Сама мадам Максим была грознее любой грозовой тучи.
— Согласно сообщению от незаинтересованного лица, вам была известна информация об испытаниях заранее, — проговорил Виктор Крам, глядя на шармбатонца. — Более того, навыки гипноза вы оттачивали на пятиноге за неделю до первого тура. Это так, мсье Каррель?
— Это провокация, — прогрохотала мадам Максим.
— Это так, — устало кивнул Каррель.
— Минутку, уважаемые, вина мсье Карреля лишь в его неподобающих отношениях, о которых стало известно всей школе, уж спасибо вашему незаинтересованному лицу, — снова вклинилась великанша. — Обвиняя мсье Карреля в жульничестве, вы обвиняете весь Шармбатон!
Обстановка в зале трофеев была накалена. Единственным, кто был спокоен и выглядел торжествующе, был директор Харфанг — перспектива того, что сильнейшего соперника для своего чемпиона сейчас дисквалифицируют судьи.
Мадам Максим сверлила своего студента колким взглядом, что было само по себе красноречивее любого признания.
— Нарушение правил Турнира Трех Волшебников…
— Одну минуточку, — перебила Виктора Крама Доминик.
— Мисс Уизли, — прошипела МакГонагалл.
— Да-да? — вскинул брови Крам.
— Стефан не знал про змея во втором туре.
— Как и мадам Максим, — с нажимом сказала мадам из департамента международного магического сотрудничества.
Повисла пауза, словно судьи нарочно выжидали, чтоб дерзкая рыжеволосая ведьма им снова возразила. И она возразила, несмотря на предостережение МакГонагалл.
— Дисквалифицируйте и чемпиона Хогвартса — за меня к испытаниям готовились другие волшебники, среди которых и это самое анонимное лицо, имя которого я если сейчас назову, что никто не удивиться, что именно этот человек спровоцировал международный конфликт, — выпалила Доминик.
— Молчи, — прошептал одними губами Каррель. Голос его звучал непривычно резко в интерпретации магического переводчика.
Но когда Доминик Уизли ступала на тропу протеста, ее заткнуть могли лишь Чары Немоты, и то была высокая вероятность, что когтевранка протестовала бы жестами.
— Признаюсь в том, что зелье для второго тура варила не я, и тайну ключа разгадала тоже не я. Отдайте победу Раде Илич, так будет честно.
— Но я тоже не разгадывала тайну ключа, мне подсказали, — протянула Рада.
— Илич, — ухмылку Харфанга стерло молниеносно.
Девушки переглянулись.
— Дисквалифицируйте всех, достопочтенные судьи.
Судьи сохраняли серьезность момента до последнего, директора же смотрели на своих воспитанников так, что во взглядах трех совершенно разных магов явственно читалось желание немедленно провести сокрушительный момент воспитания.
— Это позор, — проговорила Эвелин Руссо первой. — Вы трое опозорили турнир.
Доминик снова захотела возразить, но стоявшая рядом с ней Рада украдкой наступила ей на ногу.
— Да иди ты, — отмахнулась Доминик, все же вырвав локоть из захвата уже МакГонагалл, и шагнула вперед. — А мы ли опозорили турнир, мадам? Разве Стефан Каррель самолично добыл малыша-пятинога для тренировок?
— Мисс Уизли…
— Разве это Рада Илич выхватила бумажку со своим именем из Кубка огня, но назвала имя другого чемпиона?
Харфанг сжал кулаки.
— Или разве я умоляла кого-то помогать мне? — не унималась Доминик. — Я не знаю, мадам Руссо, почему Кубок огня выбрал нас троих. Но знаю точно, почему за нас пытались жульничать. Нет, я никого не обвиняю, это просто догадки неразумной школьницы, но… взгляните на Стефана, он же художник, гуманитарий сплошной, он сам не даст бой пятиногу, он слишком… нежный и утонченный.
Мадам Руссо перебивать не стала.
— Или взгляните снова на Раду. Неужели в Кубок огня не смог выбрать чемпиона из дюжины достойных учеников Дурмстранга, выбрав вместо этого ученицу? А я? Да я что я вообще могу, кроме как болтать по поводу и без? Мы не чемпионы своих школ, мы неудачники. Кубок огня выбрал неудачников, которые в принципе не способны решать загадки сами.
— Ну ты не обобщай-то, — тихонько и чуть обижено проговорила Рада.
