— Может, ещё по стаканчику? — предложила Фальдра.
— Давай, — хором согласились ребята.
Андариан был зол. Он тащил на себе обмякших Грахара с Тархи, согнувшегося в три погибели Клука и явно недовольного Фендора. За ним шли смущённые учительницы.
— Грахар, Тархи. Вам сколько раз объясняли не взаимодействовать с эфемерными сущностями без сопровождения взрослых? Это же элементарное правило, которое знает даже младенец! Или я слишком высокого мнения о человеческих интеллектуальных способностях и умении вовремя притормозить? — отчитывал горемычную парочку эльф.
Клук навалился на Лармину. Та сочувствующе погладила его по голове и дала ему выпить воды. А тот… А что тот? Запачкал каменистую дорожку…
— Тархи, от тебя я такого не ожидал. Ты же взаимодействуешь со хтоническими сущностями. Вообще нет тормозов? — не унимался Андариан.
— Ты же чернокнижник, ты же чернокнижник, — забормотала та. — Я это уже тысячу раз слышала.
— Хочешь вернуться туда? — осведомился эльф.
— Нет-нет! — испугалась Тархи. — Прости, Андариан.
— Какой урок ты усвоила? — угрожающе нависла над ней Санахи.
— Не взаимодействовать с эфемерными существами без сопровождения опытного взрослого, — удрученно откликнулась та.
— Напиши это 100 раз, чтобы лучше запомнить.
— Судя по блеску в Ваших глазах, мне придётся сделать это собственной кровью…
— Что я, зверь какой-то, что ли? Нет-нет, это не в обиду зверям было сказано, мишка… Нет, милая, ты всего лишь отпечатаешь эти слова в своём сознании, написав их огненными буквами перед мысленным взором… Тебя касается тоже самое, Грахар.
Ребята тяжело вздохнули и принялись за дело.
— Клук, теперь ты понимаешь, что не надо ввязываться в авантюры? — ласково спросила Лармина, гладя его чёрные волосы.
— Я больше так не буду, — простонал он.
И не важно, что он обещал это уже не один раз. Всё не важно, пока её пальцы касаются его головы и спины, а голос так нежен. Не важно.
====== Любовная записка ======
Андариан и басистка сидели на скамейке под розоцветом. Ветер разбрасывал нежно-розовые лепестки, ложащиеся собеседникам под ноги.
— Ты когда-нибудь слышала эльфийскую музыку? — спросил эльф.
— Да, в барах, — сказала басистка.
— Нет, не городскую. Столичные эльфы — фальшивка. А я говорю о настоящей музыке.
Его тонкие пальцы тронули арфу. И вокруг ребят затанцевали призрачные люди, скакали призрачные кони со всадниками и скрещивались клинки. Расцветали ныне исчезнувшие цветы и воздвигались замки, которые теперь обратились в прах.
Плыви, мореход, рассекая зелёные воды,
С поднятым парусом, несмотря на невзгоды,
Там, где высятся горы и лежит клочками туман,
Ты увидишь силуэт неведомых стран.
Там звёзды — ночные светила, и море песни поёт
И ветер шепчет эльфам сплетения нот,
Не смолкает свирель и мгновенно рождаются песни,
Там нет места тиранам, вражде и болезням.
Звон мечей там не слышен и смерть те края избегает,
Негодяи страшатся громкого смеха и собачьего лая,
Там пожимают руки враги и сирот принимают в семью,
Ищи, мореход, сквозь дни и ночи эту страну!
Сквозь толщу веков слова Светлой ты помни:
«Там, вдали от вершащихся козней,
Раскинется край, где пищей льву будет сено.
А пламя драконов костром станет безвредным.
Я скрою то место, туманом и штормом,
Место, где братаются эльфы и гномы,
И деревья уже не молчат, а шепчут нам сказки
О том, мир окрасила в яркие краски
Та, что жадно любила живое,
Та, что есть всё — смешное, вечное и простое,
Единственная, кто побеждает ничто».
И ты их услышишь, найдя тишину и покой.
Они сидели в тишине сгущающихся сумерек, закрыв глаза. Несколько минут им не требовались слова, а потом басистка невольно всё разрушила:
— Это какая-то эльфийская легенда?
— Это явь. То, что было и будет всегда, и это единственное, что всегда незыблемо, — сказал эльф, — Глупцы могут сколько угодно утверждать о тонкой грани между добром и злом, но мы, эльфы, знаем: свет всегда побеждает тьму, потому что сильнее. Как правда сильнее лжи.
