Внезапно местами зажглись прожекторы. Они осветили темный горизонт, окрасили разноцветными огнями дремлющие леса… Ослепительно голубая струя загорелась на синем небе, вырисовывая красивый силуэт моноплана…

Раздались пушечные выстрелы… Снаряд пролетел мимо аэроплана…

Жан Леклерк презрительно улыбнулся. Равнодушной рукой он повернул рычаг, удвоил скорость аэроплана, поднимаясь все выше и выше…

Та же ослепительная струя света преследовала его, в его сторону опять навели рефлектор, пуля задела сталь…

«Они недурно стреляют», — подумал анархист.

Молодой человек нагнулся, осторожно вынул бомбу из мешка и бережно уронил ее. Прошло несколько секунд… На земле, в неприятельском лагере, показался глухой зеленый свет, точно от бенгальского огня…

Взрыв… Оглушительный шум дошел до нашего авиатора.

«После этой бомбы они не замедлят выпустить из ангаров всю воздушную флотилию… Сейчас по небу разлетятся дирижабли, аэропланы, аэростаты… Будет весело…»

Аэроплан продолжал медленно подыматься в высь. Одним толчком анархист остановил подъем машины и начал проделывать в воздухе разные эволюции. Аэроплан то несся горизонтально, то стоял на месте, словно расправляя свои мощные, белые крылья, то кружился в ночном эфире, вертясь по прихотливому желанию леденящего ветра…

Жан Леклерк прислушивался. Шум пропеллеров доносился до него все сильнее.

Чуть заметно светало…

Медленно рождался день…

Гигантская тень появилась на алеющем горизонте…

Это «Парсифаль»… А там виднеется «Цеппелин»… Дальше идут бипланы…

Какой почет!.. Вся воздушная немецкая флотилия против одного бедного, маленького аэроплана!.. Вот еще другой большой моноплан…

«Ну что же… Начнем войну… Здесь надо проявить рекорд на скорость, на продолжительность, на ловкость и на смелость…»

Начался смертельный воздушный поединок, страшная дуэль в шестистах метрах от земли.

Моноплан остановился в ожидании противников… Величественный «Парсифаль» несся на него с неимоверной быстротой. Два моноплана и два биплана окружали его, чтобы загородить путь смелому французскому авиатору.

Жан Леклерк с невозмутимым спокойствием предоставлял им действовать… вокруг летали пули…

— Однако, довольно! — сказал анархист. — Хорошенького понемножку… Теперь посмотрим, с кем мы имеем дело…

Он повернул прожектор. Яркая электрическая струя осветила тех семерых человек, которые находились в «Парсифале»… В корзине «Цеппелина» сидели двенадцать.

— Начнем с этих!

Леклерк дал ходу.

Трепещущая птица разрезала воздух своим стальным клювом.

Еще несколько секунд — и аэроплан забрался так далеко, что его невозможно было достать…

— Не будет сказало, что французы плохие авиаторы… Он отделился от флотилии, но вскоре вновь вернулся к ней.

И бросил бомбу в самый большой дирижабль. Раздался оглушительный взрыв, столб дыма и огня, и дирижабль исчез…

— Теперь очередь за вторым!

Пилот, предчувствуя опасность, начал маневрировать, но было поздно. Бомба уже упала сверху прямо на него… Взрыв, пламя… и погиб второй великан…

— А вот и третий! — закричал анархист…

Со всех сторон неба стреляли. Жан застонал: пуля попала ему в живот…

— «Парсифаля» бы, если не поздно!..

Военная птица еще раз двинулась вперед. Раздался треск… Французский аэроплан и немецкий дирижабль встретились.

Аэроплан задел оболочку шара. Шар лопнул. Газ улетучился. Дирижабль полетел вниз со страшной быстротой. Жан употреблял последние усилия. Еле мог управлять стальной птицей… Но возвратился.

— Кто там? Ах, это вы, Граншан? Что?

— Генерал… Авиатор прибыл. Патруль привел его в наш лагерь. Его аэроплан, вследствие недостатка энергии, опустился в ближайшем поле. Пилот опасно ранен. Желает вас видеть… Он здесь…

— Приведите его сюда, — сказал генерал Винскель.

