– Ещё как серьёзно, Сэл! Хочешь – сама проверь по словарю. Тебе известно, на что она живёт, то есть кем она работает?

– Да, – я была рада, что могу ответить. Я была рада знать хотя бы что-то. – Она медсестра.

– Вот оно! – оживилась Фиби. – Ты бы доверилась медсестре, чьё имя означает мёртвое тело? А эти её волосы? Тебе не кажется, что все эти торчащие лохмы – просто жуть? И голос у неё ужасный: как будто ветер шелестит мёртвыми листьями.

В этом и заключалось обаяние Фиби. В её мире просто не было места обычным людям. Они могли быть либо безупречными – как её отец – или, в большинстве своём, психами и маньяками с топором. И она могла убедить меня в чём угодно – а уж про Маргарет Кадавр и подавно. И для меня с того дня волосы Маргарет Кадавр выглядели жутко, а голос звучал в точности как шелест мёртвых листьев. Почему-то мне стало проще иметь дело с Маргарет, когда появились причины её не любить, – а я определённо её не любила!

– Хочешь узнать страшную тайну? – спросила Фиби. (Я хотела.) – Обещай, что никому не скажешь. (Я обещала.) – Может, я лезу не в своё дело, – сказала она. – Но твой папа постоянно туда ходит. Она нравится ему, верно? – Она намотала на палец многострадальную кудряшку, пока рассеянный взгляд огромных голубых глаз скользил по потолку. – Её зовут миссис Кадавр, верно? А ты никогда не задумывалась над тем, куда делся мистер Кадавр?

– Я действительно никогда…

– Ну вот, по-моему, я догадалась, – продолжала Фиби, – и это ужас, полнейший ужас.

В этом месте моего рассказа про Фиби бабушка заявила:

– А я знаю кое-кого в точности как эта Пипи!

– Фиби, – поправила я.

– Ну да, верно. Я знаю кое-кого в точности как Пипи, вот только зовут её Глория. И она живёт в абсолютно диком мире, где всё перевернуто с ног на голову – и это ужасно, но… ха! – в тыщу раз интереснее, чем в моём собственном.

– Глория? – переспросил дедушка. – Это не та, что отговаривала тебя выходить за меня замуж? Не та, что сказала, что я стану твоим полным крахом?

– Фу-ты ну-ты! – бабушка нисколько не смутилась. – В конце концов так и вышло: Глория была права, – она игриво пихнула дедушку локтём в бок. – И к тому же Глория сказала так только потому, что сама положила на тебя глаз!

– Чтоб тебя! – дедушка вдруг вывернул на место для отдыха на скоростной трассе через Огайо. – Я устал.

Я не хотела останавливаться. Спеши, спеши, спеши, шептали ветер, небо, облака, деревья. Спеши, спеши, спеши!

Но если дедушка с бабушкой действительно не хотели ничего, кроме как отдохнуть, то безопаснее всего и проще всего было позволить им это сделать. Неприятности слетались на них быстрее, чем осы на сладкую дыню.

Два года назад, когда они отправились в Вашингтон, штат Колумбия, их задержали за кражу колёс с автомобиля сенатора.

– Наши колёса были совсем дырявые и спустились, – оправдывался дедушка. – И мы всего лишь хотели позаимствовать у сенатора его колёса. Мы же собирались их вернуть!

И вы могли позволить себе это в Бибэнксе, штат Кентукки. Вы могли позаимствовать у кого-нибудь задние колёса и потом вернуть. Но вы не могли сделать это в Вашингтоне, штат Колумбия, и в особенности если машина принадлежала сенатору.

А в прошлом году бабушка с дедушкой поехали в Филадельфию, и их остановил полицейский за безответственное вождение. Он сказал дедушке:

– Вы едете по обочине!

– По обочине? – дедушка искренне удивился. – А я-то думал, что это дополнительная полоса. Это очень хорошая обочина!

Вот так мы и оказались всего в нескольких часах от начала пути в Льюистон, штат Айдахо, на безопасной стоянке возле трассы. И тут дедушка заметил женщину, склонившуюся над капотом своей машины. Она рассматривала двигатель и пыталась промокнуть белоснежным носовым платочком чёрные от смазки детали машины.

– Извините, – галантно заявил дедушка, – не могу равнодушно смотреть на барышню в затруднении. – И он ринулся на помощь.

