Дождь за окном автобуса разошёлся на полную.

Обычная осень в здешних местах. Совсем как тогда. Будто ничего и не изменилось вовсе. Словно я возвращаюсь спустя лишь неделю, и мне всё также шестнадцать.

Чувствую лёгкий озноб. И это скорее от нервов, а не от холода. Я знала, что вернуться придётся, рано или поздно.

Но я хотела поздно, не сейчас.

Четыре года промелькнули мимо меня, сродни картинкам за этим мокрым окном, сменяющих друг друга на бешеной скорости.

Куда так гнать. Дорога скользкая, справа вообще пропасть.

Высокие обрывистые перевалы с поредевшими верхушками выглядят настолько привычно, что следующие, ещё не показавшиеся гребни, дорисовываются в голове автоматически, точь-в-точь совпадая с открывающимся рельефом.

Я начала забывать, как здесь красиво.

Даже бесконечный дождь не мешает пробиться всем краскам наружу. Некрутой горный серпантин со всех сторон окружён красно-жёлтой порослью, и обсыпан коврами из листьев таких же оттенков.

Правда, стоит заглянуть глубже, и цвета становятся не радостные, а скорее пугающие. Та самая, сине-зелёная непроходимая тайга, собранная из раскидистых многоэтажных елей. Именно в таких местах должна жить нечистая сила, как мне казалось в детстве. Именно туда забирали маленьких девочек из разных сказок, за капризы и непослушание. И именно там, где-то среди заросших троп, стоит та самая изба на куриных ногах, терпеливо ждущая своего заблудшего охотника.

Когда-то, меня всё это до чёртиков пугало.

Поворачиваясь к окну, вижу мрачное небо. Оно будто бы у меня на плечах. Ощущаю себя титаном с огромным грузом, который всё глубже вдавливает меня в жёсткую обивку узкого сидения.

Ещё три часа, и я буду на месте.

Капли на стекле. Резкий поворот. Прыжок автобуса вверх, от какой-то, попавшей под колёса ухабины. Всё это слышится сквозь сон.

Чувствую, как выпадает один наушник. Музыка раздаётся далеко, в глубокой темноте отключившегося подсознания…

Три часа…

***

–Эй,– совсем не церемонясь, кто-то толкает меня в левое плечо. – Приехали, аллё…

Тут же подрываюсь, уставившись на растрёпанного, как и я сама, мальчишку.

–Д-да, спасибо, – продираю заспанные глаза, и, наконец, вижу, что я на месте.

Большие синие буквы на крошечном здании вокзала, гордо приветствуют каждого, заехавшего в эти края гостя.

«Верхние ключи».

Не знаю, есть ли где-нибудь ключи нижние, но название нашего посёлка мне всегда нравилось. Сами мы – ключьевцы, а среди своих, и вовсе, – ключники. Так себя и называем.

На улице прохладно. Сильнее затягиваю объёмный шарф, чтобы не простудиться.

–Год назад твои волосы были длиннее, – оборачиваюсь на знакомый голос.

Спустя секунду, Таня тепло расплывается в своей привычной, немного язвительной улыбке.

–Привет, – сжимаю любимую тётушку в крепкую охапку.

Да, я скучала. Несмотря на то, что она единственная из здешних, с кем я пару раз в год виделась по-настоящему.

–Ты как-то изменилась, – она отрывается, разглядывая меня по-матерински, хотя старше всего на четырнадцать лет.

–Немного подравняла кончики, – перебираю пальцами тёмно-коричневую прядь. – Мне не идёт?

Таня заливается смехом.

–Идёт, – она снова меня пристально осматривает, глубоко вздыхая. – Очень красиво, почти всё также, только лучше…

Знаю, что нужно спросить, но боюсь услышать ответ.

Таня будто предчувствует мой вопрос.

–Он в реанимации. К нему пока не пускают.

–Все же инсульт?

Она утвердительно кивает.

Я часто разговаривала с дедом по видеосвязи, он называл это чудом, да и вообще, как многие в его возрасте, был от такой техники на расстоянии пропасти. Если не бесконечности.

Сколько я его помню, он всегда находился в своём лесу. И ногами, и мыслями. Лесником дед был не только по профессии, но и по призванию. В детстве он иногда брал меня с собой. Я только сейчас понимаю, что ему там был знаком каждый куст, каждое дерево. Не удивлюсь, если он мог отличить одного лося от другого просто в «лицо».

