— Ей срочно нужна операция, но её страховка не покроет все расходы. Вы знаете, как связаться с её родными? — Даниэль отрицательно качает головой.

— Всё настолько серьёзно? — голос парня дрожит. Врач тяжело вздохнул и утвердительно кивнул.

— На её сердце была возложена слишком большая нагрузка. Прибавить к этому стресс от экзаменов, частые простуды… Нужно либо сейчас удалять всё, либо она не выдержит до завтрашнего утра, — Даниэль в ужасе округляет глаза и даже не раздумывает долго.

— Я всё оплачу. Оперируйте!

Его телефон разрывается от сообщений и звонков обеспокоенной Еджин, которая не может найти себе места. Даниэль сейчас так сильно её ненавидит, что даже думать не хочет. Но отправляет ответное сообщение, что он занят. Он знает, что сама Ян ни в чём не виновата — любая девушка поступила бы так на её месте, тем более тогда, когда на пальце с бабочкой блестит обручальное кольцо. Но его даже не гложет совесть, когда он сбрасывает звонок в очередной раз и выключает телефон с концами, лишь бы не мешали.

Кан знает, что Намхён была влюблена. Но теперь даже не знает, в кого? В ту иллюзию между ними, потому что Хван представляла на его месте Джисона. Даниэль в любой другой ситуации почувствовал бы себя оскорблённым, но сейчас даже не понимает, почему ему так её жаль. Почему в сердце так болезненно стонет осознание того, что Хван могла умереть из-за кого-то? Ему на глаза бросается бабочка — он их всю сознательную жизнь ненавидит. И этот яркий алый цвет, очерченный жирным черным контуром будто выжигали в нём всю душу.

Он ненавидит своё положение. Ненавидит свою семью. Но просто физически не может ненавидеть Еджин, какой бы она ни была. Даниэля к этой девушке тянет и ему хочется любоваться её красотой, но Намхён просто промолчала о том, что Ян в их доме будет как простая симпатичная декорация, словно зверушка в доме для развлечения Кана и утешения его отца. Но факт остаётся фактом — она будет частью его жизни, а Намхён останется никем до самого конца.

Даниэль не откажется от Еджин. Он просто чувствует какую-то ответственность за неё — за такую глупую, красивую, раздражительную. В нём просыпается чувство долга перед ней каждый раз, когда в голове возникает её женственный изящный образ. Парень всего на несколько секунд представил Еджин точно также на месте Намхён — разбитую, преданную предназначенным судьбой человеком, отчаявшуюся. Захлебнувшуюся в тоске и печали. И подсознание понимает — Кан от Ян не уйдёт, вот только оставить Намхён сил нет.

Парень знает, что это не любовь, даже не симпатия. Что-то необъяснимо тёплое, сжимающее его внутренности в тугой узел, который стягивается при любом упоминании её имени. Она даже рядом не может стоять рядом с Еджин, явно уступая ей, но Даниэль, любитель искусства и настоящий ценитель женской красоты, закрывал на это глаза. Намхён была для него той спасительной минутой тишины в бесконечном хаосе его жизни.

Он мог прийти к ней любой момент, и девушка всегда раскрывала для него свои объятия, успокаивающе гладила по волосам, когда он засыпал на скамейке, положив голову ей на колени. Хван его слушала и никогда не перебивала. Она была его долгожданным рассветом после долгой, казалось бы бесконечной ночи, в чью похожую темноту обращалось его сердце. И отказаться от неё казалось для Даниэля сродни самоубийству. Словно если он скажет ей прекратить, если она исчезнет из его жизни, то что-то важное оборвётся внутри.

И Намхён превратится только в мутный мираж, который со временем сотрётся, а воссоздать его больше никогда не предоставится возможности. Хван лежала с закрытыми глазами, с дыхательной трубкой во рту, с нестабильным пульсом и низким давлением — но её сердце билось словно новое. Громко, отчётливо — Даниэль прислушивался к девичьему сердцебиению и не мог перестать облегченно вздыхать, когда её грудь аккуратно поднималась и опускалась при дыхании.