Жана Леклерка внесли на носилках.

— Тебе удалось исполнить мое поручение?

— «Парсифаль» пробит. Я уничтожил два моноплана и один аэростат. Люди, находившиеся на «Парсифале», падая с высоты шестисот метров, понятно, разбились насмерть…

— Ты герой… Ты спасаешь Францию, армию…

— Я убийца… все же я исполнил свой долг до конца. Теперь оставьте меня… Я хочу спокойно умереть…

— Ты ранен?..

— Смертельно… Пуля застряла в желудке… Мне дурно… Дайте воды…

Немного пены показалось у рта…

Жан Леклерк, анархист, отдавший свою жизнь за родину, умер смертью героя.

Радиевый разрушитель // The Electrical Experimenter. 1915, ноябрь.

Австро-Венгрия переживала самый страшный кризис, какого ей не приходилось испытывать в новые времена.

Правда, Германия, занятая политической борьбой, допустила молодого императора беспрепятственно занять древний трон Габсбургов. Но теперь, после роспуска оппозиции, и имея военные кредиты уже вотированными, Вильгельм III следил за событиями.

Эти события представлялись в ужасном виде. Славяне возмущались открыто и так решительно, что министры колебались делать распоряжения, дабы не вызвать гражданской войны. Венгрия, готовая тесно соединиться с Австрией для репрессий, предъявляла такие требования, что если бы они были приняты, то обеспечивали бы ей перевес в империи. Армия при этом не была надежной. Можно было ждать неповиновения не только среди славянских солдат, но и среди офицеров. Затем и несчастное дело о сирийских соглашениях принимало угрожающий характер.

Втайне поощряемая Германией, Турция проявляла непримиримость, даже грубость. Она отказалась возместить убытки и очень неохотно принимала меры против вожаков. Султан Мурад-Хан VI тайно отдал приказ о мобилизации, полный веры в свой главный штаб, в новое вооружение своих войск и в слабость Австро-Венгрии. Что касается России, то она в этот момент готовилась к столкновению на Дальнем Востоке с Японией, союзницей Китая.

Словом, по общепринятому в конце двадцатого века выражению, близился поворот истории. Франция употребляла отчаянные усилия, чтобы заставить Турцию пойти на уступки. Италия колебалась. Англия и Соединенные Штаты выжидали событий, будучи уверенными, что всеобщий пожар на европейском материке сделает их судьями (и сколь заинтересованными!) в судьбе земли.

В последних числах июня наступило успокоение. В славянской революции произошла как бы приостановка. Турция казалась готовой на уступки. Китай, Япония и Россия удовольствовались ультиматумами. Ввиду этого Европа была крайне поражена, когда узнала утром 29 июня, что между Австро-Венгерской империей и Высокой Портой прерваны всякие сношения. Причиной этого был живой спор между султаном и графом фон Блауэнбергом. Султан не ударил графа веером, но отпустил его так грубо, что не оставалось другого исхода, кроме извинений или войны, а в извинениях было отказано.

Это был жестокий удар для французской дипломатии. Наш министр иностранных дел хорошо знал, что, если австрийские армии потерпят существенное поражение, то Германия не преминет вмешаться в войну, и это вмешательство приведет к усилению Германии. Во избежание подобного исхода, казалось возможным только одно — франко-германская война. Решившись на нее, Франция ставила на карту свое будущее. Отказавшись от нее, она силой естественного хода вещей переходила во второй и даже третий разряд наций.

В ожидании совета, который должен был собраться после полудня, г. Вийяр лихорадочно пробегал телеграммы. Он живо чувствовал трагизм положения. Всякое действие в настоящий момент было напрасно. Оставалось только ждать в полной вооруженной готовности. Мудрое решение могло бы быть подсказано только событиями. Если Австро-Венгрия победит, то девять шансов на десять было за то, что Германия будет держаться мирно. Если же Австрия будет побеждена и Германия вмешается в войну, то надо будет начать действовать с большим риском.