Да что уж там, конечно же мог.

Как и остальная моя семья. Все заядлые охотники и рыбаки. Кроме, пожалуй, отца и мамы.

Мы с родителями переехали в Ключи, когда мне было семь. Точнее, переехали мы с мамой, а папа лишь вернулся домой.

Они с дедом не ладили долгое время, но после переезда видно помирились. Не знаю, что такого ужасного между ними случилось, еще до моего рождения, но, когда родители пропали, он был убит горем. Я помню это.

А теперь и сам на волоске…

Из раздумий меня выдёргивает телефонный звонок. Таня нажимает на ответ, аккуратно поворачивая руль грузовика свободной рукой.

Я вижу, как она несколько раз косится на меня, отвечая сухо и немногословно. Будто не хочет о чём-то говорить в моём присутствии.

Как и четыре года назад, вся семья живёт на севере посёлка, в большом деревянном доме. Дорога от центра туда не долгая, минут пятнадцать, правда на машине. Пешком бы пришлось пройти не меньше сорока минут, тем более, почти полпути пролегает по лесу, где на полтора километра ни одной постройки.

Не понимаю, зачем дом построили на таком отшибе.

Мы с родителями жили отдельно, в самом центре, недалеко от продуктового магазина, который они держали. Дед продал бизнес через год после их пропажи, купив мне на эти деньги маленькую квартиру в Петербурге.

Может и не стоило уезжать. Или хотя бы изредка навещать старика. Видеть вживую, а не на экране телефона.

Пытаясь пережить трагедию, я, кажется, совершила ошибку. Винила всех и каждого…

Но мне было шестнадцать, жизнь здесь становилась невыносимой. Вычеркнуть это место из головы и никогда больше не возвращаться, казалось хорошей идеей.

Наверно, ничего не бывает просто, и трудности не решаются обычным зарыванием головы в песок.

А я сделала именно так.

Трусиха?

Еще какая.

Мыслей в голове так много, что я не замечаю, как мы подъезжаем. Трёхэтажный бревенчатый дом кажется меньше, чем я его запомнила. Хотя, при большем приближении, он всё также похож на ту деревянную крепость из моего детского сознания.

Нет. Дом такой же огромный. Что с ним будет.

На улице начинает темнеть, но вышедшие на крыльцо фигуры всё равно различимы. Сразу узнаю старшую папину сестру и её мужа.

–Дай мне на тебя посмотреть, – тётя Марина всегда была громкой, молчание и спокойствие, явно не про неё. – Как же похожа на отца…

Я знаю. Мне не раз это говорили и раньше.

Марина прижимает меня к себе так крепко, что я почти не могу дышать.

Из полуоткрытой двери чувствую запах чего-то жареного.

Скорее всего дичь.

–Игорь специально для тебя вчера забил косулю. Пальчики оближешь.

Рот наполняется вязкой слюной. Да уж, я ведь не ела с самого приземления, а дорога из Владивостока показалась вечностью.

–Эй, хватит морозить ребёнка, на улице октябрь, – дядя со смехом толкает меня внутрь. – Мясо само себя не съест.

А запах всё сильнее. Сразу же появляется зимнее настроение, будто новогоднее. Хотя за окном ни намёка на снег. Да и для радости причин не особо много.

Это всё дом. Большой, уютный, правда, похожий на крепость. Посреди огромной гостиной, трещит глубокий камин, обложенный красным неровным кирпичом. Языки пламени танцуют какой-то забавный, понятный только им, танец.

–Косуля говорите…

***

Под ладонями перекатывается что-то сырое и липкое. Неприятное чувство влажности холодит спину.

Трудно открыть глаза, они будто склеены. Изо всех сил пытаюсь разжать веки, чуть ли не надрываясь всеми внутренними органами.

Так…спокойно…

Что это???

Кто-то проносится справа от меня на бешеной скорости.

–Эй…кто здесь?

Щурюсь сквозь узкие щёлки, но картинка перед глазами всё ещё размытая, словно я смотрю через запотевшее стекло.

Вокруг пахнет гнилью. Но запах не спёртый. Он как будто свежий, смешанный с землёй.