В принципе, это неудивительно, ведь Рождество наступит через неделю, и у соседей трое маленьких детей, так почему бы и не заняться подобным для них.
Иногда ловлю себя на мысли, что буду делать тоже самое, потому что это оставит хорошие и волшебные воспоминания для детей.
Не очень хотелось бы, чтобы потом они обвиняли меня в том, что у всех есть так называемое «праздничное настроение», а у них единственных депрессия скребёт стенки души. У всех праздник в доме, а у них настроение задают только новогодние песни по старому радиоприёмнику.
Задёрнув шторы, я оглянулась вокруг, чтобы найти себе занятие. Самобичевание до добра меня не доведёт, как и в прошлые разы. Вдохновения совсем нет, желания что-либо делать тоже, а работы мне не видать ещё пару дней. Теперь я страдаю абсолютным бездельничеством.
В гостиной темно, только свет догорающей свечи помогает мне не упасть на пол и найти выключатель. Как только комната озарилась ярким светом светодиодной лампы, я стала бродить вокруг да около, вырисовывая круги по дому и проверяя его на наличие грязи, но даже под диваном не оказалось и пылинки, чтобы придраться.
Убираться два раза в день превращается в привычку, от чего пора бить тревогу и срочно избавляться от неё.
Так легко можно превратиться в чокнутого психопата, который даже уставший после работы пойдёт изнемогать своё тело уборкой дальше. Приходилось уже связываться с одним таким чистоплотным парнем. Все мозги мне вынес, когда приходил ко мне, или, когда я приходила к нему.
Включая телевизор, я не нахожу ничего нового, что могло бы сейчас разбудить праздник внутри.
Так неспокойно сидеть в гулкой тишине, в темноте и совсем одной в этом большом доме. Ещё чуть-чуть и я точно сойду с ума от мыслей, которые крутятся в голове. Да и с шумом телевизора, хорошим освещением и со старой книгой лучше не становится.
Дверь неслышно открывается и меня бросает в дрожь от внезапного холодного ветра, пробравшегося внутрь.
Зашедший аккуратно прикрывает дверь, стряхивает с себя снег и смеётся, и мне так приятно слышать это. Его тихий шёпот про то, что я следующим же делом начну ворчать из-за грязи, которую он навёл; его смех, который отскакивает звонким эхом от стен и растворяется; его пылкий взгляд в мою сторону и ухмылка в стиле «я знал, что ты ждёшь меня».
Всё такое родное и любимое.
— Я дома! — весело напевает он и, стянув обувь, раскрывает руки для объятий.
Всё резко превращается в сказку, и я улыбаюсь так сильно, как только могу. Вот он — мой настоящий и любимый праздник в двадцать восемь лет.
Так, когда же всё пошло не так, как пришло в норму, и что будет дальше?
Я так хочу знать, так хочу получить ответы, потому что мне очень страшно потерять всё это.
========== 1 ==========
Комментарий к 1
я оооооочень нуждаюсь в бете, потому что чувствую (знаю), что у меня творится полнейший бардак.
Оторвавшись от экрана ноутбука, девушка взглянула на настенные часы. Они показывали три часа утра с хвостиком, продолжая размеренно тикать в такт стучащим пальцам по клавиатуре. Ханыль снова забылась в работе, уделяя ей куда больше времени, чем полагается. Она пропускает очередной звонок от подруги, потому что уверена, что сейчас Соын будет что-то говорить ей про Чонина.
А у девушки нет на это ни времени, ни сил, ни желания. Начальство пригрозило ей штрафом — вычет 10% с зарплаты, если она не сдаст ежемесячный отчет по мелким преступлениям. И вот если бы не новый прокурор в их отделении, то Им спокойно б сидела на диване за просмотром какого-нибудь шоу или в обнимку с парнем на кровати, болтая о том, как важны птицы в нашем мире.
Ханыль заканчивает и сохраняет файл на флешку, когда часовая стрелка перевалила за четверку, а минутная почти достигла двенадцати. Она нервно хлопает крышкой ноутбука и откидывается на спинку стула.
