Прячу руку за подлокотник дивана и представляю себе, как в руке появляется чашка с бодрящим нектаром. Ладонь быстро немеет, а потом и тяжелеет – под свет торшера в нью-йоркской квартире появляется кофейная пара с парящим облаком взбитых сливок.

- Какой сегодня удачный день – это же из Города в горах! Это самый молодой Мир, который я знаю. – вдыхаю аромат, чуть не запачкавшись в белой пене. Фарфор греет мне руки, а сердце теплеет от воспоминаний. – Его увидел во сне, а потом и создал мой Учитель, сэр Макс. Он единственный Демиург, от вида которого мне не хочется сбежать. Ведь он спас меня когда-то, а потом и приютил в своем доме. Сказал, что в детстве мечтал о кошке, которая будет рассказывать ему сказки. И за которой не надо будет убирать лоток. Держи.

Но он так и не двигается. И не отпускает мою многострадальную ступню. Только смотрит в сторону и поджимает губы.

- Я ее не приму. После того, что я узнал, мне кажется, что стоит тебе выполнить свои обещания – и ты исчезнешь. И я больше никогда тебя не увижу, Аста. А мне этого так не хочется… Не исчезай снова, кошка-кузнец. – от его слов сами собой ползут на макушку мохнатые уши и хочется мурчать, свернувшись клубком.

- Тогда меняю кофе на собственную ногу. Просто побудь сейчас рядом. – Стив улыбается, опустив голову, и наконец отпускает меня, чтобы продавить диван собственным весом и забрать чашку.

- Ты невозможна. Баки, мой лучший друг, говорил, что я тебя просто придумал от скуки и неудач. Можно я обниму тебя, чтобы убедиться, что все это не сон?

- Тебе не нужно спрашивать для этого позволения, мо анам. – прижимаюсь к теплому боку и под острым ухом стучит родное сердце. – Согрей меня – и кошка расскажет тебе сказку про короля сидов Нуаду Аргетлама, что в бою потерял руку и был вынужден уйти в изгнание, а потом вернулся обратно с дланью из сияющего серебра.

Теплая большая рука приятной тяжестью лежит на открытых плечах, пока я веду свой рассказ. Воздух порой немного раскрашивается в синий и зеленый, когда он прижимает меня к себе чуть ближе. Мне так хорошо, что совсем не хочется уходить домой и творить злое колдовство для императора-людоеда Джеро Акинтолы. Но это мой долг. А пока я посижу еще немного рядом с человеком, который наступил мне на сердце. Так говорят в славном городе Ехо о дорогих людях.

Еще пять минуточек.

Что-то копошится в волосах. Опять Пушок решил свить себе гнездо на моей голове, видимо имя придает этому полозу кошачьи повадки. Зараза он, мне ведь такой сон снился! Как будто я греюсь на теплых летних камнях, а рядом размеренно бьют в бубны добрые шаманы с оленьими рогами и пахнет нагретой травой. Мысленно проклинаю змеюку и собираюсь поправить одеяло, чтобы закутаться в него с головой. В который раз оно сбилось и на пояснице тяжестью лежит, только ноги прикрыты. И подушку надо взбить – каменная она какая-то. Глаза бы открыть…

Это не подушка, и не бубны стучали мне в ухо, а билось сердце Стива, на груди которого я бессовестно дрыхла, закинув на него руку и ногу. От того мне и было так тепло. Ну и от накинутого пледа. Все-таки он меня согрел, и тем отплатил за сказку. Не Пушок меня разбудил – обладатель горячих и обнимающих меня рук терся о макушку подбородком. Во сне, причем весьма жарком и страстном – я бедром чувствую. Ему явно не шаманы снятся. А я пока послушаю, как грохочет его сильное сердце под моей рукой. Вот он опять прижался к волосам и руки скользят вверх по спине, чтобы сомкнуться еще крепче. Прямо под ухом, в широкой груди рождается низкий стон, от которого загорается кровь в моих жилах и свиваются невидимые змеи внизу живота. Слишком много огня.

- Балрога мне в братья! – шиплю, пытаясь успокоить свое бешенное сердце.

- …не выражайся… – бормочет мне в ответ, даже не просыпаясь.

Наверное, ему снюсь именно я. И этот человек даже разрешения обнять спрашивает, а у самого буря внутри. И пахнет от него приятно, как нагретой травой из моего сна. Особенно сильный запах идет от открытой кожи. Бездумно тянусь, чтобы вдыхать травяной аромат, прикасаясь губами к горячей шее. Еще немного – и я не пойду домой, а воздух заполнит красный ветер.

