– Хватит морочить нам голову своей лживой разумностью! – кричал во всё горло оборванец, которого все уже прозвали Лохматым. – Да, мы питекантропы! Да, обезьяны. Но зато мы честны перед собой и природой, сотворившей нас хищниками. Наклепав хитромудрых штуковин вы решили, что природа теперь отменена, ан нет, чёрта с два! От вашей науки нам стало только хуже: нам, двуногим животным, с детства вдалбливают всякие ханжи: вы, дескать, цивилизованные. То не делай, это вредно, а вон то стыдно. А мы за естественность! Вот пусть Ник и стреляет в таких, как вы. Нам только лучше будет.

Поняв, что главный аргумент, каким бы цивилизованным ни было общество, по прежнему пока ещё кулак, обе стороны сомкнули ряды и пошли на опасное сближение. Полицейские напряглись, почувствовав, что момент истины не за горами, но тут, за одиннадцать часов до анонсированного события, в ход вмешалась третья сила.

Подняв голову, Лохматый обнаружил, что на площадь надвигается ещё одна колонна, в разы менее численная, чем «цивилизаторы», но в случае борьбы на стороне противника, гарантирующая необходимый для разгрома фанатов и ареста Заики перевес. Прикусив губу, Лохматый решил было, что дело лопнуло, но всё пошло не так.

Колонну возглавляла одутловатая блондинка средних лет, чьи растрёпанные кудри воскрешали в памяти образ Горгоны, а весь её облик – Свободы, какой французы изображали её на картинах времён взятия Бастилии. Преданные соратники возвели её на самодельную трибуну, и блондинка, взметнув кулак над головой, начала речь высоким, звонким голосом, достойным оперной певицы:

– Мы, защитники прав и свобод, протестуем против грубейшего нарушения гарантированных конституцией, конвенцией ООН по правам человека, международным кодексом общечеловеческих ценностей и всемирными правилами хорошего тона свободы выбора, свободы слова и свободы совести! Гражданин Ник имеет полное право иметь собственное мнение на природу человека, и более того, имеет полное право высказывать это мнение, которое вы, граждане, не имеете никакого права его лишать. Он в праве говорить что хочет, когда хочет, где хочет и кому хочет. Не нравится – не слушайте! Вы не вправе навязывать ему свою точку зрения и заставить его действовать так, как хочется вам. Пока Ник не совершил никакого преступления, а вот когда совершит, тогда и будете разбираться. Только он сам несёт ответственность за свой выбор и за свои поступки, и никто из вас не может отвечать за его выбор и принуждать его к чему-либо. Если вы не признаёте этого, если вы считаете себя в праве решать за него, что для него хорошо, а что плохо, как ему жить и чем дышать – то питекантропы вы! Вы – диктаторы! Тоталитаристы! Фашисты! Вам должно быть стыдно, а не ему. Так стыдитесь же!

Лидеры диктаторов хотели бы возразить, как со всех концов площади грянуло: «Стыдитесь, тотализаторы!» Многие из тех, кто пришёл сюда в рядах противников Заики, переметнулись в стан правозащитников и присоединились к общему хору. Вскоре голоса антизаикинцев и вовсе потонули в гуле всеобщего негодования, свисте и улюлюканье: «Позор фашистам! Позор!» Депутаты и писатели, обнаружив, что до выхода Ника с автоматами в обеих руках, остаётся всего лишь четыре часа, решили убраться по добру по здорову. За ними последовали и большинство их единомышленников – у них не было ни единой возможности воспрепятствовать действиям убийцы, так как они были в явном меньшинстве.

Полиция включилась в ход митинга лишь тогда, когда за два часа до начала на площади показались будущие жертвы. Построившись в две шеренги, бойцы обеспечили для них коридор, чтобы Эдик, Макс, Анжела и охранник Верзила смогли пробраться сквозь толпу к своим рабочим местам. А вскоре на площади появился и сам Ник Заика.

Поднявшись на крыльцо небоскрёба, он оглядел обезумевшую от его вида толпу полным безразличия взглядом и решительно шагнул к лифтам.

– Ник, женись на мне! – кричала Жанна из колл-центра. – Я дождусь тебя, милый, если тебя арестуют!

Её голос тонул в потоке аналогичных по содержанию заявлений.

