— Что-то случилось?
— Нет. Всё в порядке.
Может быть, он и рассказал бы, что встретил только что Намие, но почему-то не стал этого делать. Наверное, не посчитал нужным, ведь это не имело ничего общего с ними. Но из головы никак не выходил её вопрос: « Ты не видел Бакугоу?»
«А если подумать, то я не помню, был ли он сегодня вообще…»
Тодороки посмотрел на Изуку. Скорее всего, если бы с этим идиотом что-нибудь и случилось бы, то первым, кто забеспокоился, был бы именно Мидория.
Несмотря ни на что, он оставался с ним. Пускай не как друг, но как обычный человек, малознакомый, но от всей души стремящийся заботиться о нём. И это до одури бесило самого Кацуки, а вот Тодороки беспокоило. Потому что за этой заботой могло быть гораздо большее, нежели виделось остальным.
Он бросил осторожный взгляд на Изуку.
«Может ли быть так, что Мидория испытывает к нему что-то большее, чем дружеская привязанность?»
Эти мысли не давали ему покоя. Раз за разом Шото задавался этим вопросом, но ответа на него найти никак не мог. Может, его и не было вовсе, и даже сам Мидория не смог бы ответить, потому что не знал, что следует сказать.
Тодороки до одури хотелось спросить вслух, но стоило ему представить, что Изуку мог что-нибудь чувствовать к Бакугоу, как внутри всё завязывалось в болезненный узел.
Мидория что-то говорил, но парень не в силах был сосредоточиться на этом. Все его мысли занимал Изуку целиком и полностью. Его голос, взгляд, прикосновения.
И самое страшное из всего этого то, что Тодороки осознавал всю безответность своей влюблённости.
Ну не смотрел на него Изуку в романтическом плане, только друзья, только знакомые, товарищи, одноклассники, кто угодно, но не…
Шото останавливается, чуть склонившись, будто бы от боли, заставляя Мидорию взволнованно метнуться к нему.
— Всё точно в порядке? Ты плохо выглядишь?
«Плохо»? Это такая мелочь по сравнению с тем, что творится у него внутри. Эта зияющая дыра, образовавшаяся на месте сердца. Раньше она не беспокоила его так сильно, но сейчас… Как же это невыносимо…
— Может, тебе присесть? — Изуку завертел головой в разные стороны в поисках скамейки или любого другого места, которое могло подойти. Но, как назло, вокруг не было ничего.
— Мидория…
— Да? — он действительно волнуется за него, и от этого Шото испытывает ещё большую какофонию чувств, чем прежде.
Не дождавшись продолжения, Изуку подныривает под его руку, заставляя тем самым опереться на него, и делает первый шаг.
— Ты далеко живёшь? Я доведу тебя до дома. Но если тебе совсем нехорошо, то лучше сразу в больницу и оповестить твоего отца, чтобы он не волновался…
Тодороки хочет возразить — его старик ни за что бы не стал волноваться за него, его родительский интерес к Шото связан только с манией превзойти Всесильного.
Он чуть наклоняет голову, чтобы соприкоснуться головой с Изуку. От его волос пахнет свежестью шампуня, и Тодороки пытается запомнить всё до мельчайшей детали, чтобы вспоминать об этом каждый раз, когда на душе будет так же тоскливо.
— Тодороки-кун? — зовёт он его, но ответа не получает. — Мне вызвать «скорую»?
— Нет, мне уже лучше. Просто постою так ещё немного.
Да, это должно помочь. Это должно притупить его необузданное желание. Пускай ненадолго, но так у него появится немного времени, чтобы выстроить в своей голове хотя бы что-то отдалённо напоминающее план. Вываливать свои чувства на Мидорию — не выход. Это выбьет парня из колеи. К тому же Тодороки не знает, как именно Изуку относится к однополым парам вообще. Мало ли, он ярый гетеросексуал. Хотя… смотря на мягкий характер Мидории, верится в это с трудом. Скорее уж он сохраняет истинный нейтралитет, и если Шото вдруг скажет, что влюбился в парня, то Изуку первым поддержит его.
