Звенит дверной колокольчик, оповещая о посетителе, и он уже бежит навстречу.

— Добро пожаловать! — улыбка на пол-лица слишком искренняя, чтобы быть дежурной. — Могу я Вам чем-нибудь помочь… — парень застывает на месте, с широко раскрытыми глазами смотря на Кацуки, отзеркалившего его выражение лица.

— Нет, — чеканит он и проходит мимо Изуку, стараясь смотреть куда угодно, но только не на него.

Мидория слегка сконфуженно возвращается к работе, вставая за прилавком с кассой, краем глаза продолжая следить за передвижениями Каччана, который остановился не так уж далеко и пристально смотрел на стеллажи с книгами. Изуку в одно мгновение стало стыдно перед ним. Он сам не мог понять почему или за что.

Но обдумать это ему не позволяет снова звенящий колокольчик. В помещение входит молодой человек, на вид старшеклассник, как и они, широкоплечий и где-то на полголовы выше самого Изуку. Сразу становится понятно, что перед ним альфа, даже принюхиваться нет смысла. Парень вальяжной походкой подходит к прилавку к Мидории и растягивает губы в улыбке.

— Не подскажешь мне, милашка, одну книжечку, — он наклонился вперёд, чтобы их лица оказались ближе друг к другу.

Изуку напрягся и сделал шаг назад.

— К-какую именно?

— Хм. Дай-ка подумать… может, Камасутру? — альфа протянул к парню руку, собираясь дотронуться до его лица, но её перехватили до того, как она коснулась щеки Изуку.

— Порнушку ищи в другом месте, а здесь книжный. Или ты, слеподырый, не видел надпись на вывеске?

Кацуки смотрел на него своими горящими яростью глазами, выражающими откровенное презрение. Его запах стал напоминать гарь, и Изуку поспешил зажать нос. От ментального давления его начало тошнить, а голова кружилась.

Незнакомец поморщился от сильного давления и хватки Бакугоу, тут же вырывая руку и потирая запястье, на коже были видны красные следы пальцев, а Кацуки скалился, демонстрируя клыки.

— Да ладно тебе, — он выставил руки вперёд, показывая, что не представляет угрозы, а потом повернулся к Изуку. — Сказал бы сразу, что у тебя уже есть партнёр, а то чувствую себя каким-то злодеем, и успокой его уже, а то у меня такое ощущение, что он мне сейчас горло перегрызёт, — ответом ему был гортанный рык со стороны Кацуки. — Всё-всё, понял, ухожу!

И ушёл от греха подальше. Изуку схватился за прилавок, чтобы не упасть. Волны ярости, исходящие от альфы, нисколько не убавились, что подтверждало рычание и всё тот же запах чего-то палёного.

— Каччан, — он подошёл к нему и взял за руку.

Кацуки резко обернулся к нему, смотря на бледное лицо и испуганные глаза с сузившимися зрачками. Он, убедившись, что омеге больше ничего не угрожает, медленно стал возвращать контроль над своим зверем. Клыки втянулись назад, а запах стал более спокойным. Он старался дышать глубже, чувствуя исходящий от Изуку запах «страха». Вот только теперь этот страх был направлен не на того альфу, а именно на Кацуки.

«Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять».

Парень даже сам не заметил, как схватил Изуку за руку, поглаживая его мягкую ладошку, окружая своим запахом. Он старался показать, что омеге ничего не угрожает, он не причинит ему вреда и другим не позволит.

Мидория стал приходить в себя, до него начало доходить, что он стоит к Кацуки слишком близко, одна его рука сжимает руку парня, а тот в ответ сжимает его другую.

«Мы держимся за руки!»

Изуку покраснел, но убрать руку не было сил. Инстинкты вопили подойти ближе, прижаться к тому, кто защитит. Он уже почти поддался им, но в один миг представил, как может отреагировать парень на его действия, и тут же отстранился, с ужасом смотря на Кацуки, слушая своё несмолкающее сердце. Бакугоу, видя ужас в глазах омеги, отступил назад, выпуская его ладонь. Его же сердце болезненно сжалось, как тогда, в средней школе, когда Изуку было больно, когда Изуку плакал. Он бросил на него ещё один взгляд, перед тем как выйти из магазина. Изуку показалось, что в глазах Кацуки застыла боль, поэтому он не задумываясь выскочил за ним на улицу.

