— Мы не затрагиваем эту тему днём, — вкрадчиво произнёс он.

— Да, точно…

— Скоро нас по палатам разгонят. Так что иди в свою, заодно познакомишься с соседками.

Я вновь иду по коридору, сворачиваю в сторону 13 палаты. Открываю скрипущую дверь. Внутри 6 кроватей, но заняты лишь три. На одной из них сидит кудрявая девушка. Я обмерла на месте: та самая девушка, улыбнувшаяся мне из окна. Я тогда ещё отметила её большой рот. Сейчас он казался поменьше, но всё равно, одноклассники бы напридумывали множество эпитетов касательно данной особенности. Она дрыгала ногами и пыталась при помощи битбокса спеть какую-то песню.

— О! Новенькая?!

С этими словами она вскочила и набросилась на меня, словно ураган.

— Да ладно? Откуда? Как зовут? Сколько лежать будешь? С чем проблемы? Тебе нравится здесь? С кем-то познакомилась? Или уже знаешь кого-то отсюда?

Всё это она выпалила на одном дыхании, тараторя с огромной скоростью.

— А меня зовут Элли, я тут уже 3 месяца! Я тут всех знаю, так что если что-то надо — обращайся. Если надо пронести что-то — это тоже ко мне. Скоро придет Элис, вот у неё контрабанду просить не надо, она ябеда страшная, хочет выкарабкаться отсюда, бедняжка. А ещё Габриэль, она тупая, зато приставать будет очень сильно. Да-да, именно в этом смысле.

Она не дала мне вставить и слова. Ну просто девушка-катастрофа.

— Хорошо, что ты пропустила ужин, потому что нам такую бурду сегодня подавали! В принципе, нам всегда подавали бурду, но сегодня это какая-то особенная бурда, мне пришлось выплюнуть её. Мисс Алингтон пронесла мне тайком пирожки с капустой, я слопала их за обе щёки. Ты ведь у неё наблюдаешься? Она очень добрая и тоже поможет, если что! А вот мистер Эррони злой, он такой усатый с лысиной. Элис как раз у него наблюдается. Вот его опасайся! — она склонилась надо мной, приблизив полные губы к моему уху, — Опасайся изолятора. А тебя туда вполне могут поместить, с твоей-то аурой.

Дверь отворилась. Вошла тощая, с мальчишеской фигурой коротко остриженная девушка. У неё были черные, как смоль, волосы и острый носик. И ряд мелких зубиков. А ещё она была смуглая и конопатая. Вообще, в целом у неё был дикарский вид, так мне почему-то казалось. И подростковое очарование. Почему-то я представила её на фоне дам в платьях и корсетах на пляже. Дамы переодеваются в купальные платья, заходят в воду по колено и весело щебучут, несколько раз побрызгавшись, а потом выходят из воды. А дикарка с разбегу кидается прямо в воду и начинает отчаянно плескаться и всячески шуметь. Не знаю, откуда я взяла эту сцену.

— В общем, добро пожаловать в наше увеселительное заведение! — как ни в чем не бывало, воскликнула Элли, — А вот и Габриэль явилась!

Габриэль хищно на меня посмотрела и ухмыльнулась, высунув кончик языка.

— Покажи свои шрамы, — сказала она.

— Вот ещё. Значит так, раз вы стали моими соседками, вам следует уяснить несколько простых правил. Правило первое: не мешать мне. Правило второе: не лезть в мои дела. Правило третье: не приставать ко мне, Габриэль, не вздумай приставать ко мне и тем более просить показать шрамы. Если не хочешь обзавестись своими.

— Очень хочу! — с придыханием воскликнула Габриэль, — Шрамы — это, типа, сексуально!

— Нет, — твёрдо сказала я, заглянув ей в глаза.

Габриэль пожала плечами и повалилась на кровать, достав из-под подушки журнал с голыми мужиками. Элли куда-то ушла.

В 9 часов появилась мисс Алингтон, ведущая за руку Элли и Элис — румяную шатенку с пластырем на носу —  и объявила отбой. Выключился свет.

— Хочешь прогуляться? — шепотом спросила Элли.

— Нет, я спать хочу, — таким же шепотом ответила я.

— Мне тоже гулять не хочется. Я набираюсь сил перед Ночью, Когда Все Двери Открыты.

Я промолчала.

— Поговори со мной, — шалобно попросила она, — Мне страшно.

И мы говорили, свесив головы с кроватей. Говорили тихо, шепотом, боясь разбудить Элис, которая тут же настучит на нас. Обо всём на свете: о дельфинах, о ракушках, о кленовых листьях, о красках, о бусах, о папуасах, об индейцах. А потом сами не заметили, как заснули.