Солнце почти полностью зашло за горизонт, заливая последними багровыми лучами всё вокруг. Тодороки снова почувствовал жалящее чувство ужаса, что причиняло боль где-то под рёбрами. Ему вдруг показалось, что всё это неизбежно. Но что именно? Он так и не смог додумать эту мысль…
Тодороки никак не мог понять, что происходит. Эта меланхолия, так неожиданно захватившая всех одноклассников, всё никак не прекращалась. Никто не обмолвился между собой и словом за эти полторы недели, хотя раньше их было не заткнуть. Но больше всего волновало, что и Урарака, и Иида тоже впали во всеобщую хандру. К тому же… Они не подпускали к себе никого, даже Мидорию, хотя обычно всегда делились с ним чем-то личным.
Это было слишком странно. Единственным, кто оставался собой, был Бакугоу. Наверное, его хандра просто-напросто перешла в очередную стадию гнева… По крайней мере, Тодороки бы не удивился, будь это именно так…
Он вышел из туалета, сразу сворачивая за угол, и замер. Чуть дальше от него стояли Оджиро и Шинсо. Видеть этих двоих рядом было странно. Ведь парни плохо ладили после фестиваля. Они напряжённо о чём-то говорили.
Шото не знал, стоит ли подслушивать чужой разговор. Его воспитание такого не поощряло, но, с другой стороны, Оджиро никогда бы не стал разговаривать с Шинсо просто так. А это выражение лица… Они явно не что-то маловажное обсуждают здесь.
Незаметно Тодороки зашёл за угол и прислонился к стенке спиной.
— Это глупо… Но как-то так… — Маширао, похоже, уже закончил свой рассказ.
— Это действительно глупо. Но на большее рассчитывать было бы ещё глупее, так что пока сойдёт.
— А что бы ты сделал в таком случае?!
— Это трудно, но я бы постарался разобраться своими методами.
— Думаешь, всё так просто?!
— Нет, разумеется. Но попытка не пытка. Как-никак, шанс, пускай и мизерный, но есть.
— Ошибаешься, — Тодороки будто бы увидел, как Оджиро покачал головой, прикрывая глаза.
— Недавно у меня спрашивали совет относительно всего этого. Но то, что ты мне рассказал, совершенно другое.
— Так… Что ты думаешь об этом?
— Что думаю? Ну, пока что ничего глобального не произошло. Однако всё это — лишь способ потянуть время. Могу предположить, что, чтобы начать действие, нужен какой-то катализатор. Что-то такое, что сможет подтолкнуть его к действию.
— Значит, сейчас нам беспокоиться нет смысла…
— Я этого не говорил. То, что она выжидает, ровным счётом ничего не значит. Потому что в любой момент…
Где-то упала швабра. Её деревянная рукоятка с грохотом упала на пол, отскочив и снова упав. Это заставило Шинсо замолчать, но кое-что он всё-таки обронил перед уходом.
— Всё это может привести к печальным последствиям.
— Как будто мы без тебя этого не знаем…
Из всего этого Шото понял слишком мало, но в одном он был абсолютно уверен: что-то происходит. И об этом «что-то» знают все в классе, но почему-то молчат. Однако Оджиро рассказал это Шинсо… Почему именно ему?.. Они ведь совершенно не ладят. Получается, Шинсо тоже что-то знает. Только его спрашивать бесполезно, с его-то причудой «Контроль разума».
Тодороки задумался. Возможно, если он поговорит с кем-то из класса один на один, — это что-то да прояснит, а если нет, то вариант спросить Шинсо он не будет отметать полностью.
— Юный Мидория! Давненько мы не говорили один на один!
Всесильный поставил чайник, присаживаясь на диван напротив Изуку.
— Но, по крайней мере, мы виделись на уроках, — Мидория слегка улыбается, хотя мыслями всё ещё пребывает где-то далеко не здесь.
— Как проходят твои тренировки?
— Всё хорошо. Пока, конечно, рано говорить о полном высвобождении, но кое-что у меня получается.
— Кстати, насчёт твоего стиля… Он немного…
— Да, знаю. Я действительно взял движения Каччана. Он до сих пор злится по этому поводу. Просто… Я всегда смотрел на него, он — живой пример для меня… — Изуку тут же поспешил исправиться. — Разумеется, после Вас, Всесильный!
— Я не имею ничего против того, что ты развиваешься, однако рано или поздно тебе придётся двигаться вперёд самостоятельно. В тебе есть потенциал, опыт придёт позже. Главное — развитие. Пока что я закрою глаза на то, что ты используешь движения юного Бакугоу. Но не забывай, что в будущем тебе придётся всего добиваться самому.
