— Да, знаю…

— Ах, да, пока не забыл — Гран Торино передавал тебе привет.

Изуку удивлённо вскинул голову. Вот уж чего он не ожидал, так это привета от старика Гран Торино. Но Мидория был рад услышать о нём хоть что-то.

— У него всё хорошо? Ведь после того, как мы сражались с Пятном…

— Он, конечно, немного злился на тебя за такую самовольность, но быстро остыл. Всё-таки он тоже переживает за тебя. Нехорошо, когда следующий символ Мира ломает себе конечности каждый раз, стоит ему применить силу.

— Я сделаю всё от меня зависящее.

В дверь постучали, и в кабинет зашёл Аизава с какой-то папкой в руках.

— Всесильный, тут тебе документы пришли, посмотри, мало ли что-то важное.

— Хорошо. Спасибо, Аизава-кун, — он принял папку у него из рук, но просматривать их не стал, хотя Изуку видел, как нетерпеливо блеснули его глаза.

— Думаю, мне уже пора идти…

— Уже? — удивился Всесильный.

— Да. Мы с Тодороки-куном договорились вместе пойти домой. Было бы невежливо заставлять его ждать.

— В последнее время вы с юным Тодороки стали очень близки, — мужчина осёкся, видя, что это как-то задело парня. — В любом случае я рад, что вы двое смогли поладить. Юный Тодороки — замечательный человек, он сможет многому научить тебя, а ты, в свою очередь, научишь многому его.

Изуку не до конца понял, что именно имел ввиду Всесильный. Но надеялся, что в скором времени значение этих слов дойдёт до него. Тихо закрыв за собой дверь, он пошёл по коридору, а затем и вовсе сорвался с места.

— Тодороки-кун, ты не видел Бакугоу?

Шото остановился на последней ступени лестницы и обернулся, чтобы снизу вверх посмотреть на Намие. Девушка стояла, тёмным силуэтом возвышаясь над ним. Одна её рука была за спиной, словно она что-то там прятала, однако Тодороки был больше чем уверен — там ничего не было.

— Почему ты спрашиваешь это у меня?

— Ну, может, ты знаешь.

— Я не об этом. Сегодня Бакугоу весь день был в классе, но ты так к нему ни разу не подошла. Если бы это было что-то важное, мне кажется, ты бы уже давно обратилась непосредственно к нему.

— И?

— И из всего этого я могу сделать вывод, что тебе что-то нужно не от Бакугоу, а от меня.

Она вдруг захлопала в ладоши, немигающим взглядом смотря на него. Её жуткая улыбка пробирала до костей. Но Тодороки не был уверен в том, что этот оскал не был пририсован ей оранжевым светом заходящего солнца, уже столь привычно отливающим красным.

— Так что тебе нужно?

Мори снова спрятала одну руку за спину, сжимая её в кулак. Она сделала вид, будто бы задумалась, но Шото не поверил, слишком уж наигранно всё это выглядело в его глазах.

— Тодороки-кун, как ты относишься к играм?

Парень постарался скрыть своё удивление, хотя внутри негодовал.

— Смотря к каким.

— А какие ты предпочитаешь? — Намие явно не было никакого дела до того, какие игры предпочитает Шото, но он всё равно ответил, стараясь потянуть время.

— Сёги или шахматы.

— Интеллектуальные, значит… А что насчёт более подвижных игр? Например, догонялки?

— Когда как.

— А если там будут призы? Скажем, если ты осалишь кого-то, то получишь приз. Как тебе такое?

Кончики его пальцев начали леденеть сами собой. Его причуда рвалась наружу, и он не знал, почему хвалёный самоконтроль покинул его так неожиданно.

Её речь, её тон, её поза, её взгляд — всё это электрическим током пронзило его тело. Ему казалось это знакомым, но провести параллель между этим самым «знакомым» и этой хрупкой фарфоровой, но живой куклой не получалось. Может быть, какой-то частью себя он не желал вспоминать об этом, но всё равно…

— Я не понимаю, к чему такие вопросы…

— Мне просто интересно, чем увлекается мой одноклассник, а тебе не интересно?

Тодороки проигнорировал её вопрос. Медленно в его голове начинала выстраиваться картина, казалось, всё так просто, но всё равно верилось с трудом.

— И ты у всех интересовалась, чем они увлекаются?

