А ещё – смотреть на Вилтора, который застыл на кровати бледным, тяжело дышащим изваянием. Он не приходил в сознание несколько дней. На прежде пухлых, а теперь ввалившихся щеках играл воспалённый румянец; прядки волос слиплись от пота на низком лбу. Госпожа Мейго на цыпочках приблизилась и заботливым жестом раздвинула их – осторожно, словно касаясь хрупкой вазы. Отжала тряпочку в стоявшем у кровати тазу, протёрла Вилтору лицо…
Лорд Дагал вспомнил, как она в минуты гнева бросалась в сына мукой, как огненно – на всю улицу – они ссорились… Как ещё мальчишкой ревущий от обиды Вилтор прибегал жаловаться к знатному другу семьи.
Нет, находиться здесь решительно невозможно.
Лорд встал, чуть не задев макушкой низкий потолок. Развязал кошелёк на поясе и отсчитал несколько золотых. Услышав звон монет, госпожа Мейго испуганно оторвалась от сына.
– Нет, милорд, бросьте, прошу Вас!.. Мы ничего не…
– Берите, – прервал лорд и наклонился, вкладывая деньги ей в ладонь. – Вам понадобятся… Считайте, что на лекарства.
– Но ведь нет лекарств, – госпожа Мейго улыбнулась; губы у неё дрожали. – Я знаю, что никто ещё не выздоравливал… Лекари говорят: чем больше чёрных точек, тем ближе конец.
И она откинула одеяло. Обе руки Вилтора с внутренней стороны были усыпаны крупными чёрными болячками.
Лорд Заэру сглотнул сухость в горле: за последние дни он видел слишком много таких же рук.
– Сообщайте мне, если что-то изменится. Я ещё загляну, – пообещал он и быстро вышел.
***
Улицы Энтора были непривычно пустынны – даже ярые поклонники праздных прогулок (многих из них лорд Заэру знал в лицо) предпочитали отсиживаться по домам или лавкам, прячась от морозов и Немочи. Лорд ехал верхом, чувствуя, как холод пробирается под тёплый плащ; охрана – трое вооружённых рыцарей – следовала за ним на почтительном расстоянии. Тишина висела в воздухе, сдавливая виски, а лорд Заэру всё гнал и гнал лошадь по знакомым извилистым улочкам, меж домов. Пустые бельевые верёвки, протянутые над головой, жалобно подрагивали. На большей части лавок красовалась надпись «Закрыто». Горбатая старушка с горшком масла боязливо прошмыгнула мимо, кутаясь в шаль – раньше, чем лорд успел остановиться, чтобы пропустить её.
Даже главный рынок был теперь почти пуст; от зрелища заброшенных прилавков становилось ещё холоднее на сердце. Стая ворон жадно дралась за хлебную корку; издали лорду Заэру померещились в них одноглазые чёрные недокрысы, и он невольно вздрогнул.
На улице Ниэтлина Великого с одного из верхних этажей доносились горестные крики – неконтролируемый, почти звериный женский вой. «Сын или муж», – решил лорд Заэру, пришпоривая испугавшуюся лошадь. И тут же, машинально, отметил, что снега здесь намело слишком много: пора бы надавить на городских уборщиков…
Если будет на кого надавливать.
Небо над Энтором было низким и белым – готовым разродиться новыми снегопадами. Белым, как кожа его бедной девочки.
«С ней всё будет в порядке», – в тысячный раз повторил про себя лорд, усмиряя боль в сердце. Иначе быть просто не может. Он научил Синну жить, научил думать – она совсем не похожа на безмозглых вертушек при дворе. Она единственная наследница, для которой ответственность – не просто вычурное слово.
Она знала, что строгий отец никуда не отпустит её в такое время – потому и сбежала. Если она с Линтьелем, он глаз с неё не спустит.
Линтьель – такой сдержанный и честный, с юношескими амбициями… Он нравился лорду. Один из немногих мальчишек с головой, которым можно верить. Он сделает то, что ему приказано, и сбережёт Синну.
Лорд запрещал себе думать о других исходах. Те дни, когда он замкнулся в своём горе, уже прошли – и слава богам. Сейчас он не мог позволить себе такую роскошь: их величествам и без того наплевать на происходящее.
