— Наверное, здесь часто устраивают разборки. Идеальное место для этого. Безлюдное, — вслух произнёс Мидория, рассматривая навес над ними.
— Да. Идеальное. Вот поэтому мы и здесь.
Кацуки всё так же стоял на месте, продолжая смотреть на него, но не предпринимая ничего. Рука его так и не выпустила пиджак Изуку, так что отойти от него дальше не было никакой возможности.
Они просто смотрели в глаза друг другу, словно выжидали, кто из них сорвётся первым. Но ответ был слишком очевиден, хотя бы потому, что Бакугоу ненавидел ждать.
Рывком он впечатал Мидорию спиной в стенку, тут же прижимаясь к его губам своими. Иногда у него случались такие порывы, но обычно Кацуки никогда не шёл на контакт первым, тем более когда они находились как бы в ссоре. А тут…
Его руки сжали плечи Изуку, не позволяя отстраниться. Поцелуй, как и всегда, перерастал в целую битву, только из-за того, что никто из них не хотел уступать. И, пускай обычно Мидория сдавался первым, сейчас он этого делать не собирался: всё ещё немного злился на Кацуки.
Но чем дольше они целовались, чем сильнее руки Бакугоу прижимали Изуку к себе, тем слабее становилось его сопротивление. Он не хотел идти на поводу у собственных чувств. У него тоже есть гордость, чёрт возьми! Но Кацуки будто не замечал этого. Если он хотел, то получал всё, что ему было нужно: будь то признание остальных или же взаимные чувства Изуку.
— Хватит строить из себя оскорблённого, Деку. Тебя здесь никто не держит.
— Да ну? — он скептически скосил взгляд на руки на своих плечах, чуть улыбаясь.
Бакугоу хмыкнул, снова целуя его, перемещая ладонь на щеку, поглаживая кожу под пальцами. Ему хотелось сжать его сильнее, прижать к себе, чтобы почувствовать его всем телом. Было плевать на то, что их могут увидеть. Пускай. Потому что сейчас они вдвоём, наедине, вместе.
Большего ему не нужно.
Мидория чуть медлит, прежде чем протянуть руки вперёд и вплести их в волосы Кацуки. Но стоит только ему это сделать, как Бакугоу тут же прижимает его к себе ещё сильнее. Поцелуй становится ещё более иступлённым, а дыхание сбивается.
Они оба подаются вперёд слишком резко, из-за чего стукаются зубами. Кажется, кто-то из них прикусил губу, но это их не останавливает.
Кацуки вжимает его в стенку ещё сильнее, так что Изуку становится больно, поэтому он мстительно тянет его за волосы, пытаясь вырвать клок точно.
— Засранец, — шипит Бакугоу сквозь зубы, морщась.
Но Мидория даже не собирается извиняться, снова притягивая к себе.
Раскрасневшиеся и запыхавшиеся, они никак не могут оторваться друг от друга. Возможно, всё это — глупость. Их общая ошибка. Но раз за разом они возвращаются к самому началу, просто не в силах закончить это.
— Ты невыносим… — Изуку чуть поворачивает голову в сторону, пытаясь привести сбившееся дыхание в норму.
— Это ты мне говоришь?! — он дёргает за галстук Изуку, ослабляя его, чтобы едва ли не вцепиться зубами в шею парня, оставляя яркий засос.
Мидория только прикрывает глаза. С этим бесполезно бороться. Будь воля Кацуки, он, наверное, и на его лице оставлял бы следы поцелуев.
— Ты что, собрался прямо здесь?
— А почему нет? Для остроты ощущений не помешает… Но не сегодня!
Бакугоу выпрямляется, напоследок целуя его в скулу и чуть выше брови.
— Знаешь, Каччан, это уже совсем свинство…
— Когда ты так делаешь, я не жалуюсь.
Изуку фыркает и тут же чихает. Кацуки, глядя на него, протягивает к нему ладонь, осторожно прикасаясь к щеке, выдыхая совсем тихо:
— Лучше бы ты слёг с какой-нибудь заразой и не приходил туда.
— О чём ты? — парень непонимающе хмурится.
— Дальше будет ещё веселее, Деку. Только ты не поймёшь, что во всём этом будет смешного,— его губы растягиваются в усмешке, но он тут же тянется к нему, чтобы снова поцеловать.
