладони о кружку с горячим чаем.

— Я вряд ли когда-нибудь смогу полюбить Чанёля. Но я ему очень благодарна. За всю недолгую осознанную жизнь я любила по-настоящему только вас. И моих… То есть, наших детей. Меня обманывали и унижали, мною пользовались. Я была ничтожеством даже в глазах родителей, но Чанёль никому не дал меня в обиду с тех пор, как я стала его женой. Он помог, когда я в этом нуждалась. И сейчас мне абсолютно плевать, что он не может ходить или бегать вместе с нашим сыном по заднему двору. Чанёль жив. И теперь ему помочь обязана я. Думаю, это и есть та задача, ради которой мы оба родились и встретились. Я благодарна ему, Ханыль, и люблю наших детей. Это всё, что мне нужно.

Ханыль улыбнулась и достала из печи свежеиспеченные кексы, остудив их и поставив перед Джинхо на стол.

— Иногда для полного счастья многого и не нужно.

Им тоскливо улыбается и, пока Джинхо увлеченно разглядывала кексы, украдкой взглянула на фотографии, расставленные у окна.

Даниэль любил сидеть вместе со своей уже женой на кухне, обсуждать разные вещи: проще говоря, обо всём и ни о чём; ему нравилась та романтическая атмосфера, которая наступала между ними, когда свет на кухне слегка приглушён, у них в бокалах дорогое красное полусладкое — но пьянит их вовсе не алкоголь, а даже больше те кроткие и нежные поцелуи в губы, когда Кан обнимает девушку за талию и, ощутив сладкий привкус на губах, касается ими её щеки.

Было тяжело, когда Даниэль стал пропадать на работе в новом открытом баре, а Ханыль не имела возможности выйти вновь на работу, так как Ёнхо любезно пригласил её обратно к ним в контору, где ей всегда будут все рады. Ребёнок Им её не обременял, но она стала больше переживать о том, что они оба уделяют ему слишком мало внимания.

Даниэль успокаивал Ханыль и невзначай говорил, что это скорее всего её детская травма от отсутствия любви, в которой она так тогда нуждалась.

Им смотрит на сына и хочет уберечь от всего: от боли, от страданий, от слёз. Чтобы её судьба, в которой она так долго была несчастна, прервалась на ней. И их общий с Даниэлем ребёнок был самым счастливым. Ханыль сделает для этого всё, что будет в её силах.

Убережёт. Будет любить безмерно и бесконечно. Всегда.

***

Тэхён заходит в кабинет Намджуна и улыбается, когда видит там и смеющегося над чем-то Чонгуком. Они виделись в последний раз четыре месяца назад, когда глава приглашал близких знакомых на празднование дня рождения своего младшего брата.

Только общаясь с Чонгуком и своим начальником ближе, Ким смог в полной мере понять, кто же на самом деле держал весь Сеул (если не всю Корею) в своих руках. И это был уж точно не сгинувший Накамото Акира, чья компания полностью исчезла с земли Кореи два года назад.

— Джинён был, так скажем, мирным соглашением между нами и семьёй Накамото. Пока там был он — мы никого не трогали. А когда Бэ сам решил их уничтожить, то выбрал для этого просто идеальный вариант. Джинён всё ещё наш друг, — Чонгук усмехнулся и закинул ногу на ногу, положив руку на спинку дивана.

Намджун согласно кивнул на его слова и повернулся к слабо улыбающемуся Тэхёну.

— И давно ты перекрасился?

Ким тихо посмеялся и растрепал свои волосы ладонью, окрашенные в ядовито-красный. Киллер сделал такое смелое решение два месяца назад, когда жара, наконец, спала, сменяясь холодным октябрём. Тэхён умолчал об истинной причине такой спонтанной выходки — Джинён любил красные розы, а годовщина его смерти вновь неумолимо приближалась.

Ким не отрицает того, что грусть посещает его на целую неделю, за которую он успевает посетить и то море, о котором любил говорить Бэ, и на запылившуюся ячейку Минхёна взглянуть, и убитого Тэёна вспомнить.