«Может, и к лучшему, что она сейчас далеко отсюда», – подумал лорд, проезжая мимо скромного маленького святилища, которое выстроили для себя последователи Прародителя. Возле входа суетилась кучка людей в сером – кажется, делили баночки с мазями и порошок от крыс…
И правда – далеко от неведомой Немочи. Альсунгцы не так опасны, как Немочь – особенно для леди, за которую в случае чего выгоднее стребовать выкуп, чем…
Лорд Заэру рассерженно мотнул головой. Что же это за утро – никак не избавиться от стариковских страхов… Синна бы посмеялась над его мнительностью.
Как и Арити. От давнего воспоминания лорд Заэру улыбнулся. Лисичка-Старшая – так он её называл когда-то. «Дагал, это ведь глупо!»
Лисичка-Старшая и Лисичка-Младшая. Леди Арити и крошка Синна.
– Милорд, там какая-то женщина. Сказала, ждёт Вас, – подъехав сбоку, сказал один из рыцарей, аи Торнтри. Лорд Заэру вдруг понял, что они уже въехали в дворцовый сад. За спиной с тоскливым скрипом закрылись железные ворота – чёрные металлические узоры над белым снегом.
Досадная старческая рассеянность – забыться так, чтобы промечтать несколько кварталов… Лорд только в последнюю пару лет начал подмечать в себе нечто подобное. Он поморщился, слезая с лошади, пока мальчик-конюх придерживал стремя.
– Что за женщина? Передайте, что приму её вечером. Весь день расписан…
– Говорит, срочно. Она ждёт вон там, – аи Торнтри тоже спешился, громыхнув доспехами, и указал пальцем в глубь сада – на голые, запорошенные снегом кусты. Там застыла невысокая фигурка в тёмной накидке; лорд сощурился, тщетно пытаясь узнать её… Проклятое зрение. И куда делись соколиные глаза, которыми он славился в юности?
Наверное, перешли по наследству. К таким, как Линтьель.
– Пока Вы свободны, – кивнул он аи Торнтри, а заодно и остальным. – Я скоро поднимусь.
Жрица Льер? Или кто-нибудь из Гильдии Целителей? Не похожа на леди: слишком бедно одета, к тому же одна…
– Здравствуйте, милорд. Вам писал дворецкий, не дождался ответа – вот я и приехала сама.
– Тайнет! – воскликнул лорд, легко обнимая домоправительницу. Он был искренне рад ей – верной слуге и старой подруге, – но такой неожиданный приезд вызывал тревогу. – Ты уже оправилась? Всё прошло благополучно?
– Да, – женщина мягко, счастливо улыбнулась. – Мальчик, завтра ему две недели. Мы с Элвиком так рады. Вот только… – её улыбка погасла. – В дурную пору он родился. Сами знаете, война, да и Немочь… Ни секунды не знаешь, нет ли заразы в твоём собственном молоке.
Лорда Дагала тронуло это доверие – но смысл у слов был страшный. Вряд ли Тайнет сама поняла, как безнадёжно они звучали.
– Зачем ты здесь? Что-нибудь в замке? Новости о Синне?
Тайнет качнула черноволосой головой. Чуть раскосые глаза – наследие матери из Шайальдэ – заволоклись грустью.
– Нет, ничего о миледи. Я, наоборот, хотела спросить у Вас… И просто повидаться. Вы не заезжали с осени, – она кашлянула от холода. – Оставила мальчика на Элвика и матушку… Псарь умер. И Энни, кухарка, слегла на днях – наверное, тоже не выкарабкается.
– Бедняга, – вздохнул лорд, услышав о псаре. «Весёлый и добрый малый… Был. Кажется, двое детей». Он сделал приглашающий жест, и они с Тайнет пошли по заснеженной дорожке между кустов. – Ты позвала лекаря к Энни? Кладовые обработали, как я просил?
– Да, но время от времени эти твари всё равно попадаются, – Тайнет сморщила нос и простодушно выдохнула: – До чего же они мерзкие, милорд! Как нам справиться с этой Немочью, если ни одна отрава их не берёт?
– Ты даже не представляешь, насколько это насущный вопрос, – сказал лорд. «Над ним бьёшься не только ты, но и лучшие умы королевства». – Твоя мать ничего не рассказывала об этом?
Лорд знал, что в степях Шайальдэ, среди кочевников, подобная болезнь свирепствует не первый год, выкашивая людей без разбору… Мать Тайнет, конечно, так давно не была дома, что уже, должно быть, позабыла родной язык, – но попытаться стоит.
– Она только твердит, что Богиня-Мать6 так карает Дорелию за грехи, – хмыкнула Тайнет, задумчиво глядя на тёмный пруд, покрывшийся пузырчатой ледяной коркой. – Вы же знаете, милорд, от неё слова путного не добьёшься…
