ТЕРРИ БЛИК
Libertango на скрипке
Затакт[1]
Кире было восемь лет, когда она вдруг осознала, что её сердце больше, чем её хрупкое
маленькое тело. Это было пугающее ощущение: будто она оказалась внутри пульсирующего, болезненного, мощного, огромного, жаркого нечто. К несчастью, это ощущение было вызвано
первой утратой: из жизни девочки уходила скрипка.
Семья Киры жила в маленьком городке, где был всего один преподаватель по классу скрипки.
И вот эта удивительная, статная, невероятно красивая молодая женщина уезжала в
европейскую часть России. Она выходила замуж.
Кира убегала и пряталась на школьном дворе, рыдала или просто тихо сидела в кустах. Девочка
не могла думать ни о чём, кроме того, что огромные, бездонные, прозрачные глаза цвета
осеннего байкальского льда, смотревшие на неё с безмерной нежностью, будут жить теперь
лишь в её памяти. И от скрипки теперь придётся отказаться, потому что полугода, конечно, слишком мало. И сама скрипка теперь останется сиротливо лежать в запасниках музыкальной
школы...
Кто же мог подумать, что Кире понадобится ещё восемь лет на то, чтобы понять себя, потом
ещё десять – чтобы смириться, и ещё десять – чтобы принять…
Такт 1.
Это был совершенно безумный март. Мало того, что природа разыгралась и изо дня в день
строила козни, радостно демонстрируя непостоянный характер весны, так ещё и в жизни Киры
происходили непредсказуемые вещи. Впервые за пятнадцать лет у неё появилось свободное
время по вечерам и частично в выходные дни, что её совершенно не радовало. Она
предпочитала выматывать себя работой, ограниченной жёсткими сроками. Полное отсутствие
личного времени позволяло ей прятаться от себя, а приличные заработки давали ей уверенность
и независимость.
Непростое детство в многодетной семье сильно повлияло на её желание полностью
обеспечивать себя, и дело даже не в том, что хотелось чего-то материального. Наоборот, Кира
была сдержана во всём, что касалось повседневности: в еде, одежде, быту, предпочитая
простоту и умеренность.
Кира не любила безделушек, не питала страсти к дорогим аксессуарам. С самого детства она
скептически относилась к роскоши и не признавала жизни «в кредит». Она приобретала лишь
самые необходимые вещи, но непременно высокого качества надёжную технику (опять же для
работы), удобную обувь. Детский страх нищеты диктовал ей: не брать в долг и не зависеть от
финансовых обязательств. Кира жила по принципу «потребности – из возможностей».
Наверное, поэтому многие назвали бы её вполне успешной, даже богатой: собственное жильё, где напротив, через Неву, Смольный Собор, отсутствие кредитов и та лёгкость, с которой Кира
помогала деньгами коллегам и приятелям, создавали видимость обеспеченности и устроенности.
И практически никто не знал, что этой жизни предшествовали долгие годы временных
пристанищ, безликих съёмных комнат. Что квартира на Большеохтинском проспекте, недалеко
от Свердловской набережной, досталась ей неожиданно, всего полгода назад, по наследству от
дальних родственников по отцовской линии, о существовании которых она даже не
подозревала.
Эта квартира удивительно ей подходила. С первого взгляда Киру покорили большие комнаты, высокие потолки и огромные окна: здесь можно было дышать и двигаться свободно и в полную
силу. Девушке понадобилось всего два месяца для воплощения своих идей, и квартира
превратилась в комфортный, уютный, залитый светом уединённый мир. Кире очень нравилось
созданное её руками пространство, но ей редко удавалось побыть в нём больше двух-трёх дней.
Уже второй год девушка работала фрилансером сразу в нескольких крупных новостных
холдингах. Она была легендой отечественной журналистики: её имя ассоциировалось с
понятиями «темп, натиск, неизменно блестящий результат», но чтобы поддерживать эту
репутацию, ей приходилось жить на максимальной скорости. У неё совершенно не было
времени наслаждаться домашним теплом. Впрочем, это не слишком беспокоило. Постоянным
спутником Киры было одиночество. Оно-то и гнало её из дома за новыми лицами, за новыми
историями. Как только девушка останавливалась, в жизнь входили неизменные союзники
одиночества – депрессия и безысходность.
Сегодня был именно такой день. Кира лежала на огромном матрасе перед французским окном
и слушала шелест бесконечной серой мороси, сыпавшейся уже больше двенадцати часов из
грустного, тяжёлого неба. Она совершенно не могла спать, но и не могла поднять голову: изнуряющая мигрень засела в левом виске и, казалось, прогрызала в кости дупло. Кира
ненавидела это состояние мерзкой тошноты и абсолютной беспомощности, при котором она с
трудом могла говорить, не говоря уже о том, чтобы держать глаза открытыми. Такая мигрень
иногда сопровождалось обмороками, поэтому самым правильным было её «перележать».
И вот она лежала, слушала шорохи за окном и пыталась сообразить, как выполнить новый
контракт: ей заказали серию материалов в связи с намерением правительства России принять
закон об уголовном преследовании за гомосексуализм. Ей никак не удавалось отвязаться от
мысли, что в редакции BBC World News в момент выбора фрилансера сам чёрт плюнул на язык
главному редактору. А может, над ней так подшутило провидение. Ясно было одно: писать
репортажи бесстрастно и объективно будет невероятно трудно.
Кира стиснула зубы, злясь на себя за неспособность контролировать собственное тело. Как
один из авторов рубрики «Аналитика» она была обязана присутствовать на пресс-конференции
министра культуры, и не просто присутствовать, а во что бы то ни стало добиться интервью.
Разумеется, Кира уже наизусть знала досье недавно назначенного министра: Александра
Дмитриевна Шереметьева. 38 лет. Доктор искусствоведения, коренная петербурженка, происходит из семьи потомственных интеллигентов; человек прямой и решительный. Знала
Кира и то, что она несколько опасается журналистов, хотя и относится к ним с пониманием.
Но в этом знании не было никакой подсказки, как подойти к Шереметьевой и, главное, что
сказать ей в первые минуты, чтобы заинтересовать её и одновременно не спугнуть, учитывая
непростой предмет разговора? Когда нет понимания, каких принципов придерживается
собеседник, нужно иметь в запасе несколько тактик. Но с тактиками Кире сегодня не везло: её
острый ум, огромный опыт, умение отстраняться от темы пасовали перед необходимостью
вести откровенный разговор о том, о чём Кира запрещала себе думать.
Кира заворочалась и тут же пожалела об этом: её желудок, пустой уже второй день, вдруг
вознамерился выйти наружу. Пришлось перемещать себя в ванную, стоя на четвереньках
(выше было небезопасно: падать с высоты собственного роста Кира не любила). Понадобилось
несколько минут, чтобы добраться до толстого, тёплого коврика, открыть кран и сунуть голову
под холодную воду. «Ну сколько можно мучиться с этой треклятой болью! Почему до сих пор
не придумали ничего более действенного, чем просто завязать голову и лежать, лежать в
ожидании, пока мозгу не надоест болеть?» - сердито думала Кира про себя. Через какое-то
время ей стало чуточку легче, и девушка смогла выпрямиться, опираясь о стену: «Ещё пару
часов, и обязательно нужно выползти в булочную. Подумаешь, тошнит. Пора это прекратить, и
горячая чиабатта была бы очень кстати… А сейчас нужно просто подремать. Думать буду, когда очнусь. И неплохо бы ещё сегодня поговорить с ребятами, кто уже общался с этим…
