— Мастер Ремус, вам нельзя здесь находиться, — пискливо говорит она, — вы должны быть в своей комнате! Мастер Сириус будет огорчен, он не любит, когда кто-то разглядывает его школьные вещи…

— Тибби! — раздается через стены голос Блэка. Он умудряется проделывать эту штуку раз за разом — просто повышает голос без крика. Должно быть, соседи-магглы считают, что Тибби — или его жена, или собака, потому что слышат это имя по десять раз на дню.

Она в ужасе, разрывается между тем, что должна делать.

—Мне надо…

— Иди, иди, я скоро спущусь, — говорит Ремус, и Тибби аппарирует прочь. Еще секунду он глядит на альбом, потом прячет его в карман кардигана.

><((((o>

Ремус не думал, что ему так сильно может понравиться Сириус Блэк. Но чем больше времени они проводили вместе, тем больше Ремусу хотелось оставаться с ним и дальше. Блэк умный, веселый, острый, как бритва. Не добрый — скорее, он постоянно проявлял жестокость, — но чем больше времени проводит с ним Ремус, тем сильнее понимает, что это всего лишь легкомыслие. Глубоко укоренившееся, выученное превосходство, Блэк принимает его как само собой разумеющееся, и это не столько злит Ремуса, сколько заставляет чувствовать жалость.

Он никогда не признается в этом. И не признаётся — разве что захочет разорвать дружбу, или как еще их отношения можно назвать, по швам.

Время от времени они встречаются. В послеобеденный перерыв Блэк присылает Ремусу школьную сову. Джеймса это сводит с ума («Кто такая Селена Браун, кто, кто, кто, кто, почему она все время шлет тебе сов, она не из Бобатона, не с фамилией Браун, а она из донкастерских Браунов, ну почему ты молчишь, ну куда ты идешь, не убега-а-ай, Ре-е-емус!!!», но этого вполне достаточно, чтобы сохранить тайну.

Они в одной из теплиц: оказывается, Блэк не просто хорош в гербологии, она ему нравится — странный, причудливый поворот событий. У него там выводок хищных растений из Бразилии, и он осторожно кормит их кусками печенки.

— Снова пришлось убегать от Поттера?

— От Питера. Слишком уж он быстро бегает для того, кто мог бы кататься по коридорам, — с теплотой в голосе произносит Ремус. И ему, и Джеймсу разрешалось подшучивать над плотной фигурой Питера, а Блэку нет. Высказывая свое мнение, он просто хмыкает. — Извини, что опоздал.

— Не приближайся с той стороны, их я еще не кормил, — предупреждает Блэк. Растение огрызается, и Ремус отшатывается в сторону. — Замечательно, отличная демонстрация легендарной гриффиндорской храбрости при встрече лицом к лицу с растением.

— Оно на меня огрызнулось!

— Я огрызаюсь на тебя как минимум трижды при каждой встрече, а ты все равно возвращаешься, — отмечает Блэк, и Ремус не может с этим поспорить. Он просто замолкает, и, когда Блэк заканчивает с кормлением, стягивает перчатки и опирается щекой о кулак. — Просто скажи, что занимаешься лечебной гербологией.

— Никто не занимается лечебной гербологией, — отвечает Ремус. — Я даже обычную не собирался брать в следующем году, решил, что СОВ по ней будет достаточно.

— Ни зелий, ни гербологии. Только не говори, что собираешься сдавать ТРИТОН по прорицаниям…

Ремус смеется. Прорицание было популярным поводом для шуток, ничего сложного, потому что учительница постоянно зажигала слишком много ладана и засыпала, но его никто не выбирал, да и не надеялся что-то выучить. Ремус не выбирал прорицаний, зато Джеймс — да, и уверял, что это самый лучший предмет, там можно поспать еще как минимум час.

— С чего тебя так интересуют мои ТРИТОНы? Хочешь и там за мной следить?

— Я выбрал те предметы, которые велел отец, благодарю, — слегка раздраженно отвечает Блэк. — Утром он прислал мне письмо, и там было о защите, о зельях, и, конечно, никакой гербологии, зачем тебе гербология? Все уже решено. — Он не сводит взгляда с растения перед ним. — Конечно, какая разница? Когда я переберусь в Лондон, смогу завести целый сад, и что он сделает? Сожжет его?

