«Семь-Восемь-Девять» скорее клуб, чем бар. Место шикарное: посередине танцпол, и диджей зажигает, как в канун Нового года. За периметром танцпола все погружено в тень, по углам расставлены большие бархатные диваны. Я облокачиваюсь о стойку, ожидая напитки, и наблюдаю за Пейдж, разговаривающей с парнем на другом конце бара.

Словно чувствуя, она переводит на меня взгляд и подмигивает.

Музыка отличная, я уже выпила, так что мне тут начинает нравиться. В итоге я надела черные узкие джинсы с сапогами Пейдж на шпильке, а также шелковый топ, тоже черный. В Нью-Йорке июнь, и влажность убивает. В помещении сквозит, и я закрываю глаза, наслаждаясь дуновением.

Короткие каштановые волосы не прикрывают мои плечи, и легкий ветерок приятен. Но вдруг, волоски на затылке встают дыбом, будто под чьим-то пристальным взглядом.

Я открываю глаза, и как раз в этот момент бармен подает мою выпивку. Достаю деньги, но появляется рука с черной картой American Express, и бармен берет ее, не глядя.

Чуть повернувшись, вижу темноволосого мужчину с короткой бородкой. Он в костюме с галстуком и скрыт в тени, но видна улыбка, направленная мне, губы растянуты, обнажая белые зубы. Легкая приветливая улыбка, и я улыбаюсь в ответ.

— Ты не спросил, — замечаю я, когда бармен возвращает ему карту.

— А что бы ты сказала? — спрашивает он, расписываясь на чеке и отодвигая его обратно.

Отклонившись, я театрально оглядываю его с ног до головы. Тут слишком темно, чтобы разглядеть его, но увиденное очень даже ничего.

Будучи ребенком из приемной семьи, у меня не было хороших вещей. Но я была умной и хорошо училась, поэтому практически всегда находилась в окружении состоятельных ребят. Я росла в Манчестере, штат Коннектикут, в районе ниже среднего класса. В приемной семье мало что имелось, но заботящиеся о нас люди были добры и следили, чтобы мы получили хорошее образование. Находясь в окружении богатых, я видела дорогие вещи. Может, у меня их никогда не было, но я не безразлична к тому, что можно купить за деньги.

Глядя на него, я вижу, что его ботинки стоят больше месячной арендной платы за нашу квартиру в Ленокс-Хилл. Прохожусь взглядом по хорошо сидящему костюму, который так точно мог подогнать только портной, и незнакомец расстегивает пиджак, чуть приоткрывая, словно пытается предоставить мне обзор получше. На нем белоснежная рубашка и темно-фиолетовый галстук в мелкий цветочек. Ладонью разглаживает его, и я замечаю запонки в цвет галстука. Еще мельком вижу часы, которые наверняка тоже дорогие и соответствуют всему ансамблю.

Он выходит на свет, я поднимаю взгляд, и становиться виден цвет его глаз — темно-синие, как сапфиры. Он следит за тем, как я разглядываю его, и в уголках сапфировых глаз появляются морщинки, а улыбка становится шире.

— Итак? — настаивает он, подаваясь ко мне в ожидании ответа.

— Определенно нет, — заключаю я, отпивая виски и ощущая тепло на языке.

Я смотрю на него поверх бокала, и он смеется. Он похож на того, кто много улыбается. Что очень сексуально. Темные волнистые волосы коротко подстрижены, но достаточной длины, чтобы провести пальцами, зарываясь в пряди. Судя по волнам на макушке, могу поспорить, что, отпусти он их длиннее, вышли бы шикарные кудри. Нечестно для мужчины быть таким красивым.

— Тогда хорошо, что я не спросил, — заявляет он и, когда придвигается еще ближе, меня обдает его ароматом.

От него пахнет теплой амброй и медом, и я неосознанно подаюсь навстречу.

Протянув руку, он забирает у меня бокал, не касаясь пальцев. Я очарована им и с легкостью это позволяю.

Смотрю, как он поворачивает стакан и прижимается губами к тому месту, где отпила я, и сам делает глоток виски. Я смотрю на его горло, где, пока он пьет, двигается адамово яблоко. Закончив, он чуть отстраняет бокал от губ и слизывает оставшуюся каплю с кромки.

Это чувственно и сексуально, и у меня никогда не подкашивались колени от чего-то такого простого.

— Я подумал, что раз заплатил за него, то надо хотя бы попробовать.