— Разумеется! И сыграть всем предлагала! Но многие из них отказались, хотя прекрасно понимали, что всё это совершенно бесполезно.

— Получается, догонялки? Так?

На кончике пальца образовалась корочка льда, что блестела, переливаясь пламенными бликами.

Взгляд её потемнел окончательно, а рот странно искривился:

— Не советую использовать на мне причуду, — и уже приторным голосом она продолжила: — Это может плохо кончиться.

Шото не знал, что будет дальше, но паршивое чувство внутри него только разрасталось, готовое в любой момент переполнить его всего и разорвать на кусочки.

— Знаешь, я думаю, что тебе бы эта игра понравилась. И не только тебе, — снова заговорила она.

— А ты не думаешь, что я не хочу играть в эту твою игру?

— А ты не думаешь, что я спрашиваю тебя сейчас только из вежливости? Откуда ты знаешь, что вот уже сейчас мы не играем?

— Значит, то, что творится с классом, твоих рук дело.

— Не понимаю, о чём ты, — Намие отвела взгляд в сторону, но прекрасно было видно, что всё это доставляло ей неимоверное удовольствие.

— Ребята странно себя ведут. Всё началось после твоего перевода сюда.

— Ты ошибаешься — ничего ещё не началось. Тодороки-кун любит шахматы, тогда я скажу на твоём языке: фигуры пока что не расставлены. Никак не хотят занимать нужные позиции! Они такие упрямые…

Её неуместный пафос раздражал, но и отчего-то вызывал смутное чувство тревоги. Она была кошкой, а он мышкой. Складывалось впечатление, будто вся эта ситуация для неё идеальна. Только то, чего Намие добивалась, оставалось неизвестным.

— Я не знаю, что ты задумала, но думаю, что это не понравится Аизаве-сенсею и остальным учителям.

— Аизаве-сенсею, — в тон ему повторила она, — определённо нравится моя игра, но он пока никак не поймёт её сути. Да и ты, Тодороки-кун, тоже, по-видимому, меня не понимаешь.

В её голосе не было разочарования, но и чего-то другого тоже не было, однако...

— А где сейчас Мидория-кун?

Шото нахмурился. К чему этот вопрос?

Видя, как напрягся Тодороки, она продолжила, растягивая фразы, голосом расставляя акценты там, где ей вздумается.

— Сейчас он тут, а спустя минуту его нет. Вот идёт он, идёт, и тут «Бах»! И на голову ему падает цветочный горшок! Вроде ничего особенного, а небольшое сотрясение ему гарантировано.

«Это блеф. Слишком очевидно, что она врёт. Мидория в состоянии сам о себе позаботиться. Нет смысла за него волноваться».

— И вот он корчится в болезненной агонии, а рядом совсем никого нет! Никого, кто бы помог ему! Бедняга… — по её лицу вновь расползся оскал, и по телу Тодороки словно разлился страх. В голове, словно кто-то неожиданно вложил её, упрямо пульсировала одна единственная ужасающая мысль: это был не блеф!

Невозможно так врать. Это значит, что, пока он здесь стоит и пытается из неё что-нибудь вытянуть, с Мидорией уже что-нибудь могло случиться.

Намие хмыкнула и повернулась к нему спиной.

— Ну, раз ты не хочешь играть, то я не в силах тебя заставить. Беги, пока ничего ещё не произошло, а то мало ли…

Алый свет заката ужасающе подходил ей. Эхо шагов дробью отстукивало прямо в его висках, а длинная тень падала на лицо Шото, полностью покрывая его этой чернью.

Тодороки вспомнил. Это ощущение. Оно точно такое же, как при встрече с Пятном. Эта одержимость в глазах и еле заметный тлеющий огонёк безумия. Эта харизма…

Это оно. Ошибки быть не может.

Он рванул к выходу, едва не поскальзываясь на ступеньках, но чудом удержался на ногах. Шото вертел головой по сторонам в поисках Изуку, но его нигде не было.

— Мидория! — закричал он, чувствуя, как сжимаются внутри лёгкие от недостатка воздуха.

На покачнувшейся ветке каркнула ворона. Ветер подхватил иссохшую от палящих солнечных лучей листву и унёс её куда-то далеко. Порыв ветра ударил в лицо, заставляя зажмуриться. Сердце в груди болезненно заныло, словно предчувствуя что-то плохое, но Тодороки боялся предположить, что может быть ещё хуже.