Никто ничего Чанёлю просто так на блюдечке готовое не принесёт.

Когда все были в сборе, разговоры между членами семьи не умолкали. Спрашивали о состоянии жены и её ребёнке, о бизнесе и прочих неинтересных делах, а про Чанёля с Джинхо будто и вовсе забыли.

— Свадьба в ноябре. Двадцатого числа, как Вам? — Чанёль выпучил глаза и взглянул на своего отца, словно пытаясь поймать его взгляд и узнать, в чём дело.

Так скоро?

Повернувшись в сторону Джинхо, которая сидела напротив, Пак даже сам немного испугался тому, какой спокойной она сейчас была. У неё во взгляде абсолютно ничего — такая поглощающая тёмная пустота, в которой запросто можно утонуть и задохнуться.

— Отлично! Чем раньше, тем лучше!

— Я не хочу замуж.

Все разом замолкли, а Чанёль не мог поверить, что это были слова девушки напротив. Она нервно сглотнула и тяжело вздохнула, подняв заплаканные глаза на парня. Её взгляд пронзительный и такой, словно девушка только что разрушила все оковы у него на душе и разорвала там всё, что можно было.

Подвергла его убийственное спокойствие в сердце сильнейшему шторму, и навела там хаос.

— Я не выйду за тебя. Ни за что.

Словам Джинхо верилось сейчас больше, чем когда-либо будет — Чанёль уверен. Она говорит об этом и сама хочет верить в них всем сердцем, и они звучат поэтому так честно. Если бы только она имела право выбора, то Пак бы просто начал молча аплодировать ей — той достоверности в её игре.

— Извините, Вы же знаете этих девушек — то хочу, то не хочу, — первой спохватилась мать Пак, дёргая свою дочь за локоть и одним только взглядом угрожая ей, прося вернуть все слова обратно.

— Моя первая жена была такой же — своенравной и свободолюбивой. Но, как говорится, стерпится — слюбится. И с ней будет также, мой сын неплохой парень. Они смогут поладить! — председатель тихо посмеялся, закрывая глаза на подобный оскорбительный выпад девушки.

Всё равно она попросит прощения, ведь этот брак выгоднее им, чем семейству Пака. Он согласился лишь потому, что это позволит ему взять под контроль Чанёля и ту половину акций, что он ему обещал. Он сможет иметь на них право, шанс завладеть ими — хоть и был он маленький и почти невозможный в исполнении, но почему бы не попытаться. Да и уход старшего сына из семьи плохо сказалось на заголовках в новостях.

Сам же Чанёль молчал так, словно воды в рот набрал. Он просто прожигал в девушке взглядом дыру. Хотелось её встряхнуть и сказать, что её жизнь больше не принадлежит ей. Она не такая, как раньше или в детстве. Джинхо ничего не сможет контролировать, и ей бы давно с этим смириться. Но она продолжает ворчать и пререкаться с отцом, видимо, совсем забыв о присутствии других людей.

Интересно, смог бы так Чанёль, несмотря на чёткое осознание неизбежного, защищать себя и, что самое главное, свою свободу, личность, мировоззрение до самого конца. Смог бы он также, как Джинхо, смотреть в ненавистные глаза и говорить так смело?

Чанёль подсознательно знает, что нет. На её месте он бы вообще ни слова не проронил, особенно учитывая теперь уже её репутацию и положение семьи. Отчего отец так держится за неё? Почему не уйдёт из-за оскорбительного поведения невесты?

Так много вопросов, что у парня голова болит.

Такое отчаяние в её взгляде — Чанёля прошибает током. Он не умеет любить, но Джинхо была так чертовски похожа на женщину, которую он ненавидел и любил сильнее всего на свете. Отец прав — душа матери словно вот она, перед ним, открытая и живая; дышит внутри этой взбалмошной девчонки, которая уже плачет и убегает из ресторана.

Чанёль любить не умеет, и вряд ли когда-нибудь научится. Но если Джинхо возненавидит его ещё сильнее, то Паку будет легче справиться с самим собой.

Так будет легче. Будет легче, если его давняя мечта, давно разбившаяся и превратившаяся в мираж, не приобретёт живой образ по подобию Джинхо. Зачем ей оживать, если этого никогда не случится?

Зачем зря тешить себя надеждами о несбывшемся?

