Минут через десять подошел бывший инструктор-начальник и спрашивает, чего это я топчусь на пляже так долго, никак решил поднасрать всем напоследок в прямом смысле? А море, прошу заметить, ласковое и прозрачное, и видно, что корабля за мной не прислали, и подводной лодки тоже. Развожу руками, мол, так и так, а где транспорт? В ответ смех, вроде дурак ты, Мумашев, кто ж ради одного сержанта катер гонять будет? Предписание есть — вот оно тебе вместо билета на все виды транспорта. Сухопутного транспорта, разумеется!
Если таковой найдешь, ухмыляется инструктор.
И тут он, конечно, был прав. Транспорт в те года ходил хуже некуда. То твари рельсы разберут, то свои же идиоты из числа людей промахнутся и снарядами дорогу разобьют. Или еще какая-нибудь ерунда случится, что ни в сказке сказать, ни пером описать, как утверждали Прежние. Поэтому ездили обычно морем, то есть плавали, конечно, но моряки еще со времен Прежних постоянно утверждают, мол, плавает только дерьмо, а они, видите ли, ходят. Так что ездили и ходили в основном морем. А у нас еще и горы под боком, ну как горы, по сравнению с местными — холмы. Высшие точки гор ниже, чем наш форпост. Но, тем не менее, ущелья, рельеф изрезанный, самое то для тварей прятаться, а нам, соответственно, на этих тварях тренироваться. С дорогами, сами понимаете, полный швах, разве что тропинки, да и те тварями сделанные.
Вот и получается, природа райская, а присмотришься к содержимому — уноси ноги поскорее! Но бравых выпускников подготовительного лагеря такое никогда не останавливало. Сбились мы в кучку из 10 сержантов, сказали «идите на хер, ждать ваш катер» и потопали вдоль берега на север. Всего-то сотня с копейками километров и, здравствуй, цивилизация! Девочки, горячий душ и дороги, а на тех дорогах нормальный транспорт. По уму, конечно, стоило подождать катер, всего-то неделю в лагере посидеть, пока тварей из вод Адриатики вычищают. Но мы до того уже озверели от тренировок, что вполне обоснованно считали себя лучше всех. Мол, где там твари, давайте сюда, да побольше, порвем на холодец и зажарим на ужин! Вооружились, набрали патронов, гранат, припасов в дорогу и дернули, пока начальство в лагере не прочухало. Не знаю, высылали за нами погоню или махнули рукой, но в первый же день отмахали мы этак полста километров.
Остановились на окраине какого-то лесочка. Деревья, ну не местные елки, но тоже красиво. Буреломы, завалы из листьев и сучьев, видно было, что никто тут в последние года не проходил. Люди явно мимо просто плавали, а твари огибали лесок, и получалось, что никому это место не нужно. Тишина, спокойствие, и тут наш десяток приперся. Шум-гам, тарарам, давай костры жечь и смеяться. Свобода опьяняет, и мы в тот вечер просто упились этой самой свободой.
На шум и гам не замедлили подтянуться свободные личности. С оружием в руках и жаждой наших вещей в глазах. До сих пор не могу понять, то ли они прятались в той чаще и делали вид, что лес необитаем, то ли просто пробегали мимо, скрываясь от закона. Но в любом случае, эти бандюганы про то, что люди братья и не воюют, никогда не слышали. Сразу начали палить, шуметь и ругаться. Да их там было то, всего человек двадцать. Сущая мелочь против десятка свежеиспеченных сержантов. Убили и прикопали на опушке, предварительно изъяв все ценное.
Нельзя сказать, что я был сопливым юнцом, не нюхавшим жизни. Многое довелось повидать, испытать и перенести. Но вот с таким поведением людей — сходу стрелять и грабить — столкнулся впервые. Оружие у бандюганов было так себе, как сейчас помню, древнючие неухоженные дробовики и расшатанные пистолеты. Обывателей пугать, да и то, только самых робких. Может поэтому эти выродки и бегали по лесам, что с таким оружием ни в один населенный пункт войти не могли? Ладно, закопали, обобрали, и на следующий день под вечер добрались до первого признака цивилизации — разрушенный домик и рядом полотно железной дороги.
