Бэ выглядит помятым и нездоровым, у него на лице ссадины, синяки, крупные царапины; губа опухшая, разбитая; следы пальцев на шее и рассёкшаяся бровь. Им сжимает губы в тонкую полосу и закрывает глаза, боясь прикоснуться к нему. Не только лицо — всё его тело было изувечено. На руках крупные гематомы; когда Ханыль поднимает его футболку, то видит перевязанные рёбра и пластырь на левом боку.

Но Джинён почему-то улыбается и обнимает Им, игнорируя боль во всём теле.

Зачем? Господи, зачем он сделал это?

— Не стоит тебе идти на её похороны.

Ханыль молчит и мысленно соглашается, прижимаясь щекой к его плечу. Кожа Джинёна холодная как лёд, но его руки, что сейчас лежат на талии девушки, горячие. Она чувствует это через тонкую ткань рубашки. А ещё чувствует слабость в его теле, дрожь, что колется на кончиках пальцев, и тяжёлое дыхание.

— Переведись в другую школу, а лучше вообще уезжай из этого района. И забудь, пожалуйста — в этом нет твоей вины. Забудь обо всём, что было. Ты не виновата в её смерти, не виновата в том, что случилось со мной.

Ханыль плачет и Джинён знает, почему. Она дрожит, и он чувствует горячую влагу на своём плече. Когда Им крепче сжимает руки за его спиной, он кусает себя за нижнюю губу, чтобы не простонать от боли.

— Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы защитить тебя. Теперь ты должна только уйти отсюда и не вспоминать больше об этом. Забудь Исыль, Юту, меня — всех. Начни жить.

Они оба стоят у этого камня, где всегда проводили свободное время и спасались от внешнего мира. У Им из головы вылетело, что камера Джинёна была прикреплена к камню, потому что это было совсем не важно.

Он всегда ставил её на маленький выступ на камне и снимал море. Джинён молчит, Ханыль всхлипывает. Она знает, что отец заберёт её с собой в центр Сеула, подальше отсюда. Переведёт в другую школу и попытается сделать всё, что она скажет, пока мать будет уговаривать её остаться здесь.

Она очень хочет сбежать из этого места и никогда не возвращаться. Но что-то держит здесь. И, кажется, Ханыль догадывается — Бэ Джинён, вина за совершённое и это море.

Джинён аккуратно взял лицо Ханыль в свои руки и наклонился ближе к ней. Он мягко накрыл её губы своими, вовлекая в нежный, их первый и последний поцелуй. Джинён хотел попрощаться и сейчас прижимает к себе дрожащее тело Им, успокаивающе гладит одной рукой по её щеке, а другой держит за руку. Ханыль переплетает их пальцы и поддаётся парню.

Её слёзы непрерывным потоком катятся вниз, поцелуй приобретает солёный привкус. Парень жмурится от того, что рана на губе щипает, но не спешит отстраняться. Он сминает её губы, тянется ближе к девушке и не может отпустить её руки.

Солнце поднимается из-за горизонта и озаряет берег слабым светом. Лучи играют на лицах Ханыль и Джинёна. Когда Бэ отстраняется от девушки, то Им не открывает глаза и стоит так ещё пару минут. Слова застревают в горле, но она знает, что их не стоит озвучивать вслух. Да, Джинён — потрясающее мгновение в её жизни, но, если честно, она бы пожелала его больше никогда не видеть.

— Ты чертовски красивая.

Ханыль хочет попрощаться, но у неё не хватает на это смелости, поэтому Джинён делает это за неё.

— Прощай.

Если бы Им только могла изменить ход событий, изменить знакомства в свои шестнадцать и семнадцать, если бы у неё был выбор, если бы Ханыль дали ещё один шанс прожить эти годы заново, то она бы выбрала никогда не знать их всех. Ни Юту, ни Исыль, ни даже Джинёна, потому что все они — обрывки прошлого, часть её тёмной души, её страшный секрет.

Их судьбы переплетены между собой, они все не очень-то и хорошие люди, они все связаны с наркотиками и хулиганством. Поэтому, если бы Ханыль только могла хоть что-то изменить, выбрала бы спокойную жизнь без них.

