В центре стола гордо красовалась нарезанная крупными кусками селёдка, рядом пучком, прямо из вазы, торчала разная зелень. В общем, судя по початой бутылке, пьянка шла полным ходом. Поскольку много пить мы не можем, желудок не позволяет (отравление алкоголем – не подарок, хоть и несмертельно), то можно было понять, что сидели они за столом уже не первый час.

Нет, если необходимо, мы можем пить сколько угодно и при этом ни в одном глазу. Вот только есть маленький нюанс – на следующий день после этого у людей болит голова, а у нас, как я уже упоминал, – желудок. Наны, конечно, справляются и с диареей, и с отравлением, и с другими проявлениями пьяного вечера, но не так быстро, как хотелось бы. Ведь при этом клетки не разрушаются, а просто временно выводятся из рабочего состояния. Вот наны и не могут сообразить, как их в порядок привести, а пока они тормозят, как раз и развивается всё, что сопутствует желудочной инфекции. Во избежании последствий, надо либо сразу после застолья бежать в донорский пункт, либо пить немного. А поскольку здесь все люди серьёзные, то перебора не было.

После того, как мы выпили и закусили, присутствующие продолжили разговор, начатый без меня. Прежде чем начать, Джабраил вопросительно посмотрел на полковника, после чего перевёл взгляд на меня и обратно. Полковник еле заметно кивнул. Гость удовлетворённо улыбнулся и, как ни в чём не бывало, продолжил начатую ещё до моего прихода фразу:

– …Будем называть вещи своими именами. Обратите внимание, как эти нахалы распоясались в последнее время. Мало того, что спровоцировали недавние события, так теперь ещё и своих ставленников во власть распихивают.

– Значит, вы тоже заметили, – полковник задумчиво гнул в пальцах стальную вилку.

– Этого только слепой не заметит! – возмущённо фыркнул Джабраил.

Я вопросительно посмотрел на Ермоленко.

Тот еле слышно шепнул:

– Разговор о масонах помнишь? Вот об этом и речь.

В это время Джабраил продолжил:

– Алекс, я не знаю, что будет дальше. Но если дела пойдут таким же образом, мы, скорее всего, опять придём к войне. И дай бог, чтобы она была чуть менее страшная, чем ваша с немцами. Или нам придётся внедрять своих людей в эти организации.

Полковник задумчиво проронил:

– Возможно, это и выход. А насчёт войны я бы не надеялся. Думаю, это будет много страшнее и масштабнее. Но, слава богу, не в этом веке.

– Обрадовал! До начала следующего всего двенадцать лет осталось!

– Тринадцать, – педантично поправил майор.

– Не придирайся к словам! Один год роли не играет! – отмахнулся Джабраил. – А вообще, думаю, ты прав. И ждать осталось недолго, лет пятьдесят – шестьдесят. Смертные сначала на местном уровне побалуются, а потом уже на всю катушку оторвутся. Только вот нашим «друзьям», так сказать, отсидеться не удастся. Ракеты до Америки долетают, не задумываясь.

Мне стало очень неуютно, и я непроизвольно спросил:

– А мы что, ничего не можем сделать?

Повернувшись ко мне, Джабраил снисходительно улыбнулся, его ученик вздохнул, но ответил полковник:

– Пробовали, и не один раз. Например, имперский Рим. Как только мы перестали их контролировать, алчность людская уничтожила всё.

– А мы прямо ангелы! – не удержался я. – Нам ни деньги, ни власть не нужны!

– Нужны, до определённого момента. Потом приходят опыт и понимание. Начинаешь осознавать, что денег, например, должно быть столько, чтобы о них не думать, а когда их больше, это просто мешает жить. Власть, пожалуй, более страшное испытание, но и она надоедает. Понимаешь, самые старые и умудренные правители – сынки по сравнению с молодыми вампирами. Это нас выгодно отличает от смертных. К тому же мы никогда не переставали влиять на политику. Но иметь власть в руках, особенно безграничную, просто утомительно.

– А после Рима попытки были?

– Чему тебя в школе учили? – возмутился майор. – Вспомни курс истории! Были, конечно! И до, и после! Беда только в том, что любая вновь создаваемая империя первоначально хотя бы внешне ставит цель – равенство и безопасность всех её граждан. Однако аристократы и рабы равноправными гражданами не являются! А к концу своего существования империя превращается в инструмент выжимания средств из совершенно бесправных людей, какими становятся все, кроме аристократов. Поэтому все империи пожирали себя сами. Иногда просто мирно угасали, а иногда гибли в огне.

