– Долго гостей держишь за дверью, нехорошо! – сказал Голубу Марьямов.

– Знакомься, это мой друг, следователь по особо важным делам Шамраев Игорь Иосифович. И приглашай нас в комнату, что ты держишь гостей в прихожей?

– Да, да, конечно! Проходите… – у Голуба, кроме грузинского имени, был еще ярко выраженный кавказский акцент. В его деле, взятом из сейфов ОБХСС при железнодорожной милиции, значилось, что фамилию свою Голуб получил от матери-украинки, а имя от отца-грузина, погибшего в 44-м году на Белорусском фронте. Таким образом, Ираклий Голуб был плодом настоящей фронтовой любви, но, как ни странно, оказался чудовищным трусом. Нам даже не пришлось показывать ему материалы, имеющиеся в ОБХСС, не пришлось разворачивать агентурно-оперативное дело «по вагону-ресторану поезда номер 37 Ташкент–Москва». Достаточно Марьямову было только начать:

– Ираклий, вот какое дело. У нас на тебя давно есть сигналы – спекуляция сервилатом, черной икрой, маслом, крупами, импортными сигаретами. Из Москвы берешь дефицитные продукты – везешь в Среднюю Азию, а обратно фрукты, зелень, овощи… Дать почитать? Или сразу о деле поговорим, как друзья?

Наверно, Голуб решил, что мы пришли за взяткой. Он расстегнул рубашку, спросил хрипло:

– Сколько?

– Что «сколько»? – не понял Марьямов.

А я не удержался, схохмил:

– Сколько вам могут дать, или сколько с вас взять?

– Взять… – хрипло сказал Голуб, и было видно невооруженным глазом, как он мысленно оценивает нас с Марьямовым – за сколько можно от нас откупиться. И он явно терялся в догадках.

Я сказал:

– Слушайте, Ираклий. Взяток мы не берем, а дать вам суд может от восьми до пятнадцати лет по части третьей статьи девяносто второй! В какой именно лагерь вас загонят, решит ГУИТУ. Но поскольку вы все время работаете на юге, мы бы посоветовали товарищам из ГУИТУ, сидящим на Большой Бронной, отправить вас куда-нибудь на север – в Потьму, Магадан, Норильск…

Впрочем, это я перебрал, увлекся по инерции. Рассчитывали мы с Марьямовым, что этого Голуба придется долго ломать, а он сказал сразу:

– Я понял, дорогой, все понял! Что от меня надо?

– Очень простая услуга. У вас есть друг – Герман Долго-Сабуров. Сегодня мы сделаем так, будто вы его случайно встретили на улице или в парикмахерской «Чародейка». И с вами будет один человек, наш сотрудник. Вдвоем вы пригласите Долго-Сабурова куда-нибудь в ресторан пообедать. Вот и все. Ваша задача – только уговорить его пойти с вами в ресторан, ничего больше.

– Травить его будете? – деловито поинтересовался Голуб, и я уверен, что если бы я сказал «да, надо его отравить», Голуб не отказался бы лично подсыпать своему другу яд в котлету по-киевски, лишь бы самому не угодить в тюрьму.

Через десять минут, побритый и одетый в легкий летний костюм, Ираклий Голуб уже сидел в моей машине, и я связался по радиотелефону со Светловым:

– Везу сервировку для «племянника». Что у тебя с девочкой?

– Наконец! – отозвался Светлов. – Важные новости! «Племянника» засекла железнодорожная милиция на Каланчевке. Он и сейчас там. На тридцать четвертом пути стоят старые заброшенные вагоны. В одном из них у него, похоже, тайник или склад, черт его знает. Он оттуда какие-то ящики таскает в свой голубой пикап «Жигуленок».

– Что за ящики?

– Не знаю. Там близко не подойдешь, народ все время крутится, железнодорожники, это же сортировочная. Но я что-нибудь придумаю.

– Только пусть его не трогают, не спугнут, – говорю я. – А что у тебя с девочкой, со Смагиной?

– Представь себе, эти архаровцы потеряли ее в ГУМе! Но я приказал директору ГУМа выбросить в продажу что-нибудь импортное для женщин и дать объявление по радио. Ты бы видел, что там сейчас творится в 57 секции! Дают французское нижнее белье и тени для век. Очередь в шестьсот человек! Но наша Леночка молодец – стоит четыреста третьей. Пришла, как лунатик, но стоит.

