Между тем, зазвучала музыка, начались танцы, мелодии сменяли одна другую, а Вирджиния Хейвуд все стояла у стены. Черити удивлялась, что её не приглашают хотя бы Винсент или Энтони, но те, не ожидая всеобщего остракизма по отношению к сестре, видимо, уже пригласили других девиц на все танцы. Черити тоже приглашали наперебой, то старший Арбетнот, то Фортескью, потом её партнёром стал кузен Флинн, великолепно танцевавший.

Во время танца Черити рассказала ему о разговоре с Филипом и выразила твёрдую уверенность, кто бы ни изрезал портрет кузины, это не Филип. Потом она бросила взгляд на Вирджинию, стоявшую с убитым лицом, и тихо попросила Флинна пригласить её на следующий танец.

— Не могу, — ответил Флинн между двумя па, — я наприглашал девиц в расчёте на отказ, но как назло, никто не отказал. Вот что мундир животворящий делает. Так что, до буланже я нарасхват. А после буланже я всегда зверски голоден.

Черити вздохнула.

— Значит, вы тоже в заговоре?

— Нет, — рассмеялся кузен, — так получилось. Его сиятельство был просто несколько испуган напористостью некой особы, и счёл нужным дать ей понять, что увлечён другой. Я предупредил его, что так легко из огня попасть в полымя, он понял это, и сейчас, как видите, не пропускает ни одной.

Музыка смолкла. Черити увидела, что граф поклонился мисс Фортескью, проводил её к матери и направился к ним.

— Мисс Тэннант-Росс, вы танцуете буланже?

— Ты куда это полез? — раздалось над ухом Черити злое ворчание кузена, но, оказалось, адресовано оно было не его сиятельству, а мистеру Фортескью, приглашавшему мисс Клэверинг на буланже. Полковник непонятно как ввинтился между ними, сообщил мистеру Фортескью, что танец обещан ему, после чего все закончилось тем, чем обычно заканчивались стычки штатских и военных: нахал в погонах и галунах увёл девицу.

— Каков наглец, а? — спросил Клэверинг, однако в тоне его не было ни малейшего гнева.

— Если танец был обещан ему, он поступил правильно, но разве я обещала танец вам? — Черити уныло взглянула на его сиятельство, снова вспомнив письмо мисс Стивенс.

— Нет, но я же обещал вам быть равно любезным со всеми девицами, и если пропущу вас, подумают, я тем самым снова вас выделяю.

Черити вздохнула и, боясь, что ненужными препирательствами только привлечёт к себе излишнее внимание, стала в паре с графом. Потом спросила его:

— Почему вы не пригласили мою кузину? Вы тоже заодно со всеми?

Его сиятельство покачал головой.

— Мне просто жаль мистера Филипа Кассиди. Мне не нравится, когда человеку обещают любовь, а потом отнимают надежду. Это не просто жестоко, это бесчеловечно.

Краска бросилась в лицо Черити. Каков негодяй! А он сам не обещал мисс Клэр Стивенс любовь? Он сам не отнял у неё надежду? И теперь осмеливается читать проповеди! Только усилием воли Черити удалось обуздать порыв гнева. Чуть успокоившись, она всё же вернулась к теме разговора.

— Моя кузина несколько… нервная особа. Подобное пренебрежение может совсем расстроить ей нервы.

Его сиятельство пожал плечами.

— Сожалею, но в таких обстоятельствах это единственное, что может вразумить даже самую нервную особу. Не говоря уже о том, что я боюсь нервозных молодых леди.

Черити бросила на него недобрый взгляд, но промолчала.

Тут к ней обратился сам Клэверинг.

— Кузен рассказал мне о странном происшествии в вашем доме в воскресение, связанном со свадебным портретом мисс Хейвуд, — неожиданно заговорил он. — И я, по его просьбе, пригласил мистера Кассиди в Фортесонхилл поохотится.

— Я знаю, кузен сказал мне об этом, но это сделал не мистер Кассиди.

— Почему вы так уверены?

— Он джентльмен.

— Это аргумент адвоката?

— Не знаю, но даже если, вопреки моему впечатлению, это сделан он, — ответила Черити, не желая продолжать этот разговор, — портрет стоит всего двадцать гиней. Для Хейвудов — невелик убыток.