– Какая харизма! – восхищённо произнесла блондинка-правозащитница. – Редкий экземпляр.

– То ли ещё будет! – поддакнул Лохматый.

А тем временем Эдик, Макс и Анжела сгрудились вокруг стола весельчака. Побледневший охранник сидел возле двери, комкая в потных ладошках носовой платок.

– Не боись, – жидким голосом заверил Верзила. – Зря кипиш подняли, не будет он стрелять.

– Анекдот хотите? – из последних сил выдавил Весельчак. – Только вчера мужики в раздевалке бассейна рассказали. Возвращается, значит, муж из командировки…

– Пошёл к чёрту, – процедила секретарша.

Инспектор Банкин взглянул на часы. До события оставалось две минуты.

– Может, пора? – хрипло спросил старшина группы захвата.

– Остынь, молодой, – огрызнулся умудрённый сединами ветеран. – Куда вперёд батьки в пекло?

Эдик услышал, как лифт останавливается на их этаже, и двери медленно, с напряжённым скрежетом разъезжаются, выпуская пассажира наружу. Он услышал гулкие, чеканящие шаги и щелчок заряжаемого пулемёта. Но Эдика это нисколько не беспокоило. Вчера вечером бабушка дала ему таблетку от доктора Тыркельгаузена.

– Ну теперь пора? – взволнованно спросил старшина.

Инспектор лениво наблюдал, как на огромном экране появляется цифра ноль.

Площадь замерла, и в гробовой тишине раздалась очередь из четырёх выстрелов.

– Вот теперь пора, – произнёс инспектор, освободив из кобуры табельное.

Пассажиров на конечной станции было, как обычно, немного. Состав ТС-7995 – девять новых, блестящих вагонов, только что с завода – готовился к отправлению, и пассажиры спешили занять наиболее выгодные для себя места. Кто-то бежал по платформе, а кто-то переходил из вагона в вагон, боясь, что поезд отъедет без них.

Когда над дверьми замигали красные лампочки, предупреждающие о скором отправлении, на другой путь прибыл состав СТ-5997. На вид он ничем не отличался от своего собрата – корпуса вагонов из такого же полированного до блеска алюминия, обтекаемые формы локомотивов для развития максимальной скорости, двери из лёгких, но прочных композитных материалов. Открыв двери, поезд выпустил своих немногочисленных пассажиров, тонкими струйками потянувшихся к выходу в город, сливаясь в единый поток возле эскалатора. Машинист тоже вышел из своей кабины и встретился взглядом с помощником машиниста состава ТС-7995, следившим за тем, чтобы никого из пассажиров не защемило дверьми.

Красные лампочки продолжали мигать, но двери почему-то не закрывались. Машинисты пристально смотрели друг другу в глаза: опытный, водивший сотни локомотивов СТ-5997 – молодому, совсем недавно вышедшему из учебки ТС-7995. Наконец машинист ТС-7995 – проработавший не менее своего коллеги из СТ-5997 – нажал кнопку и створки дверей плавно отправились навстречу друг другу.

Неожиданно капитан СТ-5997 бросился бежать вдоль всего состава, направляясь к кабине в его хвосте. Его помощник, не задавая вопросов, побежал вслед за ним.

Это не ускользнуло от внимания пассажиров. Несмотря на то, что все знали – на поезда в эту сторону посадки нет, все составы следуют в депо – многие прямо с эскалаторов направлялись к вагонам СТ-5997. Даже те, кто только что вышел из поезда, почему-то возвращались обратно. Правда, многие из наполнявших платформу людей спешили успеть в ТС-7995 – тогда его закрывающиеся двери останавливались, чтобы пропустить нетерпеливого пассажира, затем снова начинали движение.

Вот машинисты достигли хвоста СТ-5997 и запрыгнули в кабину. Схватив штурвал, капитан тотчас же нажал кнопку и двери сомкнулись. При этом между створками оказалась сумка кого-то из замешкавшихся пассажиров, но никто не обратил на это никакого внимания.

Медлить было уже нельзя – ТС-7995 уже тронулся в путь. С опозданием в несколько секунд СТ-5997 двинулся в том же направлении.

Среди пассажиров первого вагона СТ-5997 оказался средних лет мужчина в сером костюме при галстуке. Стоило поезду въехать в тоннель, как он вскочил с места и обратился к своим соседям: