…К этому дню прошло уже около трёх месяцев с момента моего перехода в первую роту, и майор впервые вывел меня на солнышко за пятнадцать минут до заката. Но даже эти слабые лучи вызывали во мне смутное опасение. Однако ротный – вампир со стажем, и отлично знает, что делает, поэтому я не спорил…

Ожидая наступления ночи, мы разлеглись на зелёной травке. Делать было особо нечего, и я задал ротному вопрос:

– Товарищ майор. Ну, насчёт наших способностей мне всё более-менее ясно. А вот, ради интереса, сколько мы можем прожить?

Майор усмехнулся, закинул руки за голову и, прикрыв глаза, начал негромко объяснять:

– В среднем нормальный вампир живёт около пятисот лет…

– А потом что, – не удержался я, – надоедает?

– Наглым становится, – майор лениво приоткрыл один глаз. – А ты, похоже, и до ста не дотянешь.

Я промолчал.

– Продолжаю, – как ни в чём не бывало, майор вновь зажмурился. – Дело в том, что к пятистам годам притупляются все чувства. За это время ты испытываешь столько всего, что приходят апатия и равнодушие. А это для вампира – смерть. Он становится неосторожным и безразличным.

– А этого можно избежать?

– Этого сложно избежать, – задумчиво отозвался майор, – для этого мы вас и учим. Надо очень любить жизнь, искать новые ощущения. Иначе всё. Конец! Но чаще всего те, кто понимает, в чём дело, поступают проще. Впадают в спячку.

– Что? – я от удивления аж подскочил.

– То! Вздремнёт себе вампир лет пятьдесят или больше – и снова как огурчик. Бодр и весел.

– А питание?

– Ну, в летаргии оно ни к чему. Правда, потом, после пробуждения, надо откапаться. И всё.

– Прямо спящая царевна! – восхитился я.

– А в каждой сказке есть доля правды, – учитель довольно улыбнулся.

– А вы уже… – я не закончил вопрос.

– Было, – подтвердил майор. – Я перед Великой Отечественной около года отоспался.

– А сколько вам лет? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Много, – коротко отозвался он. Потом, поняв, что я не отстану, досадливо продолжил: – В двадцать пятом году я родился.

– Тысяча девятьсот…

– Тысяча восемьсот, – поправил он. – Вот и считай.

Несколько минут я молча соображал.

Многие вещи в жизни вампиров меня ещё удивляли. Но больше всего я изумлялся срокам жизни и манере говорить о возрасте в сто – двести лет как о чём-то незначительном.

А ведь моему наставнику больше тридцати пяти лет не дашь. Ну, сорок, с очень большой натяжкой. А он, выходит, современник Пушкина.

Я тут же задал этот вопрос.

– Можно сказать и так, – майор не возражал, – правда, он погиб лет через десять после моего рождения. А так да, век-то один.

– А дальше?

– И что же тебя ещё интересует? Инициировали меня в Крымскую кампанию, – продолжил он.

– Какую?

– В первую, разумеется! Тогда всё было гораздо сложнее. Кровь приходилось пить. А это малопродуктивно. Потому что подпитка нужна постоянно в течение двух-трёх недель. За сутки могло уйти до трёх коров или человек.

– Поэтому и на войне, – сообразил я.

– Мысль правильная, но не совсем верная. Безразлично, чью кровь пить, – это тебе не Средние века. Тогда – да, считалось правильным пить только людей. Но на войне, даже сейчас, с кровью гораздо проще. Хотя мне повезло – как раз тогда начались опыты по переливанию крови.

– А старше вас есть вампиры?

– Есть.

– На сколько?

– Вот ведь зануда, – майор поскрёб щёку. – По-разному. Если брать последний эшелон, то старше двухсот пятидесяти лет не осталось, ну, или почти не осталось.

– Почему?

– Люди Средних веков не смогли приспособиться. Они оставались неизменными, а мир менялся. Поэтому восемнадцатый век их выкосил. Нам было уже легче. Наступила эра глобальных открытий, наука пошла вперёд семимильными шагами. Только успевай узнавать новое. Ну а конец девятнадцатого – начало двадцатого – этому молодняку всё в кайф. Они обороты набирают так, что только за хвост успевай ловить.