Запах разлагающихся трупов людей и тварей, сладковатый такой, мерзкий до блевотины. В домике засели шестеро, поставили два пулемета, обложились ящиками с патронами и бились до последнего. Тварей накидали в три слоя, гильзы по колено, то ли прикрывали кого-то, то ли отступать было некуда. Два ящика взрывчатки не успели израсходовать, видно твари броском ворвались, не дали подорвать себя. А может и не собирались взрываться, непонятно. Твари ящики погрызли и бросили, а мы прибрали. Нашли сломанную дрезину и всю ночь чинили. Трупный запах пропитал все и вся, и не будь мы все привычны к такому — точно блевали бы дальше, чем видели.
Отдали последние почести, похоронили этих шестерых, ну, то что от них осталось — поместилось в одном самодельном гробу-ящике. Погрузились на дрезину, закинули ящики с взрывчаткой и с ветерком покатили дальше на север. Двое качают, четверо присматривают за окрестными степями и холмами, четверо отдыхают на тележке-прицепе сзади. Видимость неплохая, едем с ветерком, к трупным запахам принюхались, в общем, лепота и благость неописуемая. Так бы ехали и ехали, но вляпались в очередную неприятность. Крупная станция впереди, потираем руки, предвкушая блага цивилизации, и вдруг слышим: пулемет работает. Да не один! А потом минометы по нам — кааак шарахнут! Землей до бровей засыпало, дрезина с рельс соскочила, прицеп тоже под откос, но все живые. И ящики не взорвались, потому что промахнулись наводчики, ну и мы не стали ждать второго залпа, как тараканы врассыпную и бегом к ближайшему оврагу.
Собрались, укрылись, со станции нас потеряли и перестали лупить. Стали держать совет, мол, чего, как и куда. Думали-думали, сообразили, что станция в осаде, а нас то ли за зараженных, то ли за новый вид тварей приняли. Там, откуда мы приехали — никого из людей быть не могло, вот со станции и жахнули, не разбираясь. Правильно, в общем-то, сделали, но нам легче не стало. Давай дальше думать, то ли станцию обходить, то ли как-то белым флагом помахать, то ли вообще в другую сторону убежать. И тут слышим, земля слегка гудит и дрожит. Бежит, значит, волна тварей, прямо повдоль железной дороги.
Километра два и выскочат прямо на нас, к гадалке не ходи. Мы, конечно, тогда были ребята резкие и самоуверенные, но тренировали нас на совесть. Гул и дрожание вполне соответствовали пяти сотням мелких тварей или трем сотням крупных. И до станции не добежать, просто не успеем. Единственное, что можно сделать — занять оборону и молиться, чтобы тварей больше интересовала станция, нежели мы. Можно, конечно, в порядке самоубийства, бежать к дрезине и ставить ее на рельсы. Как раз минометчики жахнут и твари добегут.
Слышим, машина подъехала, и громкий голос орет, мол, выходи по одному и сдавайся! Ну, чисто как у Прежних, машина из рояля — символ внезапного чудесного спасения. Вылезаем, а там, рядом с грузовиком стоит старый такой солдат, на нас автомат наставил и зыркает подозрительно. Я ему говорю, мол, папаша, не боишься, нас десять, а ты один? А он в ответ, мол, я уже пожил, всякой херни повидал вдоволь, и свою жизнь за десятерых зараженных разменять за честь посчитаю. Смотрю, наши подтянулись, вот только твари все ближе и ближе. Говорю, мол, давай уже поедем, а то щас набегут. А солдатик не торопится, говорит, мол, вы вообще, откуда взялись? Объясняю, что так и так, с лагеря тренировочного, невмочь было катер ждать, пошли сами, да дрезину нашли. Твари уже видны, а солдат не торопится, спрашивает, мол, какая кличка у замначальника лагеря по хозчасти? Старый Бульдог, говорю, потому что, как вцепится во что-то, хрен потом со склада достанешь.
Тут солдат прыгает в кабину и заводит машину. Мы шустро в кузов, а там, мама дорогая, взрывчатки не два, а целых двадцать ящиков! Солдат не промах оказался, собирался нас и тварей подвзорвать, когда поближе подойдем. Мол, пропадать, так не зазря! Твари уже практически за пятки кусают, прямо из кузова вдесятером строчим, половину боекомплекта враз сожгли, только тогда Преследователи прыть сбавили и отстали. Влетаем на станцию, а там уже твари с другой стороны ворвались. Остатки гражданских и семьи военных в поезд грузят, рядом рубилово чуть ли не врукопашную идет, начальник гарнизона, как сейчас помню, пожилой такой майор, с рубцом вдоль левой щеки, орет, мол, огнеметы давай, иначе не удержим!