***

Сехун сидел на краю кровати, когда Сонхва пила воду и после встала с кровати, переодеваясь в другую одежду. Парень сидел тихо и просто наблюдал за Чхве, словно впитывая в себе последние моменты их отношений. Будто вот сейчас они расстанутся — и Сонхва исчезнет на его глазах, превращаясь в обычного знакомого из университета.

Когда Чхве выходит из душа, обмотанная в полотенце и бегающая по комнате в поиске нормальной одежды, то даже не обращает внимания на то, каким поникшим сидел её парень. Сехун успел переодеться и даже уложить волосы, потому что Сонхва часто ругала парня. Говорила, что он даже не следит за своим внешним видом, чтобы пойти с ней на свидание. «Неужели, тебе наплевать на меня?» — и О часто не мог сопоставить их общее свидание с его внешним видом, который, видите ли, влиял на его отношение к девушке.

Они сидели в ресторане: Сехун молча перебирал салат вилкой, подавляя в себе тошноту, а Сонхва сидела в телефоне, иногда не сдерживая усмешки.

— Давай расстанемся.

После Сехун видел всё словно призму, а слышал сквозь плотный целлофановый пакет, который на него надели, чтобы он задохнулся. Сонхва поверила в его слова с первого раза и просто смотрела, не в силах понять самого парня. Сегодня с её стороны не было никаких истерик или слёз. Просто лицо, не выражающее абсолютно ничего, и взгляд в пустоту — словно сквозь Сехуна.

Сонхва всё также молча встала со стула и ушла. О даже на какой-то момент подумал, что она его неправильно услышала, или решила проветриться, а потом вернуться и устроить парню взбучку. Но ничего такого не последовало даже спустя час, который парень провёл в одиночестве за столом. Девушка ни доела, ни допила до конца своё вино, ни сказала хоть одно слово. Она просто покинула парня без лишней ругани, что было совершенно не в её стиле.

Возможно, Сонхва просто в какой-то мере ждала этого и морально готовилась к расставанию. Что-то подсказывало ей о том, что и их отношениям придёт конец. Но не думала, что так скоро.

Поэтому девушка просто собирается с силами, кивает и молча уходит. Ничего. Она больше ничего не чувствует — даже боли, как таковой нет. Ни грусти по прошлому, ни тоски по парню, ни радости от долгожданной свободы — только звенящая пустота в голове. В душе ощущения, будто она провалилась в овраг, у которого нет дна, а только темень.

Чхве приходит в когда-то их общую квартиру и окидывает её нечитаемым взглядом. Всё то, к чему она так привыкла, к чему привязалась, что уже стало частью её самой — резко потеряло всякий смысл. Будто эти два слова оборвали все нити и оставили Сонхву в пустой комнате. Один на один с собой.

С мыслями, которые только сейчас просятся в голову и вытесняют из неё растерянность. Стоя у порога с уже собранными вещами, Сонхва мельком оглядывается.

Чужое. Больше не её. Ничего.

У неё не было сил на крики и выяснение отношений. Всё ведь и так понятно, зачем зря тревожить своё сердце. Чхве крепче сжимает ручку чемодана и, поджав губы, выходит из квартиры, хлопнув дверью, так как ключи оставила внутри на тумбочке.

Оказавшись в такси, которое уже направлялось к родительскому дому на другом конце города, Чхве расплакалась и закрыла лицо ладонями, сотрясаясь в истерике всем телом. Водитель вздохнул и промолчал, прибавляя громкость на радио музыке восьмидесятых, а Сонхва не могла себя успокоить всю дорогу до дома.

В тёплых объятиях матери к ней резко пришло осознание, что вся жизнь здесь и закончится. В доме с родителями. Никому не нужной. Как вчера она злобно и ляпнула. В голове пронеслась мысль, что за все её слова, брошенные в пылу ярости, она уже расплатилась. У неё больше ничего нет.

Сехун сидел на диване и отчего-то внутри не было никакой обиды. Никакого плохого осадка на сердце, но если душа его и была спокойна, разум отчаянно сопротивлялся и подкидывал воспоминания с самого начала отношений.

О жил принципом: «Что ни делается, делается к лучшему». И сейчас, проговорив эту фразу вслух, вновь начал верить в это так усердно и искренне. Каждый его шаг эхом отходил от стен, и эта тишина была словно сладкий мёд для парня. Свобода. Та, которую он так хотел. На которую он решился.