Горячие струи вдруг показались Александре жалящими, и она быстро закрыла кран, вытерлась
огромным белым пушистым полотенцем, накинула любимую домашнюю длинную футболку и
босиком отправилась на кухню. Достав из холодильника мартини, налила себе полный бокал, повернулась к окну и долго стояла, смотрела на ночной, но всё время спешащий куда-то город
и думала, думала, думала о себе и о Кире, представляя, что когда-нибудь у неё получится
рассказать ей всё…
Такт 14
Сутки. Трое. Десять дней. Две недели… Бег, рукопашка, статьи, материалы, написать, отправить, изучить, сдать тесты, опять бег, опять рукопашка, опять статьи… по кругу, по
кругу, почти машинально, почти без эмоций, но только почти, скрываясь под маской тонкого
льда, горько-солёного, нежно-безумного, слегка утешающего, но только слегка, не ждать, не
надеяться, пусть воздух и жжётся от образов диких, пусть кажется, что от сердца отняли
большую часть, не думать, не ждать…
Из всех колонок в доме гремела или шелестела музыка. Реквием, болеро, танго… Ни к чему не
обязывающие посиделки с коллегами. Барабанный бой… Бушующий скрипичный концерт.
Лёгкий трёп с Димкой. Сурганова. Мирей Матье. Мишель Легран. Много пива и устриц ночью
на балконе. Сурганова в наушниках. Танго. Танго. Стинг. Шер. Сурганова. Танго… Бег, рукопашка, статьи, материалы… Но всё – как-то издалека, лишь душа скукожилась, свернулась
вокруг Александры…
Кира ждала: «Ты нужна мне. Что ещё, кроме этого? Ты нужна мне. Я хочу быть рядом с тобой.
Хочу держать тебя на руках, хочу разувать тебя, когда ты приходишь с работы, кормить тебя
ужином, завтракать с тобой, пить кофе из твоей кружки, таскать из твоей тарелки макароны, отдавать тебе всё самое вкусное, мазать тебе спину кремом от солнца, подкладывать под
подушку или в сумочку маленькие коробочки с сюрпризами, дарить тебе цветы и путешествия, утешать и смешить тебя, согревать твои руки, покупать тебе мороженое, поить тебя
шампанским, хочу и до дрожи в коленках боюсь познакомиться с твоим сыном, хочу ходить с
тобой и ним в кино, хочу играть с ним в футбол и гонять на велосипедах и ждать тебя вместе с
ним из твоих командировок, читая книги или хохоча над дурацкими комедиями и постоянно
прислушиваясь в ожидании твоих лёгких шагов, задрёмывая и просыпаясь… хочу быть с тобой
ночами, когда лопаткам щекотно, и дико, бессонно, чуть стоит подумать… и дышишь неровно, и неукротимо уже, безоглядно, и буйно, и грубо, и беспощадно… а губы уже зажигают пожары
на коже и в пальцах, и хочется даром отдать себя ласке… и «дальше…» уже ты не просишь, и
только безумно, и дерзко, и остро, и больно, клубок нераздельный, и втиснуть бы сердце твоё –
всё – в моё… беспомощно-резко… хочу, чтобы ты хотела того же… Если ты позвонишь или
напишешь, я скажу. Держать в себе? Бояться? Чего? Хуже уже не будет, но я буду знать, бывают ли в жизни сказки…».
***
Стояло сизое, будто похмельное утро, облака в небе, похожем на опрокинутый омут, ёжились
от холодных ласк почти осеннего дождя, замирали разорванными флагами и сбегали
стыдливыми девчонками, прикрывая ободранные коленки от лениво встающего солнца. Кире
не спалось. Негромко мурлыкал в колонках терпкий голос Патрисии Каас, дымился коричный
кофе в гладкой высокой кружке, сырой воздух карабкался в комнату из раскрытой балконной
двери, после традиционной тренировки в мышцах была приятная усталость, и можно было
садиться работать. Кира привычно открыла почтовик и нервно вздохнула. Среди всех писем –
одно, как грёза, как выстрел, как орёл в сине-лаковой горячей вышине...
- Если наше сотрудничество ещё в силе, то пятнадцатого июня, в одиннадцать утра, в НГТУ.
Отдельной встречи с журналистами не будет.
