– Мда-а-а-а. – Протянул Хитрицов. – Хорошая притча, и мысль глубокая. Честно говоря, она мне нравится. И вообще, люблю народную мудрость. Но пойми, старик, чтобы ты там ни говорил от имени своего Бога, времена поменялись. И ходить в нищите, дабы быть довольным своей жизнью, это, знаешь, просто смешно. Нужно создать такие условия, чтобы все были счастливы. Вот это – наипервейшая задача, ради которой живу и работаю. Мы, коммунисты, делаем все для народа.

Глава 6 «Спор»

Кот Василий все это время стоял недалеко от Игнатия и секретаря и внимательно слушал весь разговор от начала до конца, выкуривая очередную сигару, пока остальные жители леса, кроме Лешего, занимались своими делами: кто собирал хворост, а кто подбрасывал его в огонь. Хозяин леса, расположился на пне и прислонившись к большому дубу, крепко спал, подложив под голову руку, что в данный момент служила ему подушкой, а другая свисала и плавно покачивалась в такт душераздирающему храпу. Бес, не раздумывая, подошел к Водяному и вложил ему в руку коробок спичек.

– Иди, Мокруша, не дрефь. – Сказал он. – Видишь, у Лешего, рука свисает?

– Вижу. И что?

– Пойди, вставь спичку между пальцев и подожги ее.

– Зачем?

– Да затем, что он проснется, да как начнет трясти пальцами, словно на балалайке заиграет. Умора! Обхохочешься!

Невыразимая радость злорадной улыбкой пробежала по физиономии Водяного, и он без лишних слов направился к Лешему. Подойдя к нему, что есть мочи, во весь голос, прокричал прямо в ухо: – Леша, а Леша, ты все спишь! А Рыжий-то, знаешь, что сказал?

От такой неожиданности Владыка лесных угодий свалился с пня. Тут же вскочив на ноги, еще не придя в себя растеряно забормотал: – Что? Где? Кого?

– Да, нет, Леша, это я. – Пытался успокоить Хозяина леса, Водяной. – Я говорю, вот ты, все дрыхнешь! А знаешь, что мне сейчас, Рыжий-то сказал?

Владыка лесных угодий больше не стал слушать и сильнейшим ударом в челюсть послал Мокрушу в нокаут.

– Нет, вы только посмотрите, что твориться-то?! – Выдал свой могучий бас Хозяин леса, обращаясь ко всей честной компании. – Ему что-то Рыжий сказал, а он, гад, меня будит. Ну, ни сволочь?! Я вас спрашиваю!

– Старик, что там случилось? – С ощутимой тревогой на лице поинтересовался секретарь.