— В одном лишь мы трое виноваты, — подытожила Доминик, откинув со лба волнистые волосы. — В том, что наши протеже видят в нас неспособных ни на что неудачников. Вот за это, мадам Руссо, наказывайте. Дисквалифицируйте всех троих, отменяйте турнир. А у репортеров будут свои версии, что произошло в этой комнате и почему чемпионы разбежались.
— Два сапога — пара, и оба левые, — негромко фыркнул Виктор Крам.
— Что, простите?
— Ничего-ничего.
Тодор Харфанг, чудом не парящийся в своей медвежьей шубе, прыснул и закинул ногу на ногу.
— Минерва, ваши ученицы уж слишком много позволяют себе говорить.
— Что ж, у них хотя бы есть право слова, — сухо произнесла профессор МакГонагалл.
— На что это намек?
Доминик просияла и выпрямилась.
— Институт Дурмстранг никогда не шел на поводу у женских глупостей и никогда не…
— Так, минуточку! — тут же почувствовала себя в своей стихии главный борец за права женщин, угнетенных, сексуальных меньшинств и мужеподобных девушек всея Британии.
— Мисс Уизли, усядьтесь уже, — взмолилась МакГонагалл.
Фраза была произнесена с тем же успехом, как если бы матадор, час махавший у морды разъяренного быка алой тряпкой, вдруг сказал бы: «Бро, успокойся и вернись в загон».
— Сначала вам, господин Харфанг, не нравится чемпион-девушка, потом вам не нравится чемпион-гомосексуалист…
— Мисс Уизли! — в один голос воскликнули судьи, а Стефан Каррель закрыл лицо руками.
— Так зачем вы вообще согласились везти свою делегацию в Содом и Гоморру бешеных фемок и национал-гомосексуализма?
— МИНУС СТО ОЧКОВ КОГТЕВРАНУ, УИЗЛИ!
— Вперед, девочка! — вскинув кулак, заголосила внезапно мадам Руссо.
— А теперь поясните, мсье Харфанг, что есть в вашем понимании «женские глупости»? — прогудела мадам Максим, прищурившись.
— Фривольности и отсутствие дисциплины, я имел в виду это, а ни в коем разе не сомневался в возможности женщин руководить школой, — послушно пояснил Харфанг.
— А разве речь шла о том, что женщина не может руководить школой? — сухо спросила мадам Максим.
Харфанг цокнул языком и закатил глаза. Данная реакция великаншей воспринялась похуже любого самого провокационного ответа.
— Я лишь хотел сказать, — терпеливо проговорил Харфанг. — Что не позволю, чтоб женские выходки и ваша эта фривольность и вседозволенность, поставила на колени традиции и устои Дурмстранга.
— Сомнительные традиции и устои, раз уж вы опасаетесь, что женщины и эти ваши «наши» фривольности поставят Дурмстранг на колени, — улыбнулась Доминик.
— Довольно! — гаркнула МакГонагалл, но, встретив взгляд мадам Руссо, проговорила терпеливее. — Могу я попросить чемпионов разойтись на занятия?
Мадам Максим кивнула, и первым к двери кинулся Стефан Каррель, собственно, как первый претендент на дисквалификацию. Девушки последовали за ним.
— Знаешь, иногда лучше вовремя заткнуться — шепнула Рада Илич наставительно. — И не спорить.
— Из покорных овец обычно самые вкусные отбивные.
— Харфанг будет валить тебя на третьем туре. Он злопамятный.
— Ох, как же мне жить без чемпионского титула и победы, — притворно ахнула Доминик.
Рада перехватила посох покрепче и приподняла, чтоб не ударялся о ступени, когда они поднимались по ступеням в холл.
— Ты вообще сюда за победой приехала?
— А ты?
— Я — да.
— И я, — кивнула Доминик. — И вот мы обе хотим победы. Ну так что, начнем снова бить друг дружке лица, как на первом испытании?
И, поймав взгляд соперницы, кивнула снова.
— Значит, победа все же не главное, да? Иначе ты могла бы не выгораживать там Стефана, и меня, и сама бы стояла с честным лицом и возмущалась, какие мы все здесь жулики.
Закатив глаза точно так же, как ее директор, Рада Илич свернула в коридор, который вел к классу алхимии, а Доминик, махнув на прощание не особо спешившему на занятия Стефану, зашагала за ней.
