ком-то, а ему нужно просто поснимать планы для очередной идеи.

Среда. Бунтующий рассудок, бьющийся в плаще догадок, стремительно выкатывающееся

солнце, разбрасывающее по небесному полю осколки сердолика и опала, судороги ночного

кошмара и утешающий низкий голос в трубке, собирающий рассыпанные созвездия в

привычную картину обыденного утра.

Тренировка. Звонки. Встречи. Тексты. Бег по кругу. Придирчивый выбор одежды на вечер (это

был испытанный способ маскировки – облегающее вечернее платье с открытой спиной, лёгкий

макияж, изысканные украшения, дорогие тонко-дразнящие духи, только сейчас – именно

«женские», – и все ведутся на этот образ, чёрт подери!): должно быть удобно, но элегантно, дерзко, но не вызывающе. Ты же не планируешь соблазнение, тебе нужен максимально

открытый разговор. И нельзя проколоться, нужно удержаться на грани, не выпуская нагретого

эфеса меча логики из жёстких ладоней необходимости знать правду.

Половина седьмого. Нужно появиться примерно через полчаса после начала, самое время, когда градус уже повышен, но ещё можно разговаривать. Руки не дрожат, в груди – холодная

яростная решимость, но только – внутри, внешне всё будет очень легко и доброжелательно. Ты

это уже делала не раз, почему тогда тебе стало так трудно? Потому, что это – слишком личное.

Потому, что от того, как ты это решишь, зависят и звенящие в шуме ветра сумерки на

притихшем пляже белого песка, и вкус смешанного с белым перцем осеннего мёда на губах, и

волна загустевшего осеннего колдовского золота, взлетающая в байкальских глаза от

расплавляющего восторга… От тебя зависит она… та, ради которой стоит жить.

***

В пресс-клубе было многолюдно. Журналисты стояли группками с бокалами шампанского, вина или рюмками водки, приветствовали входящих, непринуждённо обсуждали события и

сплетни, передвигались, напоминая аквариумных рыбок, хлопали по плечам, обнимались, негромкий гул голосов будто накрывал сверху стеклянным колпаком.

Кира зашла в зал, когда там было уже достаточно многолюдно, но её появление всё равно не

осталось незамеченным. Впрочем, как всегда, и это не удивляло, но сегодня – подспудно

сердило: особенно остро внутри чувствовалась фальшь, возникающая, как только она надевала

платье и каблуки, казалось, что это – театральный костюм, пусть и хорошо пошитый, но всё

равно – костюм, маска, неприступная, но нежилая башня, храм запрещённой религии... Сразу

несколько коллег обступили, кто-то приобнял, кто-то отсалютовал бокалом, посыпались

комплименты, обычные шуточки и подколки – всё было как всегда, и в то же время – нет.

Голоса доносились словно из-под воды, Кира отвечала, улыбалась, но внимательно скользила по

залу взглядом, разыскивая одного человека и не находя. Под сердце ткнулось разочарование: придётся подстраивать встречу, а этого очень не хотелось, чтобы не спугнуть, не выдать

личной заинтересованности. Ах, нет: знакомая фигура, не уступающая Кире ни в росте, ни в

привлекательности, на другом конце зала, весело и беззаботно… Ну что ж, это только пока.

Глубоко внутри полыхнул хищный азарт: итак, начинаем, галсами, галсами, пусть человеческая

река прибьёт сама, не будем торопиться. Кира свободно вздохнула и позволила себе окунуться

в привычный водоворот журналистской тусовки, не выпуская из поля зрения объект охоты.

Прошло около получаса, пока Кира не оказалась рядом с Воронцовой. Ослепительно

улыбнувшись и слегка коснувшись кончиками пальцев обнажённой руки, сказала:

- Привет, Дашенька! Ну что, в Париже всё готово?

Воронцова, уже захмелевшая, довольно кивнула:

- Да, всё готово.

И немедленно осеклась. Кира не переставала улыбаться и сохранять доброжелательное

выражение на лице (прав был Стивен Кинг – «иногда приходится быть сукой, чтобы

выжить…»):

- Что-то не так, Даш? Не переживай, это останется между нами.

Дарья нахмурилась и огляделась:

- Слушай, Кира, я не знаю, откуда ты всё знаешь, но давай поговорим об этом чуть позже, не

здесь.

Шалль хмыкнула про себя: «Значит, я всё знаю. Отлично. Главное, виду не показывать, что, чёрт побери, я ни-че-го не понимаю. Таааак, теперь главное – не передавить. Отходим

аккуратно на запасные позиции», - и легко согласилась:

- Как скажешь, дорогая, как скажешь. Если захочешь, найдёшь меня, я пока никуда не

собираюсь.

Дарья заинтересованно посмотрел на Киру, будто впервые видя:

- Ты великолепно выглядишь! Тебе не в журналистике работать, а конкурсы красоты

выигрывать!

Понимая, что вообще-то это – комплимент, журналистка отреагировала в нужной ей

язвительно-провокационной манере:

- Кто-то должен об этих конкурсах писать, и лучше, если это будут красивые люди. И, опять

же, боюсь, что с острыми языками туда не пускают. Хотя, как знать, как знать…

Кира кивнула и, помахав знакомым, стоявшим метрах в трёх, направилась к ним, краем глаза

уловив ошарашенное выражение лица Дарьи и записав себе в актив ещё одно очко. Если она всё

правильно рассчитала, Воронцова не уйдёт, пока не поговорит: её самолюбие было задето, а её

профессиональное любопытство – разбужено. Максимум – через полчаса.

Воронцова подошла через пятнадцать минут с двумя бокалами вина и предложила прогуляться

«туда, где потише». Кира приняла бокал, но не двинулась с места:

- Даш, если ты хочешь что-то обсудить, я вообще предлагаю нам выйти отсюда. На улице

слишком хорошо, чтобы мы с тобой сидели тут, в духоте и перегаре. Да и от чужих ушей

подальше. Как думаешь?

Дарья почесала переносицу, искоса изучая спокойное лицо Шалль:

- И всё равно не понимаю, как ты догадалась.

Киры усмехнулась:

- Я очень умная, и это меня погубит. Если ты идёшь, тогда прощайся с кем там тебе нужно, и

догоняй. Я подожду тебя на улице.

Воронцова вышла практически следом. Видимо, тема для неё, действительно, очень важная.

- Ну что? Куда пойдём? Боюсь, ты слишком шикарно выглядишь, чтобы просто так гулять по

улицам.

Кира уже собралась ответить, когда в сумочке завозился телефон. Извинившись, отошла на

десяток шагов, чтобы не услышали курившие у входа коллеги:

- Привет. Пожалуйста, я сейчас не одна и не могу говорить. Скорее всего, я буду занята ещё

несколько часов.

Шереметьева, не успев сказать ни слова, оторопело посмотрела на трубку. Откашлялась. И

ровным голосом произнесла:

- Извини, я не хотела тебя отвлекать.

Кира, вдруг осознав, как двусмысленно прозвучало то, что она сказала, мысленно чертыхнулась

и прошептала в трубку:

- Это работа. Если ты не против, я позвоню тебе до полуночи.

Александра, постаравшись прогнать приступ внезапной дикой ревности, согласно кивнула:

- Да, звони.

Кира выключила телефон и вернулась к Воронцовой, улыбнувшись со всем обаянием, на

которое была способна:

- Есть предложение посидеть на террасе, пока тепло. Там сейчас немного людей и достаточно

темно для… личных разговоров. Я правильно понимаю, нам предстоит личный разговор?

То ли из-за количества выпитого, то ли по какой-то иной причине Воронцова мягко взяла Киру

за руку:

- Ты вся светишься. Ты просто потрясающая, Кира. Я бы не отказалась провести с тобой не

только этот вечер… Если хочешь, мы можем потом… погулять…

«Значит, я более чем права в своих догадках. Что ж, тебе предстоит отвратительная ночь, и

никуда от этого не деться…», - подумала Кира и осторожно, чтобы не спугнуть отказом, вынула свои пальцы из неприятно горячей руки Дарьи, тихо сказав:

- Давай для начала просто поговорим, хорошо?

- Хорошо.

Похоже, Воронцова сочла это предложение за обещание, что, в принципе, было на руку Кире, но от этого стало ещё более мерзко.

***