смотрели журналистке вслед.
Проехав квартал до набережной, Александра остановилась, вышла из машины и достала
телефон. Трубку взяли после первого гудка:
- Кира? Что происходит, ты можешь мне объяснить?
- Саш… Ты только не считай меня параноиком, пожалуйста. Послушай…
Александру резанула плохо скрываемая нотка тревоги:
- Я слушаю тебя, ты только не волнуйся.
- Ты же должна сегодня вернуться в Москву, ведь так?
- Да.
- Поезжай. Мне кажется, что сегодня нам не удастся больше увидеться. Я не хочу, чтобы эти
молодчики видели тебя.
- Но почему? Ты их знаешь?
- Кажется, да. Мне нужно разобраться в этом, дай мне несколько дней. Кажется, я понимаю, что с чем связано, мне только нужно это проверить.
- Я… я могу тебе звонить?
Кира невесело рассмеялась:
- Ты можешь мне звонить хоть каждые пять минут. Если бы ты знала, как я не хочу тебя
отпускать… Но ты… – Ты министр, и твоя репутация мне дорога хотя бы потому, что я не хочу
быть причиной её краха. Прости меня…
- Ты… ты думаешь, нам что-то грозит?
- Господи, Саша… Нам теперь всегда будет что-нибудь грозить…
- Но ты же видишь что-то определённое?
- Да. И я тебе обязательно расскажу. Сразу же, как только выясню.
- Хорошо. Я верю тебе. Я позвоню.
- И когда доберёшься до дома, тоже позвони.
- Но это же будет очень поздно?
- Неважно. Я буду ждать. И то, что было обещано, но не случилось сегодня, обязательно
случится потом, когда мы снова увидимся. Я люблю тебя. Уезжай.
- Я… я не знаю, что это, но, мне кажется…
Александра оборвала себя, нажала отбой и зажмурилась, прогоняя нахлынувшие слёзы страха и
разочарования, борясь с предательски защипавшим носом. Потом села за руль, включила радио, попав опять на ту же волну, что и вчера. Ей вспомнился тот первый обмен странными фразами, на пресс-конференции, и подумалось: действительно, танго – шаг вперёд, два назад…
Шереметьева потёрла лоб и щёки, прогоняя вдруг навалившуюся волчью тоску и усталость, и
медленно тронулась с места.
Пауза
Кира бросила телефон на стол, села, придвинула к себе листы бумаги и острым карандашом
стала выписывать все события, случившиеся за последние четыре месяца и показавшиеся ей
необычными. Должна быть цепочка, в которой присутствуют все элементы, вызывающие у неё
непонимание и тревогу. Должна быть связь, её не может не быть. Шалль обладала
великолепным логическим мышлением, и её журналистский опыт уже давным-давно вопил об
опасности. Угроза стала действительностью, и теперь ей не просто хотелось как можно быстрее
разобраться во всём по порядку, это стало жизненной необходимостью. Она понимала, что
какое-то время отказывалась замечать закрутившуюся вокруг неё карусель. Этому было своё
объяснение: всё, что касалось её лично, до сих пор либо не особо её интересовало, либо, наоборот, ей было интересно посмотреть, во что выльется та или иная возня. Но сейчас всё
стало совершенно иным. Когда Саша оказалась так близко, когда сквозь холодный туман, окутывавший и надёжно прятавший её внутренний мир, пробилось огромное жаркое солнце, растапливая шуршащие льдины, обещая бесконечное тепло, ей казалась невыносимой мысль
снова погрузиться в свинцовую тьму одиночества. И если она не разберётся, что за люди
крутятся возле неё, откуда берутся внезапные темы разговоров с коллегами и неожиданные
встречи, то этому пока ещё призрачному, ещё только возможному счастью не будет места, его
раздавят не только предрассудки, но и её бездействие. Нужно понять, кто хочет использовать
её в своих играх, какова цель, какие правила и можно ли из этой игры выйти без потерь. То, что
она уже в игре, хоть и против своей воли, было очевидным.