Зачем любить, если ненавидеть всегда легче. И Чанёль остался сидеть на месте, раздражённо ковыряя палочками остывшее блюдо. Успокаивать истеричек ему никогда не хотелось, поэтому он решает, что её родители справятся намного лучше него.

***

Пак не сдерживает усмешки, когда видит Джинхо на следующий день с синяками на руках, которые она тут же спрятала за длинными рукавами кардигана. Прислуга не предупредила девушку, находящуюся под домашним арестом после вчерашней выходки, что к ней заявился её уже жених. Наверное, решили ей таким образом устроить сюрприз.

Разговаривать со своей невестой Чанёлю не хотелось от слова «совсем», поэтому они просто молча сидели в разных углах её комнаты, иногда обмениваясь неоднозначными взглядами. Им обоим было непонятно, о чём думает другой — их объединяла только растущая ненависть.

У Джинхо к парню, который самым наглым образом осматривал её стол и различные рисунки, не доведенные до конца. У Чанёля к матери и всей этой ситуации — Пак была похожа настолько сильно на мертвую родительницу, что даже то, как девушка нервно поправляла волосы, оглушительно отдавалось эхом в голове. Даже её жесты чем-то отдалённо напоминали парню мать. И эти смешанные чувства застревали в горле, отчего Пак мог только тяжело вздыхать.

Если Чанёль будет вести себя, как отец, то Джинхо возненавидит его. Как однажды это сделала его мать. Точно так же.

Почему-то сейчас, когда они сидят вроде бы в одной комнате, не было ощущения единства. Но, несмотря на их холодность отношений и абсолютное безразличие друг к другу, Чанёлю с каждой минутой всё больше казалось то, что теперь выпутаться из этой аферы отца нельзя. Будто бы он наперёд знал, что Пак захочет отказаться, ведь акции так и так по праву принадлежат ему — шантажировать было бесполезно.

Но Чанёль, наверное, чисто по-человечески, не мог.

***

Через две недели, когда их семьи снова встретились уже дома у жениха, Пак хотел пойти и повеситься в когда-то своей комнате — теперь на её месте была детская. Отец специально, Чанёлю на зло — превратил его просторную комнату во владения маленькой дочери. Вот, чего хотел отец от настоящей матери Пака — дочь.

Чтобы можно было выгодно выдать её замуж, заключая нерушимый союз между двумя бизнес-семьями. Чанёлю помнится, что он часто говорил про семейство Бэ, которое было известно тем, что под их руководством были заводы по производству машин. Но теперь он наверняка подыскивает иные альтернативы, ведь девочке всего десять.

Он сидел в гостиной и из-за опоздания отец оставил ему место напротив фотографии — той, которая служила единственным напоминаем об их иллюзии идеальной семьи. И которую отец бессовестно использовал для жалости со стороны других. Чанёль смотрел куда угодно, но не туда. Потому что ему казалось, что мать сейчас вылезет из этой картины стоит ему взглянуть в её глаза. И ударит, а что ещё хуже — обнимет и простит.

Джинхо сидела рядом с ним, угрюмо мешая ложкой суп с водорослями. И чтобы не встречаться с матерью и вспоминать её запах, тепло тела и звонкий голос, Чанёль смотрел на девушку. Синяки сходили, но на их месте появлялись новые. Когда взрослые решили обсудить кое-что более важное и серьёзное, они отправили детей на верхний этаж, чтобы сделать хотя бы вид того, что им вместе комфортно.

Чанёль привёл Джинхо на широкую лоджию, по углам которой располагались декоративные кусты, а в левом — маленький круглый стол с плетенными стульями. Уютно — уголок его матери и его самого, когда мальчику не спалось по ночам, а женщина рассказывала забавные истории из её же детства. Их было много, и каждая словно из комедийного семейного фильма — неповторимая, тёплая и родная.

Чанёль живёт воспоминаниями о том, как всё было невинно и прекрасно. И хорошо.

Пак села на плетенный стул и отвернулась от Чанёля, разглядывая их задний ухоженный двор, как прислуга подстригает обросшие кусты, придавая им форму, как поливают клумбы цветов. Чанёль сел напротив и закрыл глаза от усталости — в этом доме словно было что-то такое невидимое, что выкачивало разом из него все силы.