— Каччан! — он рванул вперёд, врезаясь тому в спину и крепко обнимая его. — Прости, Каччан, мне не страшно! Правда! Я не боюсь тебя… — Мидория уткнулся носом в пиджак, вдыхая запах парня. Его сердце бешено грохотало, казалось, что его слышат все.

— Отпусти, — он попытался отцепить от себя руки, обвившие его как верёвки, но стоило лишь соприкоснуться с ними, как сердце ухнуло вниз, и всё, на что его хватило, — положить руку сверху, сжимая. — Если не отпустишь, тебе же хуже будет.

И Изуку не отпустил, продолжая обнимать его, прижимаясь сильнее.

— Не отпущу. Я не боюсь тебя. И не ненавижу, никогда не ненавидел и не буду. Если тебе нужна помощь, неважно в чём, я помогу тебе, ведь ты помогал мне. Хоть ты и дразнил меня, я не злился. Мне было больно, но… Я всегда считал тебя своим другом, несмотря ни на что…

Кацуки резко повернулся в кольце его рук, смотря в зелёные глаза.

— А я тебя нет! Слышишь, я никогда не считал тебя другом! — Изуку дёрнулся и медленно разжал руки, прижимая к груди.

Запахло «печалью», «грустью».

— Чёрт! — Кацуки схватил его за плечи, притягивая ближе и впиваясь в его губы поцелуем.

Он не закрывал глаза, продолжая смотреть в широко раскрытые глаза Мидории, чьи ладони оказались упирающимися в грудь альфы.

«Его сердце бьётся так же быстро, как и моё».

Не встретив сопротивления, Кацуки перехватил его поперёк талии, прижимая ближе и углубляя поцелуй. Изуку весь встрепенулся, но не вырывался, застыв на месте, чувствуя, как язык Кацуки сплетается с его. Он даже не заметил, как начал отвечать ему. Хотя, скорее, пытался отвечать. Первый поцелуй, от которого становится так сладко, а в груди разливается странное тепло. Руки сами собой перемещаются на плечи альфы, притягивая ещё ближе, хотя ближе уже просто некуда.

Люди, проходящие мимо, качают головами, смотря на них, и цыкают. А Кацуки кажется, что его сердце уже выпрыгнуло из груди и бьётся где-то на асфальте, пугая этих самых людей. Изуку его мнение разделяет.

Воздуха уже не хватает, поэтому Бакугоу отстраняется, но тут же снова припадает к его губам, целуя совсем невесомо, снова и снова. Внутри всё трепещет. И неясно от чего: то ли от радости, что он сделал первый шаг, то ли от возбуждения, ещё не настолько сильного, но ощущающегося тугим узлом, скручивающимся где-то в животе, то ли от страха, что его отвергнут, прямо сейчас оттолкнут. Но ничего не происходит, руки Изуку всё так же на его плечах сжимают серую ткань, а сам он хватает ртом воздух, пытаясь отдышаться. Его глаза затуманены легкой дымкой, и Кацуки не может остановиться, продолжая прикасаться к его губам короткими поцелуями.

— Я никогда не считал тебя другом…

— повторяет он, руками сжимая лицо Изуку и смотря в его глаза. — Я люблю тебя. Всегда любил. Слышишь, всегда. Я мразь. И ты это знаешь. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что я к тебе чувствую. Почему моё сердце трепещет от одной твоей улыбки? Почему изнывает, когда ты боишься меня? Почему обливается кровью, когда ты плачешь и тебе больно? Я так долго это отрицал, а когда эти твари в туалете ударили тебя, меня всего будто током тряхнуло. Я думал, что убью их. Меня всего выворачивало, пока тебя не было. Я боялся. Боялся, что больше тебя не увижу, мне снились кошмары. Я не мог спать по ночам, пока не добегал до твоего дома и не чувствовал, что с тобой всё хорошо, что ты просто спишь. — Изуку вздрогнул, вспоминая те «руки», что успокаивали его ночами, теперь он знает, кому они принадлежали. — А в момент, когда тот ублюдок тебя облапал, меня и вовсе колотило от ярости, но ты так сиял, стоило лишь его увидеть… Я не хотел причинять тебе боль, но и позволить ему трогать тебя — ни за что! Я хочу быть с тобой. Хочу защищать тебя. Хочу любить тебя всего, без остатка. Хочу, чтобы ты стал моим омегой…

Он говорил быстро, отчего дыхание сбилось, и слова под конец превратились в шёпот. Его красные глаза лихорадочно блестели.