И для начала, Сибилла должна была услышать правду именно от младшего сына Одина, а не от той, кого он когда-то трахал – это было унизительнее всего, и принц боялся представить, какую боль ей причинил.
— Сиб, прости, — Локи действительно сожалел. Он знал, каково это, ревновать: принц с ума сходил, когда видел своего брата рядом с Сибиллой, а ведь между ними даже ничего не было. Что бы он чувствовал, если бы у него перед носом каждый день торчал тот, кто когда-то делил с его ванахеймкой постель? Принц не умел делиться тем, что считал своим, и не хотел этого делать, и Сиб имела право на каплю собственничества так же, как он сам. — Клянусь жизнью, с тех пор, как мы познакомились, у меня с ней ничего не было. Ни разу. В день, когда я увидел тебя, я больше не мог думать ни о ком другом, и…
— Ох, да заткнись уже! — раздраженно выцедила Сибилла и сердито уставилась в лицо принца. Он был почти уверен, что ей хотелось ударить его и, если бы это помогло, Локи без колебаний позволил бы ей избить себя хоть до полусмерти. Да она могла хоть ножом его изрезать, царевич не возражал! Он мог вынести всё, что Сиб захочет ему дать – только не её презрение. — Можешь не распинаться, это уже не важно.
— Но…
— Меня не волнует, было ли у тебя что-то с ней, когда я жила в Асгарде. С ней, или с кем-либо ещё, так что, не утруждайся… Эгиль!
Полудурок, услышав своё имя, глупо моргнул и посмотрел на принцессу. Она отвернулась от Локи и с нежной улыбкой обратилась к конюху.
— Эгиль, милый. Не хочешь слепить для меня снежного великана? Как того, который ты показывал мне у конюшен недавно, ты помнишь?
Дурачок кивнул и огорченно поджал губы.
— Тот снеговик потёк, принцесса. Дядя Магнар ругал Эгиля за то, что Эгиль нанёс к коням воды.
— Здесь поблизости нет кузниц с их жаром, милый. Твой снежный великан не растает и простоит до самой весны. Вон там, под деревьями есть чистый снег. Слепишь для меня? Мне будет приятно, — маленькой ручкой в синей перчатке Сибилла указала на покрытые снегом сосны в тридцати футах от них. Эгиль с готовностью закивал и, переваливаясь с ноги на ногу, понёсся прочь, а когда убежал достаточно далеко и скрип снега под его сапогами стих, принцесса снова повернулась к Локи.
И на её губах больше не было той нежной улыбки, которую она дарила полудурку.
— Чёрт бы тебя взял, Локи Одинсон! — выцедила Сиб. — Неужели ты думаешь, что я наивная идиотка, которая верила в твою честь и добродетель? Я слишком хорошо знаю мужчин, чтобы полагать, что принц крови ни разу не воспользовался своим положением, чтобы затащить кого-то в постель! Вы все одинаковые.
Локи предпочёл бы этого не слышать. Говорить о женщинах, которые грели его постель с той, кого он любил больше всего на свете, было, мягко говоря… странно. Принц не хотел, чтобы Сибилла видела его таким, знала об его пороках. Царевичу было плевать, что говорят и думают о нём другие, он мог бы послать в пекло даже самого Одина, но эта ванахеймка была единственной, чьи слова действительно его волновали. Чьё мнение о нём казалось Локи не просто важным, а решающим.
Если она перестанет видеть в нём свет, если разочаруется и отвернётся, то в чём смысл? Принц мог вынести презрение от кого угодно, но только не от неё.
— Милая, послушай… — он снова пытался заговорить, но принцесса опять перебила. В гневе она была настоящей царицей – твёрдой и непреклонной, и асгардиец обожал то, как Сибилла злилась, пусть даже и на него. В её драконьей ярости было что-то, что восхищало.
— Нет, это ты послушай, — отрезала она. — И советую тебе запомнить мои слова хорошо, потому что я не собираюсь их повторять. Я знала, что в ту ночь… в ночь моей помолвки, я не была у тебя первой. И даже не второй. Но мне было плевать, ясно?! Я знала, на что иду, поэтому не собираюсь делать трагедии и разыгрывать драму, я взрослая девочка и могу пережить, что до моего появления, у тебя была своя жизнь. Какой бы она не была.
Локи моргнул. Он ничего не понимал: если ей не противны его прежние женщины, тогда, что не так?