– Снова не потеряешь?

– Что ты! За ней в очереди четыре топтуна, уж теперь на потеряют, я им головы оторву! Приезжай, решим, что делать дальше – дать ей купить французские трусики или нет.

– Хорошо. Еду.

Конечно, был соблазн по дороге на Петровку тормознуть возле ГУМа и самому посмотреть на эту Леночку Смагину. Но некогда, не до того сейчас, и мы прямиком направляемся к Петровке, в дежурную часть Главного Управления внутренних дел Москвы. Здесь нас ждет Светлов.

Дежурная часть московской милиции и, следовательно, МУРа находится в трехэтажном здании, расположенном в тылу знаменитой Петровки, 38. Мало кто знает, что этот упрятанный в Средне-Каретном переулке дом, бывший когда-то флигелем старинного особняка, – теперь штаб текущей оперативной работы всей московской милиции.

На первом этаже – комнаты отдыха дежурных следователей, проводников розыскных собак и других специалистов, сутками дежурящих «по городу». В ожидании приказа: «Дежурный следователь, на выезд!» – здесь можно и прикорнуть, и поиграть в шахматы и в карты. Впрочем, особенно не отдохнешь, в Москве ежеминутно что-то где-то происходит. Кто-то режет жену, кто-то попадает под машину, где-то грабят сберкассу, – и поэтому на первом этаже дежурной части московской милиции динамик внутреннего радио не отдыхает:

– Дежурный следователь, на выезд!

Новенькие милицейские «Волги» и импортные полицейские «Мерседесы», оборудованные по последнему слову криминально-розыскной техники, мчатся по Москве к месту происшествия, включив слепящие фары и воющие сирены…

Но главные службы Дежурной части, ее, так сказать, мозг, – на втором этаже. Здесь – Дежурный по городу, Дежурный по МУРу, их заместители и офицеры оперативной службы. В их распоряжении – светящаяся во всю стену карта Москвы, и на электронных пультах такие же, только поменьше, карты районов Москвы, и здесь же все средства коммуникаций – телефоны, телевизоры, радио. Сюда стекается со всех концов Москвы вся срочная информация о жизни столицы, и это отсюда вызывают дежурящих внизу специалистов и отправляют их на места происшествий. Здесь же, на втором этаже, дежурят укомплектованные бригады тайного сыска: топтуны, сыщики, артисты незаметной слежки за «объектом». Дежурными по городу и МУРу обычно назначаются оперативники и их заместители – ребята ранга и калибра Светлова, и вся их работа могла бы быть слаженной и подчас даже творческой, если бы не стоящий во главе Дежурной части начальник – полковник внутренней службы Шубейко, круглый дурак, разжалованный партийный стукач, бывший крупный армейский политработник…

Наша машина сворачивает в Средне-Каретный переулок, караульный старшина услужливо открывает металлические ворота, и мы вкатываемся во двор, где на лавочке у курилки, как обычно, толкутся дежурные офицеры, проводники собак и прочие балагуры, способные все двадцать четыре часа своего дежурства трепаться о невиданных изнасилованиях, убийствах на почве ревности и т. д. Вот и сейчас, проходя мимо них в дежурную часть, я услышал стереотипное:

– Сначала изнасиловали, а потом загнали ей туда бутылку из-под шампанского, вот гадом буду!..

Направляясь к лестнице на второй этаж, натыкаюсь на парня с удивительно знакомым лицом. Напрягаю память, чтоб вспомнить, где же я его видел, и вдруг вспоминаю – да это же Белкин! Тот самый Белкин, которого я ищу! Между тем этот Белкин, как ни в чем не бывало, спокойно идет себе к выходу из дежурной части… Я уже было повернулся догнать его, но в этот момент рядом открылась дверь, насмешливый голос сказал:

– Товарищ Шамраев, это не Белкин. Очень похож, но не он.

Я повернулся. Пшеничный продолжал, улыбаясь:

– Его уже третий раз сегодня привозят. Пришлось выдать ему справку, что он не Белкин. Да не смотрите вы так – это не он. У меня сегодня было одиннадцать Гридасовых и шесть Акеевых. Сейчас еще троих привезут, только что звонили. Правда, с «Акеевыми» проще, я тут вызвал Синицына – помните, свидетель-рисовальщик с Курского вокзала? Он у меня по Акееву лучший специалист. Жаль, что он остальных участников похищения не помнит…