====== О двоих, бессильной любви и поломанных судьбах ======

Ночью опять мне снилась машина, срывающаяся в пропасть. Марк сидел за рулем, не шевелясь, и глядел вперед мертвецким взглядом. От него очень сильно пахло алкоголем. Как от моего отца.

— Я люблю тебя, тысячу раз люблю, миллион раз люблю. Пусть эти слова навеки повиснут в этой тьме. В этой тьме внутри тебя.

Мы падаем, падаем в бесконечность. Мы легки, как осенний листок, гонимый порывами ветра. Стекла покрываются инеем, моё дыхание превращается в пар. А вот его нет.

— Марк, прекрати это сейчас же! — испуганно кричу я, — Жми, жми на тормоз! Жми на тормоз!

— Если ты не разделяешь мои чувства, тогда моей любви хватит на двоих. Мы разделим друг с другом смерть.

Он сломал тормоз!

Мы падаем всё быстрее. Внизу нас уже поджидает пламя. А в машине ещё холоднее. Мои ресницы покрываются инеем. Сопли замерзают.

— Мы вместе погибнем.

— МАРК, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ, СЕЙЧАС ЖЕ ОСТАНОВИ ЭТУ ГРЕБАНУЮ МАШИНУ!!!

Пламя поглощает нас, машина взрывается, а он не издает не единого крика. Даже когда рассыпается пеплом на моих глазах. Его лицо неподвижно, как у куклы.

Я люблю тебя, Сандра. Я люблю тебя, Сандра. Я люблю тебя, Сандра. Я люблю тебя, Сандра. Я люблю тебя, Сандра.

Думаешь, смерть остановила меня? Она ещё больше связала нас. Ты не отвергнешь меня и не сбежишь от меня. Свяжи меня по рукам и ногам и закинь на дно реки, я буду вещать и оттуда. Моя любовь настигнет тебя.

Он сгорает, а я просыпаюсь в холодном поту. Снова час до рассвета. Элис крепко спит, Габриэль и Элли спят в обнимку, дикарочка закинула на неё ноги и трется грудью о неё, что-то бормоча во сне. У изголовья пустой кровати лежит сухая ветка с завявшими цветами. У окна промелькнула тёмная фигура. Я распахиваю окно и выпрыгиваю из него, благо мы на втором этаже, а внизу мягко.

Он испуганно смотрит на меня. Бедно одет, по-простому. По нему видно: пропащий. И в то же время это зашуганый испуганный ребенок.

— Кому ты ветку подарил?

— Она ушла. Я хотел поблагодарить её. Но опоздал.

— Куда она ушла?

— Туда, откуда не возвращаются.

— В изолятор что ли?

Он помотал головой.

— В клинику для особых случаев?

— Видимо.

— Жаль…

— А у тебя что?

И я опять ему пересказала. В сотый раз уже это делаю, надоело.

— Его любовь не дает вам разойтись. Он настолько любил тебя, что даже смерть не смогла его ухватить. Но эта любовь разрушительна для вас обоих. Вы сгорите в ней. И всё же я хотел, чтобы у меня было так же. Февраль исчезла навсегда. Такие, как она, исчезают всегда. А я исчез вместе с ней.

— Февраль?

— Да, она была возрождением. Обычно говорят, что противоположности притягиваются, но у нас было не так.

Он поднял кверху ладонь. На ней лежал белый цветок, покрытый блестящими капельками.

— Казалось, нас всегда было двое. Мои мысли — эхо её мыслей, её мысли — эхо моих мыслей. Мы понимали друг друга с полуслова и не расставались ни на минуту. Никогда не было ни меня, ни её. Были только мы. Переплетенные тела. Переплетенные души. Унисон дыханий. Смешание дыханий. И пусть весь мир горит в огне, я бы последовал за ней хоть в самое пекло.

Он сжал цветок. Бледные лепестки посыпались на землю.

— Вселенная на двоих. Казалось, вечность мы тоже разделим на двоих. Словно два осколка одной души, разделенной по нелепой случайности.

Он рассказывал это бесстрастным голосом. Не как будто он это твердил уже тысячу раз. Как будто это всё не касается его.

— Это произошло 16 июля, в 19 часов 30 минут. И, по-моему, 25 секунд. Она подошла к краю платформы. Секунда — и она бросилась вниз. Задралась юбка, показались её трусы с белочками. И бледная кожа с синими венами. Та секунда была самой длинной в моей жизни. Она медленно падала, юбка медленно колыхалась. И так же медленно пронесся мимо железный длинный зверь, создав ураган, едва не сбивший меня с ног. Точнее, сбивший. Точнее, я сам упал.