— Что ты только что сделала?.. — присаживаюсь на корточки, рассматривая оружие поближе. Вдруг подделка? — Это молот Тора, будущего царя Асгарда.
— Кхем… Тогда пардоньте, — и поставила обратно, картинно смахнув пылинки с покрытых скандинавским орнаментом железных боков.
На Локи было страшно смотреть, когда он попытался его сдвинуть, но ничего не вышло. А потом страшно стало смотреть на Асту, стоило ей сказать, что поднявший молот станет во главе Асгарда. Еще одна ее попытка… И ничего, ни единого шевеления. Ноги давно сняты со спинки дивана и перекинуты через мои колени, пока она чешет за ухом, а нахмуренные брови отражают тяжелый ход мыслей. Локи бросает странные взгляды на мою невесту, и, хоть Аста говорила, что его больная зависимость прошла, я устраиваю ее на коленях и обнимаю за плечи. Похоже, что зря — Аста ерзает и постоянно пытается дергать за ручку молота, а перед глазами маячит открытая шея с бьющейся синей жилкой, пахнущая корицей и перцем. Жгучий аромат, от которого хочется схватить ее в охапку и просто унести отсюда. Подальше от проблем и брата Тора, который с поднятой бровью смотрит на мою руку, лежащую на бедре решающей загадку девушки. Моя!
— Это же элементарно! — бьет себя по лбу и одним пальцем роняет молот на бок. — В него заложено основное условие и ментальное отслеживание желаний! Бинго!
— Мьельнир может поднять только достойный взойти на трон и защищать Асгард, держа его в руках, — разглаживаю складку джинсовой ткани на круглой коленке, вспоминая тот вечер. — Примерно так тогда говорил Тор.
— Но если не желать власти и применения в бою… Ведь он мне просто мешал. Да и не знала я об этих тонкостях. Эх, встретиться бы с Мастером, который его сделал…
Аста прижимается ко мне, отрастив звериные уши, и трется о подбородок, как довольная кошка. Еще и перебирает прохладными мягкими пальцами футболку на спине. Черт… Перцем и корицей запахло сильнее, а кровь ударила в голову и тяжело стучит в ушах. И не только в ушах — я уже не могу встать перед посторонними, чтобы не показать, как хочу унести в спальню или куда угодно одну страстную женщину, что сейчас трется носом о шею и обжигает кожу дыханием. Словно бушующий первозданный огонь, запертый до времени в теле.
— Только не устраивайте соитие прямо здесь, — скатившийся с дивана Локи с горящими глазами ощупывает рукоять, и его замечание как будто окатывает ведром холодной воды. Неловко получилось. — Если поможете мне разыграть Тора, когда все закончится, то я устрою тебе встречу с цвергами.
— И каким будет этот конец? — перевожу дух, смотря в почти невинные карие глаза. — Наш новый союзник, Вижен, обрубит ходы, по которым Альтрон может сбежать по сети, но остаются его железные копии. Думаешь, у нас получится их остановить?
— Уверен. Душа Мидгарда дала мне знак, — на палец поднимает молот над светлой обивкой и довольно цокает языком. — Мы проведем три черты. Как раз по одной на мага. Проклятие! — Мьельнир сорвался обратно.
— Ты хочешь разыграть его или подставить и забрать власть? — ожидаю ответа, помня о вынужденной честности магов. — Действительно только пошутишь над Тором?
— Верно. Я трикстер и бог озорства — мне положено смеяться над другими. Особенно над теми, кто нарывается. Тор за последние дни называл людей «смертными» больше раз, чем я! — выпрямился и, задрав нос, поправляет зеленый камзол с металлическими бляшками. — Это моветон и недостойное поведение для наследника престола. Смертные… Хуертные!
И гордо удалился, сказав, что желает посетить горячие источники в Мире двух Солнц, а потом встретиться с Карлом. Не спросил, а церемонно предупредил, как будто не он только что грязно выругался. Я думал, что испортить бывшего маньяка с манией величия еще больше невозможно. Беру свои слова назад. Только вот когда Аста успела?
— Мисс, не желаете мне ничего рассказать? — перехватываю девушку, потихоньку уползающую в сторону. Видимо, почувствовала предстоящий допрос с пристрастием.
— Эм… По Договору с Папой Легба я должна буду несколько дней провести в Ваканде, — замялась. Жестом прошу ее продолжать, хоть это и не то, что я ожидал услышать. — И я украла у Кло один контейнер вибраниума. И выкинула его за Грань Шредингера в нашем Мире. И скоро у нас будет много новых месторождений. И придется все же договариваться с наугрим о разработке. И прятаться от Майрона, когда он об этом узнает.