И понаблюдать со стороны за Ханыль, которая сразу после работы прощается с Ёнхо и торопится домой к своей семье. Удивительно то, как меняются люди за какие-то три года.

Жизнь течёт своим чередом, все движутся вперёд, и Тэхён устаёт стоять на месте. Всё вокруг него меняется, а он продолжает упрямо отказываться от подарков судьбы, которая так щедра к нему после того, как отобрала у него лучшего друга. Когда они втроём прощаются друг с другом, то Ким провожает Чонгука до аэропорта, чтобы тот вновь вернулся в Пусан, а сам не спешит уходить.

Что-то его держит.

Глядя на расписание самолётов, ему становилось непонятно тоскливо. Будто он стоит здесь и ждёт кого-то, как все остальные. Словно сейчас оттуда из-за дверей выйдет восемнадцатилетний Джинён и помашет ему рукой, подойдёт и крепко обнимет. Но он стоит не там, где людей встречают. Их провожают, и Тэхён думает, что он сошёл с ума.

Среди множества растормошенных людей, слезливо прощающихся пар, шума ярких чемоданов — посреди этого всеобщего хаоса Тэхён замечает никуда не торопящиеся знакомые фигуры вдалеке, за паспортным контролем.

Сестра улыбается Киму и тихонько машет рукой, другой держа под локоть Джинёна. Ким замирает на мгновенье и оглядывается вокруг. Никто их не замечает. И уж тем более никто из снующих мимо него не обращает на Тэхёна никакого внимания. Ким словно становится на некоторое время собственной тенью, отделившейся от тела.

У них нет с собой чемоданов. Джинён выглядит, словно подросток, с доброй улыбкой и в той старой школьной форме из Америки; а сестра в любимом красном платье, в котором Тэхён и хоронил её. Прошло столько лет, а рана от её смерти даже не думает заживать.

Парню перехватывает дыхание, когда они слегка кланяются ему и, разворачиваясь, уходят, исчезая из его вида. Тэхён незаметно для себя — на чистом подсознательном желании — тянет руку вперёд, желая ухватиться за эти образы и уйти, возможно, вместе с ними туда, где их сердца сольются в единую мелодию и разрежут гробовую тишину в их душах.

Ему хочется быть рядом с ними до сих пор, несмотря на то, что он сам себе внушил. Тэхён живёт мыслями о том, что давно отпустил их. Что ему больше ни капельки не больно, но его ложь с каждой такой только увеличивается в геометрической прогрессии, копя в себе всю фальшь.

Ким шумно выдыхает и продолжает смотреть — они исчезли также быстро и неожиданно, как появились перед его глазами. Тэхён и не замечает, как на его глаза наворачиваются слёзы, а сам он с раскрытыми губами и глазами полными надежды смотрит на улетающие самолёты.

— Моя мама улетела в кругосветное путешествие. А кого провожали Вы?

Тэхён смотрит в сторону и видит протянутую салфетку. Он был кристально белым, и только в углу значились инициалы человека, вышитые красными нитями.

Девушка с такими же покрашенными красными волосами вытирает слёзы и переводит взгляд от самолётов, поднимающихся в небеса и разрезая крыльями облака, на замершего в изумлении Тэхёна.

— Сестру. И лучшего друга, — девушка кивает и поджимает губы, шумно вздыхая.

— Надолго они улетают? Вы выглядите ужасно подавленным.

Тэхён отводит взгляд и берёт салфетку из рук незнакомки, аккуратно смахивая не успевшие скатиться по щекам слёзы.

— Думаю, навсегда.

***

— Сону, у меня завтра выходной! Не забывай об этом, пожалуйста. Для всех остальных у меня командировка в Улсане, всё!

Чимин раздражённо бросает трубку и убирает телефон в карман пиджака. Его руки трогает мелкая дрожь, когда он задевает пальцами велюровую коробочку с обручальным кольцом внутри.

Соён приходит раньше запланированного времени, чему Пак совершенно не удивляется. Парень думает, что обрёл весь мир, когда встретил девушку. И он ничуть не стеснялся своих к ней чувств. Хотелось подарить ей весь мир, но в его руках уже была она — его настоящая жизнь, которую он ценит больше себя.