— А как все было дальше? — до этого молчавшая Рыбакова подала голос, переведя взгляд на Машу. Сейчас она выглядела расслабленной, но темноволосая понимала, что чувствует эта девушка. Эта молчаливая истерика ей так знакома. Буквально еще вчера она задыхалась от такого же чувства. Яне было крайне важно услышать продолжение истории, но Глазковой нужно было время.
Cold bones, yeah that’s my love
She hides away, like a ghost
Does she know that we bleed the same?
Don’t wanna cry but I break that way
Cold sheets, but where’s my love? **
© SYML — Where’s My Love
— Как все было дальше? По старинке, — она испустила истерический смешок и затянулась. — Спор. Вся его любовь, чистые чувства, романтика — это все спор, понимаешь, блять? Сначала я думала, что меня развели его дружки, но он подтвердил. Я расплакалась, как и любая другая девочка бы сделала, а затем решила стать сильной и независимой. Похудела, привела себя в форму, начала делать карьеру модели, да и помаленьку забывать его, — Маша посмотрела на красивый золотой браслет на своей руке. Несколько дорогих камушков, блестящие золото и милая бусина в виде сердечка. Наверное, его подарок. А если хорошо вспомнить, то Рыбакова всегда его видела на запястье девушки. Даже на некоторых глянцевых фотографиях в журналах. Всегда. — Он выпустился, а я переключилась на Сережу. Неделю назад он объявился. Зашел в мою комнату снова через окно, когда я читала книгу и пила чай. Это было неожиданно, да и у него было такое лицо, словно он ошибся, но потом я увидела такой родной ехидный взгляд и лукавую улыбку. «В гости можно?» — то же самое он говорил несколько лет назад. Потом последовал долгий разговор, но только не о прошлом. Он не хотел вспоминать, а мне было бы очень больно. Кирилл помог мне спуститься со второго этажа, и мы пошли гулять. Почему я согласилась? Не знаю. Наверное, хотела создать иллюзию для себя, что мы еще вместе, чтобы было легче, хотя бы на минутку. А когда вернулись, в порыве страсти, занялись сексом. Естественно, о защите мы думали в последнюю очередь, снова отдаваясь чувствам с головой, — Глазкова улыбалась, — а теперь я ношу под сердцем плод его лжи и моей любви, — одна слеза скатилась по щеке, оставляя влажную дорожку.
— Выброси эту дрянь, — Яна выхватила с рук Марии сигарету и, затушив об пол, отбросила. — Всегда мечтала это сделать, — на эти слова Глазкова легко засмеялась, хотя по щекам продолжали идти слезы. — Скажи об этом горе-отцу и тогда решите, что делать, — именно этого от нее ожидала Маша. Совета сказанного неоспоримым голосом, чтобы она обязательно послушалась. — Аборт — это, конечно, убийство, но в шестнадцать лет иметь ребенка — хуже. Тогда ты убиваешь не только это дитя, а и себя, — Рыбакова никогда не осуждала других. Не потому, что сама творила и похуже, а потому что неумела. Чувства — это сила, под их властью можно и молнию подчинить.
Над ними пролетело несколько птиц.
Над ними кружило несколько осенних листьев.
Над ними светило еще пока теплое солнце.
А в их жизни кружилась в танце сказка.
Сказка, которая вскоре превратилась в кошмар.
*
А назавтра опять мне играть свою роль
И смеяться опять невпопад
Помнишь, ты говорил, что любовь — это боль?
Ты ошибся. Любовь — это Ад.
*
Напиться водки сухой,
Влюбится в тебя вновь,
Но очень крепкие у нас напитки
И очень слабая у нас любовь…***
© Андрей Малярик
С урока химии Яну отпустила учительница музыки, которая безумно просила ее занести все папки с нотами со второго этажа в подвал. Кстати, в подвале Яна никогда не была, ей не нравился этот затхлый запах и полумрак. Она помнила только то, что все кабинеты в подвале нерабочие и туда редко кто ходит. Ее сердце всегда резала тревога, сдавливая легкие, когда она, на несколько минут даже, спускалась в это огромное помещение, но отказать этой милой учительнице невозможно.