Бабушка осталась сидеть в машине. Она отбивала на коленях ритм и напевала:

– Дождись меня в тюльпанах, когда они цветууууут!

Беленький платочек, теперь весь в пятнах жирной смазки, беспомощно повис между пальцев у женщины, с улыбкой взиравшей на спину дедушки, вместо неё занявшего место под капотом.

– Возможно, полетело за-под-жигание, – сказал он, – или нет, – он постучал по каким-то шлангам. – Возможно, это всё из-за проклятых змей.

– О боже! – всполошилась женщина. – Змеи? В моей машине?

Дедушка нажал на шланг:

– Это я просто называю так эти штуки, – пояснил он.

– А, понятно, – сказала женщина. – И вы полагаете, что эти… эти змеи могли создать проблему?

– Может, и так, – дедушка дёрнул за шланг, и он свободно повис. – Вот, видите? – сказал он. – Отвалился.

– Ну… да, но ведь это вы…

– Проклятые змеи! – дедушка дёрнул ещё один шланг. Он тоже провис. – Гляньте-гляньте, вот ещё одна!

– Но… – Улыбка у женщины как-то увяла и больше походила теперь на тревожную гримасу.

Потребовалось ещё два часа, чтобы ни один шланг больше не был прикреплён туда, куда ему полагалось быть прикреплённым. За-под-жигание тоже было вынуто из-под капота и лежало теперь на асфальте. Вокруг были разбросаны остальные детали машины, до которых дедушка смог добраться.

Женщина вызвала механика, и только после того, как дедушка удостоверился, что механик – честный человек, который действительно может собрать машину обратно, мы снова тронулись в путь.

– Саламанка, – вскоре сказала бабушка, – расскажи нам дальше про Пипи.

– Фиби, – сказала я. – Фиби Уинтерботтом.

– Ну да, я так и сказала, – кивнула бабушка. – Пипи.

– Что там за чертовщина приключилась с миссис Кадавр? – спросил дедушка. – Ты так нам и не рассказала.

Я объяснила, что не успела Фиби толком поделиться со мной самыми жуткими делами, творившимися в доме у миссис Кадавр, как вернулся с работы её папа, и все сели обедать: мы с Фиби, мистер и миссис Уинтерботтом и сестра Фиби, Пруденс.

Фибины родители здорово напомнили мне других моих бабушку и дедушку – Пик-фордов. Как и Пикфорды, мистер и миссис Уинтерботтом говорили вполголоса, короткими предложениями, и строго следили за своей осанкой на протяжении всего ужина. При этом они демонстрировали безупречную вежливость, произнося: «Да, Норма», «Да, Джордж», «Будь добра, Фиби, положи мне картофеля» и «Ты не желаешь добавки?»

Они очень строго следили за тем, что ели. Все блюда у них на столе относились к тому, что мой папа назвал бы «гарнирами»: картофель, кабачки, салат из фасоли и загадочная запеканка – я так и не разобралась, из чего она была приготовлена. Они очень переживали из-за холестерина.

Из разговоров я смогла понять, что мистер Уинтерботтом – служащий в офисе, где составляют дорожные карты. А миссис Уинтерботтом пекла, убирала, стирала и ходила в магазин. У меня сложилось странное ощущение, что миссис Уинтерботтом на самом деле вовсе не так уж нравится вся эта выпечка, и уборка, и стирка, и магазины. Я не могла бы объяснить, откуда взялось такое впечатление: просто она очень старалась, чтобы каждое произнесённое ею слово звучало как у миссис Безупречная Домохозяйка.

Например, в какой-то момент миссис Уинтерботтом сказала по-светски оживлённым тоном:

– На прошлой неделе я испекла столько пирогов, что и счёт им потеряла.

Но когда за этим последовала неловкая пауза и никто не пожелал похвалить её пироги, она едва заметно вздохнула и снова уткнулась взглядом в тарелку. А я подумала: довольно странно печь столько пирогов, если ты так переживаешь из-за холестерина.

Немного позже она сказала:

– Джордж, я так и не смогла найти твои любимые мюсли, но постаралась купить почти такие же.

Мистер Уинтерботтом продолжал есть как ни в чём не бывало, и снова в наступившей паузе миссис Уинтерботтом вздохнула и вернулась к своей тарелке.