В этом не было ничего удивительного, Бакугоу всегда так делал, так что Изуку привык к его перепадам настроения и всему остальному.
— Ты ведь знаешь, что со всеми происходит, так?
— Да какая разница! Пускай хоть утопятся, мне на них плевать!
— Не говори так. Я ведь знаю, что ты тоже за них переживаешь. Просто выражаешь свою заботу не так, как все остальные.
— Не равняй меня со всеми. То, что мне не плевать на тебя, — не значит, что и на всех остальных.
Он не был зол, хотя всем своим видом пытался показать обратное. Однако Мидория знал его слишком хорошо, чтобы повестись на это.
Кацуки фыркнул и, впихнув в его руки мокрый зонт, отошёл на шаг.
— Смотри не сдохни от того, что под дождиком промок!
Но ответить Изуку ничего не успел, потому что Бакугоу тут же рванул из-под навеса, оставив его одного.
Дождь всё так же лил непроходимой стеной. Его шум не успокаивал, но и не раздражал. Лужи становились больше, а небо всё так же было скрыто за стеной туч.
Тодороки чувствовал себя отвратительно. Будто бы силы покинули его тело, оставив пустую оболочку. Он понимал, что по-другому нельзя, но всё его естество кричало против этого.
Только осознание того, что выбор сделан, не позволял ему вернуться к прежнему состоянию.
Смотря на всех остальных, Шото думал о том, что они считают так же.
Устраивало всё одного лишь Бакугоу, которому, по-видимому, было глубоко насрать на всех. Да по его роже было видно, насколько сильно вся эта ситуация его радовала.
Мидория молчал, не лез к ним. Он всё ещё надеялся, что всё это закончится, не хотел поднимать панику, но было видно: Изуку держится из последних сил.
Момент, когда он сорвётся, — только вопрос времени и его выдержки.
Аизава старался скрыть своё волнение за маской безразличия. Он понимал, что нужно держать себя в руках, чтобы вся эта ситуация не вышла из-под контроля. Но теперь ему начинало казаться, что уже давно этот самый контроль Шота потерял.
Иида стоял перед ним, как и всегда, вытянувшись по струнке. Парень смотрел твёрдо, но чуть выше плеча учителя, словно, посмотри он ему в глаза, и Аизава поймёт всё, что творится. А этого нельзя было допустить ни в коем случае.
— Так вот, тесты начнутся с понедельника, после этого мы поедем в тренировочный лагерь. Поэтому собрание старост будет перенесено на завтра. Остальных я уже уведомил, да и думаю, что они и тебе передали.
— Да.
— Но в любом случае, предупредив ещё раз, я ничего не потеряю. Просто чтобы ты знал.
— Хорошо. Спасибо, Аизава-сенсей, — он поклонился и поспешил покинуть учительскую, но мужчина неожиданно окликнул его снова. — И ещё, Иида, в классе же всё нормально?
Тенья остановился, чуть обернувшись назад, и через плечо, пытаясь не показывать своего волнения, ответил:
— Нет, конечно же. Всё как всегда, просто многие подавлены из-за предстоящих экзаменов. Это связано с плохой подготовкой. Они сильно устают из-за дополнительных занятий. Но всё равно все стараются как могут. Если же что-то выходящее за рамки всё-таки произойдёт, я незамедлительно сообщу Вам, сенсей, — отрапортовал он механическим голосом, чуть подёргивая вытянутой рукой.
— Что ж, если так, то ты можешь идти.
Иида ещё раз поклонился и ушёл, закрывая за собой дверь.
Стоит ли говорить, что теперь Аизава точно уверен: что-то началось.
Наверное, эти коридоры знали подробности уже многих заговоров. Трудно представить, сколько разговоров слышали эти стены ежедневно! Но именно академия Юэй хранила секреты своих учеников лучше, чем кто-либо. Хотя в последнее время никто не мог быть уверен в этом наверняка. Поэтому каждый старался затеряться среди многочисленных кабинетов, лестничных пролётов, лишь бы сохранить втайне свои домыслы и планы.
Снова двое молодых людей стояли в безлюдном коридоре перед началом уроков, стараясь говорить, не повышая голосов. Но получалось это не очень хорошо. Эмоции раз за разом грозились захватить их с головой.