— Он не любит гномов? — потираю подбородок, продумывая план кражи и сокрытия похищенного на укрытой территории.
— Скорее, обожает вибраниум. Так что скажешь? — добралась до моего щита и даже ничего не подозревает.
— Мисс, позвольте вас похитить и спрятать.
Она только коротко взвизгнула и со смехом брыкалась, когда я тащил ее на руках к двери-порталу. А потом отчаянно целовалась, поднявшись на носочки. Маленькая женщина, способная становиться большим драконом, но каждый раз доверчиво засыпающая у меня на груди. Время между Землей и нашим Миром идет по-разному, и у нас есть пара жарких часов, прежде чем обнаженная девушка начнет расчесывать перед сном длинные темные волосы, рассказывая еще одну легенду. Сегодня мы отложили в сторону оружие, но завтра возьмем его вновь. Это наш Долг.
— Ух ты ж! Это же мои цацки с того раза, когда я по душу Джеро Акинтолы ходила, — Аста сбросила сползающую простыню, закрыла бедра взятой из сундука леопардовой шкурой и начала надевать нитки крупных длинных бус, едва прикрывающих грудь. — Только красная краска для тела засохла и песьи черепа треснули.
— Тот император-людоед из Африки? — я достал из глубин грубую деревянную маску леопарда. Больше двигаться вообще не хочется. Даже для того, чтобы одеться. — Тогда получился отличный маскарад, но Пирс вычислил тебя по рунам. И я попросил бы тебя больше так не ходить — это слишком неприлично. И чересчур откровенно, — сквозь переплетение рядов каменных и деревянных бусин проглядывает голая кожа с розовым ореолом. В груди снова разгорается огонь, опаливший жаром лицо. — По крайней мере, не при посторонних.
— А если так? — перекидывает распущенные волосы вперед, и они укрывают ее до талии. — Или так?
Кошачьи расширенные зрачки зелеными огнями отражают лунный свет из большого окна, который бликами бродит по острым ушам на макушке, шкуре на голом подтянутом животе, изогнутому хвосту и звериным лапам с втянутыми когтями. В полутьме спальни с мягким полом темно-коричневая шерсть становится почти черной, и мне кажется, что вместо девушки-лирим рядом со мной стоит египетская богиня с ворохом ярких ожерелий на груди. Даже почудилось, будто по коже пробежался горячий и сухой ветер древней пустыни.
— Ты похожа на Баст.
— Сплюнь! Мне чужие лавры не нужны, — приземляется на пол и наваждение рассеивается. — А хочешь, я расскажу тебе о ней?
Та, которую называют Баст, раньше была прекрасной Хатхор, дочерью Ра, носящей на голове между коровьими рогами солнечный диск — глаз своего божественного отца. Она пела и танцевала, приносила окружающим веселье, радость и любовь. На шее у нее было волшебное ожерелье из бусин и железных пластин — менат. Когда в танце она крутилась вокруг себя, то шуршание и звон ожерелья отгоняли злых духов и неудачи. Весна была ее временем, когда Око Ра в короне из рогов пробуждало землю от сна. Все любили Хатхор за доброту и милосердие.
Но однажды люди забыли данные свыше заветы и начали нести хулу на богов. Ра страшно рассердился и послал свою любимую дочь, чтобы она уничтожила непокорное человечество. Яростной львицей спустилась она на землю, а Око Ра над ее головой засияло так ярко, что превратило тучные поля в выжженную пустыню. Сехмет, «Могучая» теперь ее имя, а сама она стала богиней обжигающего солнца, пламени и войны. Дыхание ее отравило воздух, наслав мор и чуму на людей. Не музыкальные инструменты теперь были в руках, а горящие стрелы, которыми она протыкала сердца восставших. Во время кары Сехмет попробовала человеческую кровь, и она ей так понравилась, что львица обезумела и начала без разбору разрывать людей на части, не зная пощады. Милосердная Хатхор исчезла без следа, а солнечный Ра увидел, во что превратилась его любимая дочь, и услышал, как люди молятся о защите от жестокой гибели. Сердце его сжалилось, и он приказал Сехмет возвращаться обратно, но она продолжала топить землю в крови, не нуждаясь в отдыхе. Смерть пришла в поднебесный мир и оказалась глуха к воззваниям.