— Пусть так, но есть одна мелочь, о которой пока не знает ваш кузен.

Черити вопросительно посмотрела на графа.

— В воскресение, пока мы были в церкви, кто-то влез в мой кабинет в Фортесонхилле.

Черити была так поражена, что даже остановилась, однако тут же опомнилась, снова продолжив танец.

— Там были ценные вещи? Что-то украдено? — спросила она.

Клэверинг пожал плечами.

— Нет, на столе лежал мой портсигар, память об отце, платина и бриллианты, фамильная монограмма, но его никто не тронул. Да и вообще ни одна ценная вещь не сдвинута с места. Но из стола пропал мой дневник.

— Господи, вы ведёте дневник? — удивилась Черити.

В её понимании, это было сугубо женское дело.

— Это была своего рода записная книжка для памяти, — вяло пояснил граф. — Я отмечал, что необходимо написать управляющему, иногда — время визитов, котировки ценных бумаг, ставки на бегах, карточные долги и некоторые цитаты. Я везде возил его с собой, но в церковь не брал. Вначале я подумал, что убиравшаяся в комнатах служанка куда-то его переложила, но она уверяет, что не видела его. Он был в ящике письменного стола и просто исчез.

— Но кто мог проникнуть в поместье? Пройти по всем коридорам…

— Увы, кабинет выходит в сад, там французское окно, и я редко закрывал его. Оно и на этот раз было открыто.

— Там было написано что-то… важное?

— То-то и странно, что нет, — пожал плечами Клэверинг. — Дневник ни для кого не представлял никакой ценности.

— А почему вы не рассказали об этом мистеру Флинну?

— До последнего думал, что он найдётся. Я часто писал в саду, думал, что выронил его где-то в беседке, но пятеро моих слуг сегодня обшарили там всю траву и заглянули под каждый куст…

— Вы писали там… правду?

— Я вообще редко лгу, — пожал плечами Клэверинг. — Ложь — слабость. Но я достаточно осмотрителен в суждениях. Однако пора и на ужин, — тут он подал руку Черити.

Она бездумно пошла за ним в столовую, по пути размышляя об услышанном. «Ложь — слабость» Да, но не только прямая ложь. Лживость и в умалчивании, подумала Черити, и в преувеличении, и искажении истины, и в притворном согласии с чужим мнением, и в ложных обещаниях, и в боязни сказать правду, когда требует долг. И в притворном признании в несуществующих чувствах!

Но, хоть Черити была крайне низкого мнения о графе Клэверинге, ей не верилось, что он придумал эту кражу. Зачем? А если всё это правда, то кому нужен дневник его сиятельства?

Они миновали великолепные гостиные и сводчатый салон с атриумом. Красная лестница привела к столовой, которая использовалась для больших званых обедов. Здесь не было аляповатого богатства, как у них в доме, всё было дорого и строго, почти аскетично в своей ценности.

В столовой под неодобрительным взглядом леди Рэнделл кузен Флинн нагло ухлёстывал за мисс Клэверинг, которая, правда, принимала его знаки внимания совершенно как должное, сохраняя на лице выражение полнейшей невозмутимости и королевского достоинства. Мистер Фортескью окончательно стушевался перед полковником, выглядел жалким и убитым.

Наполнившие залу пары уже рассаживались, Черити поймала на себе недобрый взгляд мисс Сесили Кассиди и откровенно взбешённый — Вирджинии, которая так и не была ни разу никем приглашена на танец. Черити вспомнила, что она снова невесть как оказалась рядом с графом Клэверингом и тут услышала негромкий вопрос мисс Клэверинг, адресованный брату.

— Вилли сказал, что ты так и не нашёл дневник?

Черити поняла, что сестрица графа в курсе его дел.

— Увы, — отозвался его сиятельство, — я надеялся, что он в дальней беседке, но и там ничего.

— Ты потерял дневник? — удивился полковник.

Клэверинг рассказал о пропаже и поисках дневника, и Флинн нахмурился.

— Чертовски странно, — тихо пробормотал он, но тут же осёкся, заметив устремлённый на него укоризненный взгляд мисс Клэверинг. — Говоришь, обнаружил пропажу в воскресенье?