Лето подходит к концу, за окном уже двадцатое августа. Ханыль оглядывается назад на окно и замечает то, как медленно начинает светать — небо еле окрашивается в темно-голубой, предоставляя возможность тем, кто до сих пор не сомкнул глаз, впитать в себя атмосферу нового начала и романтичности рассвета. Им тяжело вздыхает и подходит ближе, собираясь плотно зашторить окно, потому что ей вставать через два часа на работу. В её жизни уже давно нет места ничему романтичному и новому. Наверное, потому, что она боится неизвестного. И ей легче просто жить тем, что у неё уже есть.
Что-то новое и неизвестно тем и опасно, что в любой момент это может обернуться против тебя самым страшным кошмаром.
Ханыль кошмары мучают редко, но каждый раз, как в первый. Они настолько реальные, пробегающие холодком по коже. События в них — леденят душу, а боль от них — тупая. Вонзается куда-то между рёбер и сидит там неделями, пока Ханыль лично не вырвет его из себя. Она переживает моменты этих снов заново и заново уже который год; боится, что когда-нибудь они снова потревожат её здесь — в спокойном, но тревожном будущем. Для неё каждый день, как новый лабиринт — чувства ведут куда-то меж узких темных коридоров, а разум просит остановиться. Предчувствие, что всё однажды повториться.
«— Почему мы так медленно едем?»
Ханыль вздрагивает от внезапного звонка и оборачивается, с замиранием сердца наблюдая за вибрирующим телефоном. У неё пересыхает во рту, но она быстро подходит и смотрит на имя — Минхён. Сердце, кажется, вновь забилось, и она слышит то, как оно снова пропускает через себя застывшую кровь, понемногу оживляя Ханыль.
Минхён словно через километры почувствовал настроение Ханыль и решил проверить, не собирается ли она что-нибудь с собой делать. Девушку это даже немного оскорбляет, ведь у неё есть голова на плечах. Она повторяет ему снова и снова, что всё в порядке. И бросает трубку в сомнениях, правда ли это на самом деле. Или она врёт самой себе уже одиннадцать лет?
Жизнь Ханыль текла своим чередом, даже не сдвигалась с места, лишь изредка поддавалась штормам, но они были совершенно ничем по сравнению с пережитым в подростковом возрасте. Да и Им считает себя уже повзрослевшей (лишь по паспорту), поэтому слова «заморачиваться» не должно быть в её словаре.
Она всегда должна быть сильной. Ханыль знает, что никто не поймет её также, как она сама. Никого не будет рядом в минуты её слабости и безжалостной душевной агонии.
Её жизнь — океан, как она сама думает (хочет в это верить); безмолвный и величественный, который стойко выдерживает все сложности и бури; закалённый испытаниями многими годами; океан, который никто своими кораблями давно не тревожил.
*
Девушка тихо выуживает из кабинета и направляется в уборную, чтобы поговорить по телефону и не быть замеченной начальством, иначе от выговора не отвертеться.
Сонхва уже в пятый раз набирает подругу, но ответила Им только на шестой, когда полностью удостоверилась, что она в туалете одна.
— Разнообразить? Ты что, с ума сошла? Лучше быстрее возвращайся в Сеул, я уже с ума схожу с этой одинокой пьяницей, — Ханыль отчаянно вздохнула и взглянула на своё отражение в зеркале.
В отражении на неё смотрела взрослая девушка, по паспорту двадцать восемь лет, но многие её знакомые утверждали, что, увидев её в первый раз, не дали бы ей и двадцати пяти. Так себе враньё — разве три года могут что-нибудь решить? Чхве начала свой рассказ с того, как они заселились в первый день в отель. Им держала телефон у уха и параллельно с этим подкрашивала губы, явно замечая то, что они снова начали трескаться. И смотрится это, мягко говоря, не аккуратно.
Поправив волосы, девушка продолжала слушать то, как её подруга на Бали отдыхает чудесно и прекрасно. Ханыль ни в одном глазу не завидует ей, но сильно досаждает то, что сейчас она сидит в маленьком кабинете и разбирает бумаги по мелким преступлениям.
Да и новая должность её не сильно-то и устраивает, но зарплата здесь больше, условия лучше. И не приходится целыми днями бегать по городу и ловить преступников.