Я немного подумал:

– Значит, вампиров старше двухсот пятидесяти лет в мире нет?

– Почему? – удивился майор. – Я же сказал – последний эшелон. А есть ещё и другие. Те, кого инициировали в начале Средневековья, благополучно пережили Тёмные века. Не все, правда, но вполне достаточно. А несколько лет назад, дело было в Ливии, встретился я с ребятами, которые залегли в спячку с приходом христианства.

– Две тысячи лет! – я ошалело вытаращил глаза.

– А что тут такого? Бате, например, две с половиной тысячи, и ничего, а некоторые стали вампирами гораздо раньше.

– А как же…

– К твоему сведению, хоть эти люди не имели телевизоров, но были высоко организованы, имели прекрасную философскую базу и достаточно техногенную цивилизацию. Римлянам, кстати, гораздо легче влиться в наш мир, чем античным грекам. Техники больше было, да и наука была на высоте. Между прочим, что греки, что римляне, в отличие от средневековых европейцев, прекрасно знали, что такое «переливание крови». И кстати сказать, греческие женщины довольно часто работали ламиями на донорских пунктах в античной Элладе.

– Но ведь ламии – это богини подземного мира, проще говоря – вампиры, пьющие кровь, – я запнулся.

– А мы кто? – хмыкнул майор, потом он посмотрел на меня и всё-таки принял сидячее положение. – Знаешь что, Ванюша, отправлю-ка я тебя после полного завершения трансформации в школу прапорщиков. Там тебе всё подробно объяснят.

– Но вы же мой учитель!

– А я и не отказываюсь. Есть вещи, которым могут научить только квалифицированные преподаватели. Я ведь сам и школу, и училище прошёл. Думаешь, мне всё наставник рассказал?

Ответить я не успел. Майор глянул на тёмное небо и, довольно улыбнувшись, добавил:

– Всё, на сегодня лекция окончена. Переходим к физическим упражнениям. Встать! Снять очки!

Я с удовольствием выполнил приказ. Глаза отдыхали. Вечернее солнце, каким бы слабым оно ни было, вызывало очень неприятные ощущения. Даже в очках и в полностью закрытой одежде…

Из приятной полудрёмы меня вывел резкий окрик:

– Курсант Горлов! Встать! Скажите мне, пожалуйста, о чём мы только что говорили?

– О детской болезни левизны! – лихо отрапортовал я, вытягиваясь около стола.

– А подробнее?

– О том, что эту книгу написал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин!

Вампиры, сидящие рядом со мной, захихикали.

– И о чём же в ней написано? – поинтересовался преподаватель. – Вы меня слушали или нет?

– Так точно! Очевидно, в ней говорится о детских инфекционных болезнях, присущих коммунистическому обществу.

Аудитория грохнула от хохота. Преподаватель побагровел:

– Садитесь, курсант Горлов! О вашем недопустимом отношении к занятиям я доложу командиру курса!

Я сел. Очень хотелось его загипнотизировать, чтобы он обо всём забыл и больше не приставал. Но в школе был строжайший запрет на такие вещи.

Об этом предупредил майор, отправляя меня учиться. Об этом же было доведено до всей нашей группы в первый день занятий. К тому же большая часть преподавателей были вампирами, так что скрыть столь наглое вмешательство не удалось бы.

Не знаю, какие меры они могли принять, но в том, что об этом немедленно сообщат майору Ермоленко, можно было не сомневаться. А я уже знал, что нарушить прямой приказ создателя не рискнёт ни один ученик, если, конечно, хочет жить. Поэтому уже вечером я отбывал первый наряд вне очереди на чистке картошки.

Преподаватель истории КПСС Андрей Поликарпович, или, как мы его называли за глаза, Полиграфыч, был человеком (не вампиром) с весьма склочным характером.

Как любой преподаватель, он считал свой предмет самым главным, поэтому не мог допустить даже мысли, что без истории КПСС можно прожить. Наказать напрямую, как штатский, он нас не мог, но о каждой оплошности докладывал командиру курса. Поговаривали даже, что он умудрялся жаловаться на командиров начальнику школы, поэтому его никто не любил, но трогать боялись, потому что не знали, кому он жалуется на начальника школы.