– Вы уверены, что он в Котласе? Где у вас спецкомендатура? И где этот химкомбинат?

– Я вам дам машину и провожу.

Но Светлов от сопровождения отказался, взял у майора машину и через весь Котлас помчался в спецкомендатуру. Там, минуя грудастую расконвоированную зэчку-секретаршу неполных двадцати лет с заголенными мини-юбкой ногами, Светлов напрямую прошел в кабинет спецкоменданта капитана Чабанова. И через несколько минут выяснилось, что хотя осужденный В.Н. Акеев числится на стройке сварщиком, главная его тут профессия – быть толкачом, добывать для стройки дефицитные материалы, запчасти, в связи с чем его постоянно посылают в командировки то в Архангельск, то в Киров, то в Москву. Кто же может быть лучшим толкачом, чем знаменитый спортсмен, бывший чемпион Европы?! Вот и сейчас главный инженер «Котласхимстройтреста» с ведома спецкомендатуры командировал Виктора Акеева в Москву, в Министерство промышленного строительства.

В бухгалтерии строительно-монтажного управления № 5 Управления «Котласхимстройтреста» Светлов потратил еще не меньше часа, чтобы снять копии со всех командировочных документов Виктора Акеева и установить таким образом сроки его пребывания в командировках. По этим срокам выходило, что Акеев больше живет в Москве, чем сидит в Котласе, и командировки ему часто продлевают прямо в Москве, в Министерстве. Так, в последнюю командировку он уехал еще в начале мая… Впрочем, главный инженер «Котласхимстройтреста» Коган был Акеевым доволен:

– Не знаю, какой он боксер или там сварщик, но мне бы таких штук пять толкачей – я бы комбинат раза в три быстрей построил. Он мне даже лимиты на арматуру в Госплане вышиб, вы представляете?!.

Покончив с бумагами, Светлов ринулся назад, в аэропорт – он едва успевал к последнему в этот день проходящему рейсу на Москву.

Как ни странно, в аэропорту Светлова ждал капитан Жариков. Светлов удивленно взглянул на него, Жариков сказал хмуро:

– Разрешите несколько слов, товарищ подполковник?

– Да, конечно.

– Я по поводу Виктора Акеева. В конторе лагеря разговаривать было нельзя, везде уши. А дело касается майора Смагина, начальника лагеря…

– Минуточку, я только закомпостирую билет.

Рейс «Печора–Котлас–Москва» опаздывал, как обычно. У них было время поговорить.

– Смагин хочет выдать за Акеева свою дочь, – сказал Жариков Светлову.

– Она в него по уши влюбилась и крутит папашей, как хочет. Поэтому он и расконвоирован, и на «химию» переведен. И сейчас они оба в Москве, в гостинице «Пекин».

– Откуда вы знаете? – удивился Светлов.

– Как только вы уехали из лагеря, майор Смагин трижды заказывал телефонный разговор с этой гостиницей, с дочкой. Думаю, он хочет предупредить их о вашем визите сюда. Только телефон у нее в номере не отвечает.

– Спасибо, пройдемте со мной, – Светлов спешно двинулся к почтовому отделению котласского аэровокзала. Здесь стоял междугородний телефон-автомат и Светлов тут же набрал по коду Петровку, 38, свой служебный телефон и продиктовал своему заместителю майору Ожерельеву: «Елена Васильевна Смагина, гостиница „Пекин“, телефон поставить на прослушивание, междугородние звонки не соединять, Смагину срочно взять под наблюдение, с ней должен быть Акеев».

Безусловно, Акеев жить в гостинице не имел права, он был без паспорта, но нелегально, за взятку мог ночевать и в «Пекине» у своей любовницы.

– Спасибо, капитан, – сказал Жарикову Светлов. – Родина вас не забудет. Я сообщу в ГУИТУ о вашем ревностном отношении к делу.

– Это еще не все, – все так же хмуро сказал Жариков. – Хотя у нас лагерь образцово-показательный и на каждом шагу плакаты висят и лозунги типа «Честный труд – дорога к свободе» и «Моральный кодекс строителя коммунизма», а на самом деле это одна показуха. Смагин заигрывает с зеками, либеральничает, оркестр тут организовал, и в результате – прошу вас… – он открыл сжатый на протяжении всего разговора кулак. В его жесткой ладони лежали две ампулы морфина. – Это морфий. Я реквизировал у зеков во время последнего шмона. А вот это – упаковка, нашел в мусоре, – Жариков достал из кармана кителя кусок картонной коробки. На фабричного образца этикетке стоял чернильный штамп «Главное Аптечное Управление г. Москвы» – Как видите, товар из Москвы. И я не сомневаюсь, что привозит его будущий зять майора Смагина Виктор Акеев.

Н-да, подумал Светлов, очень, очень хочется капитану Жарикову стать начальником лагеря, уж он тут наведет порядок! Светлов еще раз поблагодарил капитана, сказал, что непременно доложит о его работе в Главное Управление исправительно-трудовых учреждений, взял ампулы морфия и этикетку и вылетел в Москву.

Энергии Пшеничного может позавидовать трактор «Беларусь» или танк «Т-34». Сидя в Подольском отделении линейной милиции, он уже дописывал этот рапорт, когда услышал голоса проходивших под окнами железнодорожников:

– А чой-то они уборщиц не допрашивают? Уборщицы тоже по ночам дежурять…

– А тебе больно надоть! – сказал другой голос, но Пшеничный уже взвился со стула, подскочил к окну.

– Эй! Стой! Какие уборщицы?

Слава Богу, все подольские уборщицы жили «на колесах» – в вагонах, что стояли в тупике неподалеку от станции. Был поздний вечер, уже давно и я, и полковник Марьямов, и все помощники Пшеничного разъехались по домам, но Пшеничный был человеком долга и отправился допрашивать уборщиц. И вот когда он «снимал» чуть ли не последний допрос, в дело вмешался его величество случай. Явился этот случай в лице вахтера вневедомственной охраны Сытина, сожителя уборщицы, которую допрашивал Пшеничный. Слушая вопросы Пшеничного, его настырное и дотошное: «Вспомните, дежурили ли вы в ночь на 26-е мая?», Сытин, невзрачный маленький мужичонка, вдруг сказал:

– Слушай, паря, ты к моей бабе не приставай. Ты меня послухай. Я ту ночь хорошо запомнил, потому шо был именинник, ты это можешь по моему пачпорту сверить. А Паша тогда хворая лежала, по женской части, да. И ото я замести нея в Царицыно дежурил. Токо я не по станции ходил, а гулял по путям, с машинистами товарника калякал. Там у стрелки товарняк стоял с «Жигулями», с новенькими, прямо с Тольятти гонют. Ото ж я с ними калякал, а тута им зеленый дали, – и где-то часиков в двенадцать или в час ночи. И токо им зеленый дали, а тут на путя какой-то парень выскакует с таким чемоданишком в руках. И дышит, как-будто бег от кого-то, рубаха вылезла из штанов. Чем, говорит, батя, в Москву добраться? Я говорю: шуруй, говорю, в товарняк, счас отходит, на «Жигулях» и проскочишь. Ну он и запрыгнул на платформу с «Жигулями». А токо товарняк тронулся, тут какая-то машина к платформе поскакует, из ея два мужика: «Батя, не видал парня с чемоданчиком?» – «А вам пошто?» – спрашую. «А он из больницы убег, психический». А парень и правда не в себе был маленько, это я сам заметил. А они промеж себя говорят: тута он должон быть, в товарнике, больше негдя. И – зырк на товарняк вскочили уже на полном ходу почти…