Намхён осталась жива, и когда она очнется — Даниэль разрушит внутри себя всё, что поспособствует тому, чтобы продолжить их общение. Хван дорога его сердцу как никто другой, и разбивать её, так как овладеть с ним он сможет, Кан не может себе позволить. Ему не хватит на это элементарного мужества. Он только соберёт его по каплям и самостоятельно превратит девушку, лежащую перед ним бледной словно мрамор, в далёкие звёзды.

Комментарий к 8

я морально разбита прощальными концертами. и хочу лежать на кровати, плача и слушая их песни без остановки.

если вам больно также, как и мне. то всё будет хорошо. они живы и здоровы. они у нас есть. это главное.

========== 9 ==========

Субботнее утро было великолепным по всем параметрам, включая даже мамин очередной разговор про Минхёна. Отец не любил выслушивать их диалог, к которому всегда присоединялась потом Мина. Он считал это всё девичьей темой, поэтому забирал свой кофе по утрам в выходных и уходил к себе либо в спальню, либо в кабинет. Чаще всего Сон просыпалась по утрам с отвратительным настроением, и даже сама не понимала, в чём же заключалась причина.

Она спала достаточное количество часов, чувствовала себя выспавшейся, завтрак всегда был идеальным, настроение у всех членов семьи отличное — всё всегда располагало к её хорошему расположению духа, но Джиа была с этим несогласна. И причём всегда, но этот день казался совершенно иным.

После еды Сон молча встаёт, убирает посуду и запивает таблетки, на что мама, явно поняв, что это не Минхён, только огорчённо вздохнула. Ей не хотелось тревожить свою дочь лишними разговорами и вопросами о том, кто этот человек на самом деле. В душе она искренне надеялась, что ей повезёт так же, как и ей. Попадётся прекрасный парень, добрый и любящий её; но после недели молчания дочери она перестала пытаться.

Джиа давится этими таблетками, кривя лицо и проклиная медицину за то, что не придумала что-то хоть немного приятное на вкус. Эту ерунду ещё и водой запивать нельзя. Будто без них было легче, а тут вдобавок травиться этой дрянью, чтобы вечером не схлопотать температуру с приступом.

Закончив мыть посуду и объяснять Мине, что с ней пойти в кино не получится, Сон побежала к себе в комнату, воодушевлённая новой идеей.

Позвонить Джинёну.

В школе они разговаривали мало, в основном — из-за домашней работы или дежурства; сталкивались ещё реже, но взглядов было вполне достаточно, чтобы заполнить эти пробелы.

Джиа никогда не придавала значения простому взгляду. Для неё всегда прикосновения была куда лучше и интимнее, ближе и роднее, чем простые игры в гляделки. Но с Бэ всё казалось иначе. У Сон вообще только одна мысль — он перевернул её мир, и пока непонятно в хорошую ли сторону или плохую. Девушка с этим ещё определяется. Но в одном уверена точно — смотреть в его глаза завораживает.

Ей до скрипа в зубах нравится то, как Джинён смотрит на неё. Печально, словно брошенный щенок у порога закрывающейся двери. Тоскливо, грустно, и где-то там Джиа различает надежду. Она не знает, что видит в её глазах парень, но всеми силами пытается показать ему, что ей не всё равно.

Джиа наплевать, что стоит между ними — она решила закрыть на это глаза, когда Намхён открыла ей свою страшную тайну. Джисон бросил её во всех смыслах, и она осталась одна. Сон было совестно за мысль, проскочившую в её голове: «Как хорошо, что это не я». Она корила себя за подобное в своей голове, потому что это неправильно. Сон искренне сочувствовала Хван, и внезапно вспомнила — Джинён тоже не её.

Сколько бы азалий не появилось на её теле — Бэ останется запретной мечтой, которую она не сможет забыть без хирургического вмешательства. Джиа никогда не думала узнать, что на самом деле значит этот рисунок, смотреть на который лишний раз не хочется, ведь кроме тягучей тоски он в себе ничего не несёт.

Но Сон противится голосу разума и любуется им ночами, на уроках, во время обеда — везде, всегда, постоянно, регулярно. Это стало уже как привычкой — раз в пять минут посмотреть на него и провести пальцем, будто бы проверяя не сотрётся ли он.