И больше – ни слова. Ни «здравствуйте», ни «до свидания»… Это было так не похоже на
Шереметьеву, с её утончённой вежливостью, и больше всего напоминало сердитую подругу, что Кира широко улыбнулась: «Кажется, у меня есть шанс всё исправить. Если она ещё
сердится на меня, если всё ещё приглашает, значит… Или не значит? Так, не начинай!
Решилась уже, что толку идти на попятный? Я найду способ поговорить с тобой наедине, и этот
морок кончится. Быстро, быстро, рейсы, расписание… Если лететь и успеть, то надо завтра.
Так, сайт, карта, бронь…».
За быстрыми и точными движениями Кира старательно прятала от самой себя нараставшее
волнение, вспугнутым птенцом забившееся в висках. Только вот чем бы себя занять до завтра?
Что по расписанию? И событий больших нет, лето… Ладно, отработаем пару встреч, это до
обеда, а что потом? А, упрёмся – разберёмся. Главное, до завтра дотерпеть…
***
На набережной после обеда – не протолкнуться. Белоснежная стайка столиков привольно
расположилась под раскидистыми клёнами, солнце довольно плескалось лучами на прохожих.
Кира дописывала новости и допивала кофе, когда телефон завибрировал: Дарья Воронцова, с
«Пятёрочки». Неожиданно… Кира нажала на кнопку:
– Привет, Даш!
– Привет! Ты занята?
– Да не особенно, заканчиваю уже.
– Ты где сейчас?
Кира сказала адрес.
– Отлично. Сколько времени ты там будешь ещё?
– Минут пятнадцать, а что такое?
– Просто я неподалёку, хотела бы с тобой увидеться. Ты можешь меня дождаться?
– Да, конечно, не вопрос.
– Тогда до встречи, скоро буду.
Дарья отключилась, а Кира недоумённо посмотрела на телефон: странно, раньше Даша не
отличалась такой таинственностью… Может, с Димкой что-то случилось? Дарья ей нравилась, она была открытая, умная, яркая и в ней напрочь отсутствовали снобизм и спесь. И хотя они не
были близкими подругами, но встречались в последние месяцы часто, и в её обществе Кире
было легко и комфортно.
Кира быстро закончила статью, отправила редактору, выключила и убрала лэптоп, допила
кофе, и откинулась на спинку стула в ожидании.
Через несколько минут появилась Дарья: летящая, жаркая, в тонких хлопковых брюках и
футболке, в бамбуковых туфлях на низком каблуке, буйные тёмные кудри повязаны
легкомысленным платком, подошла и буквально рухнула на соседний стул. Кира весело
глянула на Воронцову:
– Откуда ты мчишься?
Воронцова рассмеялась:
– Не поверишь, сегодня я первый день в отпуске, но ноги уже не держат, я столько на работе не
бегаю.
Кира пожала плечами:
– Почему же, очень даже верю. Планируешь ехать куда-то?
Дарья в ответ пожала плечами:
– Как раз сегодня пытаюсь решить – то ли в Италию, то ли во Францию. Куда девчата найдут
путёвку, я уже их озадачила. А ты? Останешься на всё лето здесь?
Кира в задумчивости почесала бровь:
– Я вообще-то не думала про это лето. Пока ещё.
Воронцова с удовольствием потянулась, изогнувшись так, что футболка полностью повторила
все соблазнительные изгибы её тела, вытянула длиннющие ноги и иронично прошептала:
– Открою тебе страшную тайну: лето уже началось, и шестая часть его уже даже закончилась.
Будешь долго думать, останешься без приключений!
Кире стало смешно:
– Спасибо за совет, я подумаю. А теперь рассказывай, зачем ты меня искала, не для того же, чтобы ткнуть носом в календарь?
Дарья медленно повернула голову и с нарочитой внимательностью оглядела Киру, отметив и
белую рубашку с коротким рукавом, расстёгнутую до ложбинки, и стального цвета лёгкие
брюки широкого покроя с оригинальным высоким поясом, и удобные летние туфли на низком
каблуке:
– Хорошо выглядишь. Поговорить с тобой хочу. Про Казань.
Ого! – внутренне охнула про себя Кира. Конечно, она понимала, что в Казани её не
объяснённое ничем отсутствие полдня и последовавший отказ от тусовки в клубе вызовет
вопросы, но не подумала, что у Дарьи. Конечно, она могла ничего не говорить, однако знала, что с Димкой такая тактика не пройдёт, поэтому собиралась сказать полуправду: гуляла, ужинала в кафе, думала, работала. Всё верно, а про неожиданную спутницу и знать никому не