— Тогда, почему ты на меня злишься? Сиб, это в прошлом. Я уже не тот, каким был прежде, ты всё, что мне нужно, и я…
— Ты хоть понимаешь, как это унизительно?! — но принцесса снова не дала ему договорить. Эгиль скатывал большой снежный шар на самом краю площадки и не мог её слышать – слава небу, потому что если бы кто-то их подслушал, они вряд ли смогли бы оправдаться. — Я думала, она любовница Тора, а оказалось, что твоя!
Тут царевич запутался окончательно.
— Тора?.. При чём здесь мой брат?
— Да при всём! — Сибилла почти кричала, но потом опомнилась, глубоко вдохнула и продолжила дальше, но уже тише. — В день, когда Лара пришла ко мне в услужение, то ясно дала понять, что спит с кем-то из принцев. И угадай, на кого я подумала? Конечно же, на Тора, ведь я была влюблённой идиоткой и не хотела замечать бревно в твоём глазу.
Что ж, это было… неожиданно. Локи переваривал услышанное, а принцесса продолжала:
— Но хуже всего знаешь что? Что ты прекрасно знал о том, что она служит мне, но ничего не сказал. Ты был в моей спальне вчера, когда она чуть не застала нас, но молчал! Ты хоть подумал, каково мне теперь – смотреть на неё каждый день и знать, что у тебя с ней что-то было? Ты знаешь, какой идиоткой я себя чувствую, ты, самовлюблённый кусок…
— Послушай, детка, — принц снова заговорил, и на сей раз Сибилла позволила ему сказать. Её ярость достигла пика, и она попросту ею захлебнулась. — Я понимаю, что поступил плохо. Но когда я узнал, что Лара пришла к тебе в услужение, то к тому времени не виделся с ней уже много недель, а мы с тобой ещё не были так близки, как сейчас. Тогда это не имело значения, поэтому я просто выбросил ту историю из головы и сосредоточился на других вещах Послушай, я не могу изменить прошлое, но я не могу позволить, чтобы оно повлияло на наше настоящее. Пожалуйста, Сибилла.
— Ты должен был сказать мне.
Да, должен. Он должен был предвидеть, что раз уж Лара стала фрейлиной принцессы, то его давний грешок всплывёт – сразу, завтра, через год или десять, не важно. Их с Сибиллой отношения зашли слишком далеко, и Локи должен был рассказать всё и не унижать её молчанием, дать возможность избавиться от фрейлины или милосердно оставить её – не важно. Сиб имела на это право, это было бы честно.
Но он просто не придал этому значения!
Разве он мог думать о чём-то другом, когда эта женщина наконец-то была его? С ночи её помолвки принц буквально ходил по небу.
— Да, должен был. Но мне действительно казалось, что это уже не важно. Я так думал. Ты – всё, что имеет значение. Только ты.
— Ты просто… — Сибилла выдохнула и покачала головой. Она уже не выглядела такой рассерженной, как прежде, и Локи осторожно взял её за руку, сжимая пальцы через перчатку.
— Пожалуйста, девочка, — принц снизил голос. Ванахеймка подняла глаза и встретила его взгляд. — Я не хочу, чтобы это дерьмо встало между нами. У нас и так мало времени. Давай не тратить его на пустые обиды.
Да, у них действительно мало времени. Дата свадьбы ещё не назначена, но асгардиец знал, что она состоится этой весной, и понятия не имел, что будет дальше. Они не разговаривали об этом – просто не хотели портить и без того редкие моменты вместе, но Локи понимал, что скоро всё измениться. Грядущая церемония неумолимо нависала над ними, угрожая обрушиться им на погибель в любую минуту, и мысль об этом заставила сердце принца сжаться, поэтому он шагнул ближе и коснулся рукой холодной щеки принцессы – асгардиец был готов к тому, что она оттолкнёт его руку, но Сиб этого не сделала.
— Прошу, милая, — Локи почти умолял. — У тебя ещё будет время сердиться на меня, не делай этого сейчас. Я сделаю всё, что захочешь. Скажи, что мне сделать?
— Я сержусь на себя, а не на тебя, — буркнула царевна. Асгардиец догадался, что, должно быть, она сердилась на то, что не поняла всё с самого начала, но теперь это не важно. Принц мягко погладил её щеку, чувствуя, как холодная кожа согревается под его пальцами – когда он касался Сибиллы, согревалось и его сердце.