— И где эта страна находится?
— Где-то на пороге истины, — сказал эльф, — Везде и нигде.
— То есть?
— Внутри нас.
Клук не мог предложить ни песню, ни тем более красивую легенду. Да и Лармина не стала бы слушать. Каждый вечер она приходит к реке и садится на краю пристани, опустив босые ноги в воду. И в мыслях она была далеко отсюда, на паруснике, качающимся на волнах. Когда-то ещё девочкой она была нищей попрошайкой, которая глядела на корабли в гавани с богатыми дамами. А у неё не было ни корабля, ни даже хоть одной монетки. Пила она остатки самогона в баре, питалась объедками. Бывало, что за кусок мяса она дралась с уличными псами. И единственной отрадой в её жизни была эта самая пристань, куда она убегала из трущобных переулков, чтобы вдохнуть бриз и солоноватый аромат океана.
Это была та страна, которую она хотела изменить. Если её крылья оборваны, то пусть хотя бы другие смогут вырваться из этих стен и полететь.
Да, вот именно такой девочкой-оборванкой капитан её подобрала. Лармина, прельстившись свободной жизнью пираток, отправилась с ними в море. Она надраивала палубу, слушала крепкие словца морячек и ела рыбную кашу. Те дни были счастливыми, но море рано или поздно забирает своё. Она не задавалась вопросом, почему именно они. Она знала, что когда-нибудь они воссоединятся со своим единственным возлюбленным-морем вечным браком. «Лучше умереть в объятиях морской пучины, чем лишиться её навсегда, ступив на землю», — так гласит старая моряцкая пословица.
И всё же… И всё же. Почему море оттолкнуло её? Почему не забрало с ними? Теперь все её мечты обратились в морскую пену, и она бесконечно одинока…
Клук посмотрелся в зеркало витрины. Поправил на себе меховую шапку и знаки на лбу. А потом сделал несколько робких шагов в сторону Лармины…
— Госпожа? Почему Вы сидите в таком месте в одиночестве?
Лармина не обернулась в сторону Фендора, но мгновенно подобралась.
— Это место обитания портовых нищих, а те особой благовоспитанностью не отличаются. И Вам очень повезёт, если с Вас всего лишь сорвут Вашу тунику, расшитую золотом… Да, и ещё, лучше бы Вам вытащить ноги из воды, а то русалки схватят Вас за них и утащат к себе. Говорят, они заключают браки с людьми…
— Что за стереотипы?! — возмущенно донеслось из воды, — Если мы позищаем людей, то это не значит, что мы женим их на себе! Следите за словами, молодой человек!
— Мне всё равно, — жестко оборонила Лармина, — Если бы было возможно, я бы окрасила эту реку в цвет их крови. Как когда-то море окрасилось в цвет их моих… Моей…
Фендор обнял её сзади, зарывшись носом в её волосы. А Лармина заплакала, неожиданно для себя понимая, что плачет по ним впервые. Слёзы капали в воду — такие же солёные, как море…
А Клук смотрел на них замершим взглядом. А потом повернулся и ушел, едва сдерживая себя, чтобы не обернуться. Образ Фендора, обнимающего Лармину, впечатался в его сетчатку глаза, как ему казалось, навсегда. Он с самого начала замечал, что Лармина к нему наровно дышит, просто не желал признавать правду: эта женщина никогда его не станет.
Уходя, он не заметил, как отлетел листочек со стихом, им сочинённым:
Лармине
Крутая пиратка и гроза всех морей,
Как жаль, что не станешь моей.
Как жаль, что не дашь ты мне свою руку.
Как жаль, что не видишь ты мою муку.
Проигравшие уходят, и уходят красиво,
С лязгом металла и кровавым заливом.
Победителю — всё, победители правы.
Они забирают красавиц, дифирамбы и лавры.
Я не пёс, что виляет хвостом и лежит кверху брюхом,
Я не стану заливать тебя кровью, уподобившись слухам,
Как побеждённый, уйду я гордо, уйду я красиво,
Но там, где солнце восходит, ты найдёшь меня, дива.
Фендор, поднявшись, кивнул ей и ушел. Странный всё-таки он человек — приходит так же внезапно, как и уходит, и никогда не знаешь, чего он хочет — то ли презрить, то ли утешить. А может быть, за толстым слоем льда не скрывается ничего, ни камина, ни головешки?