Повернув бокал так, чтобы место соприкосновения наших губ оказалось передо мной, он возвращает его мне. В этот раз, касаясь моих пальцев своими. Я молчу, пока они задерживаются, мы вдвоем будто оказываемся в невидимом объятии, его пальцы двигаются к моему запястью. Легко касаются кожи, и он улыбается мне.

Улыбка этого мужчины может снести здание.

Я подношу бокал к губам и пробую место, где были его губы. Не знаю, что на меня находит в тот момент, но образ его с моим бокалом сильнее распаляет мое желание повторить то же самое. Никогда раньше я так себя не вела, не кокетничала с незнакомцем.

Я допиваю оставшийся напиток, чувствуя обжигающее тепло в горле. Он убирает руку с моего запястья и забирает стакан. Ставит его на стойку и с улыбкой поворачивается ко мне.

— Скажи мне свое имя.

Он требует то, что я не уверена, хочу ли дать. Если скажу, тогда мы перестанем быть незнакомцами, и чары рассеются. Он безбожно великолепен и явно при деньгах, но не с таким парнем я хочу связываться.

Таких как он я видела по всему Йелю. Он пригласит меня на свидание, будет говорить про свой банковский счет, пока я буду пытаться говорить про великую теорему Ферма. На мой вкус он слишком обаятельный, и мужчина в таком заведении не тот, с кем бы я хотела строить жизнь.

— Давай не будем? — прошу я, поворачиваясь к бару, чтобы заказать еще выпить. Высматривая бармена взглядом, я бросаю мужчине через плечо: — Давай притворимся, что это Изумрудный город, а ты волшебник за кулисами.

Он скользит рукой по моему бедру, и я замираю, глядя ему в глаза. В его взгляде отчаяние, словно он умоляет меня дать ему хоть что-то. Что угодно. Улыбка исчезла, уступив место уязвимости и страху. Мне хочется его утешить.

— Пожалуйста.

Я вижу, как двигаются его губы, но не слышу ничего из-за громкой музыки. Придвигаюсь ближе и тянусь к его уху, давая желаемое:

— Мэллори.

Отстраняюсь, почему-то смущаясь, словно, сказав свое имя, я открыла ему что-то особенное в себе. Это всего лишь мое имя. Почему это кажется мне таким сокровенным?

Глядя на другой конец стойки, я вижу Пейдж с тем же парнем, с которым она говорила ранее. Она не сдвинулась с места и, словно чувствуя мой взгляд, поднимает голову и смотрит в мою сторону. Смотрит на мужчину передо мной, затем на меня, приподнимая брови. Я чуть пожимаю плечом, и щеки заливает румянец. Я не делаю ничего плохого. Не знаю, почему я так смущена.

Она кивает и стучит пальцем по часам — наш сигнал собираться — затем поворачивается к собеседнику.

— Уходишь?

Я поворачиваюсь к незнакомцу и улыбаюсь.

— Похоже на то.

— Дай мне свой номер.

Еще одно требование. Нет никакого сомнения в его подходе. Он, очевидно, привык к тому, что получает желаемое. Я колеблюсь, оглядываясь и пытаясь придумать отмазку.

— Если я спрошу твою подругу, она мне его даст?

С самодовольной улыбкой я поворачиваюсь к Пейдж, а затем снова к нему.

— Ни в жизнь.

Пейдж всегда держит парней на расстоянии от меня, утверждая, что мне нужно дождаться подходящего и не тратить время на лузеров из колледжа. Она права, называя всех парней в колледже снобами, может, и этот такой же. Но, не давая себе возможности совершать ошибки в отношениях с мужчинами, в двадцать три года я оказалась закрыта и неопытна. Хочу, чтобы это парень исчез, но одновременно с этим и не хочу.

Возвращая внимание к нему, я замечаю, что он достает из кармана телефон. Стоит и ждет, и я решаю сдаться.

Вздохнув, выпаливаю номер, надеясь, что он вряд ли расслышит его сквозь окружающий нас шум. Я совсем не знаю этого парня. Зачем ему мне звонить? Я не пытаюсь попасть к нему домой, это точно, а этого-то и хотят все парни здесь.

Когда он убирает телефон, подходит Пейдж и смотрит на нас.

— Готова?

— Да. Догоню тебя, — заверяю я, глядя, как она удаляется на выход.

И снова теряюсь, когда смотрю в его сапфирового цвета глаза. Это как быть в центре торнадо. Только не знаю — ветер ли он, который устроит разрушения, или спокойствие в центре, которое даст мне устойчивости.