Итак, картина маслом: редактор с заданием – первое, с чего всё началось. После этого было
решение первый и единственный раз пойти в гей-клуб, чтобы понять, о чём думают люди, против которых будет направлен проект. По-видимому, именно этот визит стал причиной
нападения. Здесь две ветки, пусть и сумасбродные, но данных не хватает, поэтому примем за
рабочие версии обе. Первая – не зная правил клуба, возможно, она сделала что-то не так, подошла к кому-то не тому, посмотрела не на того – в общем, это её личный прокол, за который
последовало жестокое наказание. Надо будет постараться детально вспомнить, что было в
клубе. Хорошо, позже. Вторая ветка – это может быть как-то связано с Шереметьевой. Почему?
Потому, что она оказалась в нужное время в нужном месте, как это ни странно звучит. Потому, что все последующие события также связаны именно с ней. Начнём с конца: последняя
встреча с Дарьей Воронцовой. Затем Покровская с её странными идеями и явным вбросом
информации. И эти молодые люди сегодня во дворе, очень похожие на тех, кто сидел тогда в
ресторане. И Димка: Димка сегодня, Димка тогда… Нет, не может быть, чтобы он был замешан, он, фактически, её единственный друг. Но что, если… Ладно, запишем, потом разберёмся.
Жизнь слишком волчья, чтобы отметать фигуры из-за веры в человека… стоп! С кем он
сегодня работал? С Валей? Подругой Воронцовой? Если хотя бы допустить, что всё связано, тогда становится понятным, почему её поджидали во дворе сегодня…
Кира больше двух часов выписывала детали, составляла схемы, прочерчивала линии и, несмотря на очевидную бредовость, стала складываться достаточно стройная картина. Неясной
осталась лишь цель интриги. И мотив. Над ними нужно было ещё поразмышлять. Журналистка
потянулась, разминая затёкшие плечи, последний раз кинула взгляд на исчерченные листы и
решила сделать небольшой перерыв, чтобы дать мозгу отдохнуть.
Положив телефон в карман свободных брюк и уйдя на кухню, Кира занялась домашними
делами. Пока готовила поздний ужин, заваривала чай, потом стола у окна, глядя сквозь
фиолетовые сумерки, разбиваемые светом фар и фонарей, - всё это время она не переставала
размышлять. Журналистика, тем более такой высокой квалификации, которой она занималась
последние десять лет, включая и военную, и работу в федеральном пуле, имеет много общего с
математикой и детективной работой. Нужно уметь увидеть неизвестных в плетущихся
интригах, вычислить их, подставить возможные переменные, просчитать ходы, связать всё
воедино так, чтобы не было противоречий. И это умение у Киры было очень сильно развито, что, в конечном счёте, и было условием её успешности, востребованности, хорошего заработка
и в то же время позволяло ей выбирать свой путь, не ломая жизненных принципов. В том, что
происходит сейчас, было уже многое понятно. И цель закрученных действий тоже была
относительно вычисляема. Только ощущение от вроде бы угадываемого замысла было
гадливым: Кира ненавидела, когда её пытались использовать втёмную для решения любых
задач, а то, что это так, было несомненно.
Шереметьева не звонила. Прошло уже четыре часа с момента их расставания, и Кира тосковала.
Это чувство не отпускало ни на минуту, и, пока она занималась логическими построениями, удавалось только отодвинуть его. Кира мрачно подумала: «Теперь от этой тоски никуда не
деться, она станет постоянной моей спутницей, особенно если я не решу эту чёртову
головоломку. Да даже если и решу, не в нашей стране нам жить вместе. Саша права, я ничего
умного тут не придумаю. Сейчас пусть идёт всё, как идёт. Что я могу ей предложить? Всё, что у
меня есть. Хотя она ещё не просила. Может, это ей не будет нужно. Но если – будет? Конечно, можно переехать в Москву. Работа – она везде работа. Но и там – разве мы сможем жить вместе?
Будем видеться урывками, прятаться, маскироваться, но всё равно нас вычислят, хотя бы
потому, что я уже уехала из Москвы почти год назад, и моё возвращение в журналистской