Повисает пауза, потому что до указанного момента еще два с половиной года, целая жизнь, но, как кажется Ремусу, когда приходится отстаивать честь семьи, будущее оказывается прямо перед ним, и в каком-то смысле оно так отчаянно безнадежно, что он даже понять его не надеется. Ремус не может отогнать от себя мысль о собственном будущем, о том, что настоящей работы он, скорее всего, никогда не получит.

— По крайней мере ты можешь заняться работой, которая тебе нравится.

Тогда Блэк поднимает голову, выглядя одновременно оскорбленным и сконфуженным. Очень странное выражение лица.

— Не начинай себя жалеть, это некрасиво.

— Красиво? Что, прости? — цепляется Ремус к сказанному, сейчас же собираясь продолжить в том духе, будто у него других дел нет, кроме как заботиться о том, чтобы его будущие проблемы с работой показались красивыми наследнику древнейшего и благороднейшего семейства Блэков, но тут замечает, что лицо Блэка заливается румянцем.

Пару секунд он молчит, а потом следует нечто вроде атаки пьяного медведя. Ремус ни разу не представлял, что будет целоваться в первый раз в теплице. Что это будет так… мокро и совсем не романтично.

И еще он не представлял, что поцелуй случится с Сириусом Блэком.

— Я…

Повисает молчание, и Сириус (потому что нельзя сначала поцеловать человека и продолжить называть его по фамилии, это грубо) встает и начинает собирать вещи.

— Нет, Сириус, погоди…

Но тот поворачивается, и кончик его палочки направлен на Ремуса.

— Только посмей. Только посмей сказать кому-нибудь хоть слово, это не… ты оборо… — начинает он, и в его голосе снова слышится тот приводящий в ужас холод, а еще дрожь настоящего страха, но Ремус подходит ближе, и второй поцелуй получается куда лучше, чем первый. Слышится стук палочки, которую Сириус роняет на пол.

Ремус никогда не думал, что безумие может быть настолько потрясающим. Ему казалось, что земля задрожит, а небо порыжеет, но нет, это чувствуется, словно прилив магии, которую переживаешь, наколдовав особо удачное заклинание.

Это — пальцы Сириуса у него в волосах, и это же — неожиданный удар кулаком в лицо.

— Ты совсем сдурел? — требовательно выкрикивает Сириус. — Ты что, не знаешь, кто я такой?

— К несчастью, я даже слишком близко с тобой знаком, — шипит Ремус в ответ и тянется за палочкой, но Сириус неожиданно снова целует его, щека болит, боль стреляет в шею, но останавливаться нет сил — так это приятно. — У меня кошмар? Это что, правда кошмарный сон?

— Заткнись, — приказывает Сириус и снова целует его, и на этот раз они стоят посреди теплицы, прижавшись губами друг к другу, и пытаются разобраться с головоломкой тел и носов, чтобы не прерывать поцелуя.

И они не прерываются, по крайней мере, еще немного, пока Ремус не вспоминает, что опоздал на занятия с Эванс и Джеймсом, и, если он немедленно не появится, Эванс заколет его тупым концом палочки.

— Мне пора… — бормочет он в перерывах между поцелуями. Теперь они уже у стола, и Ремусу плевать, что острый угол впивается сзади, потому что целоваться так здорово.

— Лучше бы у тебя была уважительная причина, — отвечает Сириус, касаясь губами его шеи.

Ремус отталкивает его, и Сириус со смущенным видом отступает.

— Нужно предотвратить убийство, — говорит Ремус и снова прижимается губами к губам Сириуса, очарованный тем, насколько это легко, — и, учитывая, что придется объяснять, откуда у меня фонарь под глазом…

— Да, хорошо, хорошо, — отвечает Сириус и великодушным жестом машет рукой. — Иди, свободен. Мне все равно надо закончить с растениями.

Ремус, улыбаясь, уходит, но на пороге оборачивается.

— В конечном счете тебе придется объяснить, что это было.

— Иди, — приказывает Сириус, и Ремус захлопывает дверь.

Он возвращается в замок и направляется к лестнице, когда в него попадает заклинание, которого Ремус, рассеянный сейчас, не заметил. Он хватает ртом воздух. Из-за колонны шагает Снейп, он в гневе — холодном, рациональном варианте гнева — но Ремус только тянется к чему-то невидимому. Словно воздух вокруг обратился в снежную кашу, которую можно только пить.