Надежда Сергеевна — двадцатидвухлетняя женщина очень милой внешности. Низкая, миниатюрная по комплектации, иногда, казалось, что она одна из учениц и ее очень легко можно сломать. Одевалась она довольно прилично: в строгие костюмы и небольшие каблуки, которые, в принципе, ничего особо не меняли. Ее светлые волосы цвета солнечных лучей от природы красиво завивались, поэтому она только иногда совсем чуть-чуть закалывала назад, оставляя милую челку. Эта женщина, несмотря на очень женственную внешность, могла поставить своим невинным голоском и легкой шуткой на место даже самого большого сорвиголову. А также Надежда в юности занимала далеко не последние места в различных вокальных конкурсах.
Неся довольно тяжелые папки, Яна думала о многом. Ее интересовал бал, до которого осталась всего неделя, ее интересовали отношения Светы и учителя информатики. Единственное, о чем эта девушка не хотела думать — это Максим.
Но ей стоило тогда задуматься об этом в первую очередь…
А также Рыбакова заметила что, весь день Чижов был сам не свой. Он будто потерялся в своем маленьком мирке и отчаянно не хотел возвращаться в реальность. Тарас, как маленький мальчик, закрылся в комнате и крепко держал дверь, когда кто-то хотел войти, или просто выпустить его. На шутки друзей он с опозданием потерянно улыбался, а отвечал как-то безжизненно и очень расплывчато. Отсутствовала эта присущая ему расчетливость и четкость. Яна пыталась позвать его уже несколько раз, но каждый не закончился успехом. Парень был слишком далеко отсюда мыслями, поэтому не слышал.
Чую ногами дно,
Крепко стою теперь,
Я потерял давно
Даже список потерь.
Как только Яна спустилась по лестнице и вошла в подвал, ее нос сразу начал резать запах пыли и сырости. Здесь он был слишком резким и сильным. Девушка нажала на включатель света, и длинный коридор моментально зажегся десятками ламп. Множество разных коробок, старые парты, стулья. Яна подошла к старому шкафу и всунула на нижнюю полку папку.
Рояль…
Прекрасная мелодия рояля слышалась из старого кабинета музыки. Он находился в конце длинного коридора. Эта нежная, местами грустная музыка и очень…одинокая? прямо заставляла тяжело и рвано дышать, а на глаза наворачивались слезы. Сильная и глубокая мелодия. Убрав все страхи, Яна приставила кулак к груди, ведь чувствовала там это странное ощущение всепоглощающей тревоги и пошла вперед, на звук музыки.
Старая дверь, на удивление, открылась без скрипа, который так привычный для таких массивных дверей, тем самым не спугнув музыканта. В комнате стоял мрак, только небольшой светильник рядом с роялем освещал это помещение, давая возможность Рыбаковой увидеть столь талантливого человека. Черные немного завитые волосы, худые острые плечи, но мужская фигура. Его тонкие пальцы легко касались клавиш, почти невесомо. На его губах застыла грустная улыбка, а брови нахмурены.
Тарас был слишком сосредоточен. Слишком не здесь. Слишком одинок.
Он даже не заметил, когда Яна подошла ближе и осторожно присела на стул, который стоял недалеко от него. Рыбакова слышала этот тихий стон просьбы, так надежно спрятанный в этой мелодии. Она даже не подозревала, что Чижов так красиво играет на рояле, что он вообще умеет играть. Эта мелодия вдохновляла.
Наверное, каждый слышал такую фразу: «мелодия души»? Именно она сейчас струилась с рояля, который с легкостью поддавался игре и контролю пианиста. Эти ноты словно скакали по душе девушки, наполняя пустоту одиночеством и вдохновением. Танцы, пение, музыка других инструментов — это все лишнее. Здесь не нужно было даже слов. Достаточно этой эмоционально сильной мелодии и закрыть глаза.
Одиночество вдохновляет.
Последние ноты оказались высокими. Тарас играл только на правой части рояля, все также не замечая присутствия постороннего. Эта музыка, словно волна, накрыла его. И это приятнее, чем окунутся в депрессию.
Со стороны послышались хлопки. Такие же одинокие, как и эта мелодия. Тарас не спешил оборачиваться, возможно, он до сих пор не пришел в себя, а, возможно, он боялся увидеть кого-то слишком чужого, который не поймет его. Но осторожно, с некой опаской, Чижов все же повернулся в сторону девушки. Расслабленная, отчего немного сгорбленная, с легкой улыбкой и нежностью в глазах. Легкий выдох. Теперь Тарас расслабился, ведь она свой человек.