– Да ничего страшного. – Невозмутимо за старца ответил Василий, который, по-прежнему, продолжал стоять рядом и слушать мирную беседу между странником и Хитрицовым и одновременно любоваться шалостями своих компаньонов. – Просто кто-то что-то Лешему сказал, а ему это не понравилось. Обычное дело. А вот твои слова, ехидна ты, поганая, не только взволновали, но и разбудили во мне зверя. И терпеть больше не буду. А потому отвечу так: все то, что тобой здесь говорилось – это вранье. Как можно болтать о пламенной любви к своему народу, на который, в сущности, тебе наплевать? Я не верю ни единому твоему слову. Мне приходилось часто бывать в городе. Там познакомился со многими интересными людьми. Заходил, и в кафе, и в рестораны, прейскурант там настолько скуден, хоть волком вой. К примеру, взять столовую, между прочим, ни где-нибудь, на окраине, а в центре, в самой сердцевине. Висит на стене скромный листок с меню, прикрепленный обыкновенными канцелярскими кнопками. И что же там написано?! Первые блюда: щи или суп вермишелевый с курятиной. А на самом деле, с маленьким кусочком куриного хребта. На второе: макароны или картошка-пюре. Кстати, почему она какого-то темного цвета, а не белого, как должно быть? Вдобавок, тянется, как клей? И, причем, не вкусная? Ладно, проехали, все равно не ответишь, так, как и сам не знаешь ни фига. Котлеты отвратительные. Пахнут, не поймешь чем, только не мясом – это точно тебе говорю. Я всегда обедал примерно на рубль. Выходил из столовой, вроде, сытый, с полным брюхом, а часа через два снова есть хотелось. И, что самое невероятное, никто не жаловался. Понятное дело, привыкли к таким харчам и обслуге. Вот и молчат, не возмущаются. Да, совсем забыл, третье блюдо: чай с пирожками или кисель с каким-нибудь коржиком или коврижкой. И все. В магазинах тоже ассортимент не богатый. Кроме консервов и плавленых сырков закусить хорошему человеку нечем. И тогда решил узнать, как кормят в обкомовской столовой тамошних «великомучеников». Но запросто туда не пройдешь – у ворот охрана в милицейской форме. Морды такие, что глаз не видно, на обезжиренных не похожи. На животах пуговицы не застегиваются. Кроме того, без специального пропуска не пустят. Охраняют, как секретный объект. Пришлось прибегнуть к шапке-невидимке. А что делать? – Развел руками Василий. – Соблазн был настолько велик, что не сдержался. Таким образом, ни кем незамеченный, прошел все преграды. Подошел к столу, где лежала папка с листами бумаги, на которых было отпечатано «меню». Если все это читать, дня не хватит. И чего там только не было! Рыба любая от кильки до кита, даже про которую я и не слышал, там была. Долго размышлять не стал, заказал себе: суп с телятиной, картошку с печенкой и говяжьим языком, какао и пирожок с мясом. За все это, заплатил восемьдесят шесть копеек. Приносят в алюминиевой чашке суп, если мерить по стандарту городской столовой – две порции, не меньше. Я ложкой ткнул – нейдет. Как подцепил, а там кусок телятины, чуть поменьше моего кулака. Все это ел без хлеба и все равно наелся. А тут, вдогонку, несут в такой же посудине картошку. Порций пять, если не больше. Огромный кусок говяжьей печени и, примерно такого же размера, язык. Еле-еле съел. Кое-как допил какао, пирожок на карман, и тягу. Как оттуда вышел – помню с трудом, но ту трапезу во веки веков не позабуду. Нет, на свой аппетит никогда еще не жаловался. Но, чтобы переесть обкомовского служащего? Это никому не под силу будет. Говорю с полной ответственностью. Ведь, кроме первого, второго и третьего, они еще заказывали и холодную закуску: карбонат, или буженину, или еще какой-нибудь деликатес. Там всего много. И заметьте, на тарелки накладывали верхом. И обязательно, вдобавок брали по полному стакану сметаны, да по пирожному, кофе и пирожки с мясом или с ливером. Сжирали все. Не в одном ресторане такого деликатеса не подавали. Народная мудрость гласит: «Человек должен есть, чтобы жить». А вы живете для того, чтобы жрать. Ну, какая, спрашиваю Вас, – Василий обратился к Игнатию – может быть работа? Заглатывали так, что по спине бугры шли. А после такой трапезы, придут в кабинеты, плюхнутся в кресла, расплывутся в них, как медузы, и дремлют. У меня сложилось такое впечатление что у этих гадов, так разработаны желудки, что втроем или вчетвером, запросто уговорят годовалого бычка. Костей и шкуры не оставят. Ох, как же я мучился после эдакого обеда, с непривычки. Ужинать не смог. На завтрак тоже не пошел. Да что там завтрак, всю ночь глаз не сомкнул, болел животом. Тошнило, думал, концы отдам.

Лицо Хитрицова, побагровело. Глаза налились кровью, словно получил удар ниже пояса. С трудом сдерживая гнев и ярость, с невыразимой злобой, почти шепотом, процедил сквозь зубы:

– Замолчи! Я не знаю, кто тебя пропустил в нашу столовую, но это не повод, обсуждать моих подчиненных! Ты, мерзавец, мизинца каждого из них не стоишь. Да! Есть такое! – Продолжал секретарь, повысив голос, действительно, обкомовская столовая снабжается продуктами по высшей категории. И это – не моя идея, и не моя блажь. А как ты думал?! Люди умственного труда должны поощряться. И ответственности у них побольше, чем у тебя, дармоеда.

– Это кто дармоед?! Я, что ли? Да за такие слова я тебе сейчас кукушку снесу твою бестолковую! – И Василий уже стал сжимать кулаки, но сдержался. – Скажи спасибо, что Игнатий рядом стоит. Не хотелось бы, чтоб он видел твою протокольную морду в синяках да ссадинах. Вы лучше в детские сады отдали бы эти деликатесы. Ведь дети! Дети же! А вы, хамы, даже об этом и не думаете. Только о себе и печетесь. Козлы. – С этими словами Кот уже хотел пойти к костру, но Леший, услышав бранную речь Василия, поспешил на выручку.