– А мы тут при чём?

– Через несколько лет поймёшь. А если подробнее, пока жив хоть один носитель первоначальной идеи, империя или учение – живут. Они живут до тех пор, пока жив хоть один идеолог, и, как только уходит последний, всё превращается в пыль, – пояснил Джабраил, потом, глянув на полковника, добавил: – Кстати, Александр, тебе не кажется, что мы сильно отвлеклись? Я понимаю, что у Петра любознательный птенец, но всё это надо было в школе учить.

– Извини его, молодость! – хмыкнул полковник.

– Хорошо… Так вот, те, кто нас интересует, сейчас в Пакистане. Готовят очередную пакость, причём не только у нас. Это самая близкая точка к Союзу, а в течение двух-трёх месяцев они должны перебраться сюда. Мне как местному Гроссмейстеру, поручено тебе сообщить, что наш Великий Магистр объявит Охоту.

У меня отвисла челюсть. В памяти ещё не изгладилась предыдущая, а тут – на тебе, ещё одна. А говорили, что это редчайший случай. Ученик Джабраила слегка улыбнулся, увидев моё лицо, а может, и прочитав мои мысли, из чего я сделал вывод, что он-то знает, о чём речь.

– А почему Великий из Индии молчит? – хмуро поинтересовался майор.

– Сам знаешь, что он числится хозяином Пакистана только номинально. Особенно после того, как пакистанский совет погиб. Там их и так было не больше двух десятков, а сейчас и того меньше. Поэтому наши отщепенцы туда и рванули. Так что придётся ждать. Не ловить же их по всей стране, тем более что они хорошо замаскированы. Нам очередная война в этом регионе не нужна! И этой достаточно! – фыркнул Батя.

– По этому поводу и выпьем! – неожиданно предложил майор и многозначительно посмотрел на Батю и Джабраила.

Разговор после этого перешёл на более лёгкие темы и закончился хорошо за полночь. Правда, не для всех, а только для нас (птенцов). Чуть захмелевший Батя неожиданно встрепенулся и изрёк:

– Детское время кончилось! Молодёжь, по койкам! Ваня, на правах хозяина возьми Эскиндера и погуляйте. Или поспите, на худой конец.

Мы молча вышли. В казарму не хотелось, сон не шёл. Мимо то и дело, здороваясь на ходу, пробегали по своим делам вампиры. А мы медленно брели по плацу. Разговор не клеился. Я никак не мог отделаться от ощущения, что рядом идёт враг. Он тоже не испытывал ко мне ни малейшей симпатии. Но здесь дело было в другом. Я всей кожей ощущал его недовольство и зависть. Мы находились в равном положении в вампирской иерархии, хотя я стал вампиром всего четыре года назад, а его стаж был почти в двадцать раз больше. Оставайся я просто солдатом, ему было бы гораздо проще. Так и не найдя общего языка, мы всё-таки пошли в казарму.

Здесь Эскиндеру стало гораздо легче. Он встретил нескольких старых знакомых, а я, облегчённо вздохнув, ушёл к себе. В конце концов, долг хозяина я исполнил, у меня шли отсыпные сутки, и я с радостью улёгся спать. К моему собственному изумлению, уснул я сразу, и так крепко, что не заметил, как ушёл Эскиндер со своим патроном.

Две или три недели мы ждали очередной Охоты, но она так и не состоялась. К концу месяца стало известно, что наши масоны ушли через Тибет в Непал и там растворились. Майор только задумчиво развёл руками и проронил:

– Опыт, ничего не поделаешь…

Время шло, и я начал всерьёз волноваться. Особенно после последнего разговора. Слова учителя сбывались с патологической скоростью. Появление Ельцина грянуло, как гром среди ясного неба. Оставалось только скрипеть зубами и бессильно наблюдать, как он с упоением помогает генсеку разрушать страну.

Я мог только поражаться тому, как Горбачёв раз за разом шёл в ловушки, которые искусно готовил ему старший товарищ. А от того, что Ельцин считал свой курс единственно верным, а себя – полностью независимым в суждениях и поступках, становилось ещё страшнее.