Звон будильника из соседней комнаты ломает мои коварные планы. Стив убирает руку, чтобы шарить ей в воздухе в поисках поганого механизма.

- Эм… с добрым утром что ли, мон шер. – шейные мышцы под губами напряглись. – Я воспользуюсь ванной?

- А, да… конечно, Аста. Кофе?

Когда я вернулась, вытирая лицо полотенцем, Стив уже был на ногах и ничего не выдавало в нем того огня, что заставлял его сжимать меня в сильных руках. Даже глаза отводил, когда кружку протягивал, а при передаче мне рисунка что-то порывался сказать и тер запястье.

- Скоро Тони Старк сделает мне новую броню и ее надо будет проверить в деле. Директор Николас Джозеф Фьюри предлагал как-то раз присоединиться к вам на время. Пожалуй, я приму его предложение Договора, как только Тони закончит работу. Передашь мои слова ему?

- Хорошо. Заодно буду уверен, что мне больше не придется вытаскивать осколки из твоей спины.

И смущенно целует в щеку на прощание. Обидно, пришлось перецеловывать. Он сначала стоял склоненным столбом, пока я не разомкнула губы. Души художников сильно пылают, и я в этом сполна убедилась, когда он целовал меня в ответ, осторожно прикасаясь пальцами к коже над вырезом блузки и забыв обо всем.

- Мне нравится твой огонь, мо анам. Не держи его в себе больше. – говорила я, стоя у открытой двери в мой кусочек Мира.

- Ага, явилась помятая и довольная. – мой друг-призрак как всегда не может смолчать. – Я так вижу, что операция «Оголенные плечи» завершилась успешно.

- Карл! Балабол! – я злюсь, ибо засранец сдал с потрохами и меня, и мой хитрый план. Который, однако, сработал.

У меня проблема – я не могу успокоиться. Уже несколько раз я с песнями наворачивала круги у яблони, чтобы сбросить магию радости и страсти в дерево, но это не помогает. Только сильнее разгорается огонь в моей душе, а ведь раньше такого не случалось. Стив стучит мне в зеркало каждый вечер, а я как Шахерезада рассказываю ему легенды. Он теперь часто улыбается, как и я. Что же ты со мной делаешь, мо анам… Пришлось уходить в Африку как есть, и собственной кровью чертить на темных нильских камнях перевернутые руны, что приблизят гибель коронованного каннибала и иссякнут с его смертью. Туриаз, чтобы не смогли поднять оружие. Ансуз, чтобы не слышали друг друга. Лагуз, чтобы разум их померк, как глаза мертвеца. И единая в своем смысле Йер, для возмездия и справедливости. Линии ворожбы пылают, как угли в кузнечном горне. Придется спрятать, чтобы их не заметили посторонние. Я меняюсь, определенно.

Когда я закапываю камни в песок и сухую землю вокруг резиденции в столичной Банги, то снова чувствую, как Душа Мира одобряюще гладит меня по голове и мягко касается сердца. Ты всеобщая мать. Ты прекрасна и жестока. Уродлива и милостива. И тебе по нраву, когда мое злое колдовство черпает силу из нежности и страсти, от которой я когда-то по глупости отказалась. Я люблю – не буду лгать, ведь Душа Мира не жалует лжецов. И каннибалов, которые своим изгаженным духом отравляют ее, насылая на земли голод и мор. Скоро наступит новолуние, и я избавлю Мир Стивена Гранта Роджерса от этой мерзости. Осталось только подготовиться, чтобы неузнанной принести ужас в подпорченные души. Им я глаза закрывать не буду – слишком много чести.

Пушок вырывается и пытается уползти из рук, когда я черным маркером закрашиваю его заметные желтые полосы. Змея в Африке – символ смерти, а замаскированный полоз очень похож на огромную черную мамбу. Рисунок Стива подсказал мне одну идейку. Я так просто готовлюсь к представлению – черню Пушка, покупаю жидкий прозрачный латекс, красную краску. На базаре вуду в Акодессеве я отвела глаза продавцам и забрала с собой ритуальный меч-крюк нгала, шкуру леопарда, три собачьих черепа, множество крупных бус и маску, что изображает Ириму. Я не знаю, сколько стоят мои обновки, поэтому оставила на прилавке небольшой золотой самородок – не люблю неплательщиков. Восемь дней мои руны смущают разум каннибалов. Завтра будет новая луна, и я приду к ним, чтобы они расплатились за все.