Ординатор ушел, а Шаффхаузен вернулся к прерванному завтраку и газете, но настроение уже было не то, и мысли невольно обращались к раннему визитеру.
«Граф наверняка дорожит не только своим мальчиком, но и своим добрым именем, иначе к чему было тащить его так далеко от столицы, на Ривьеру, а не в „Сальпетриер“, „Сан-Бернар“ или клинику Святой Анны? Впрочем, у Деникера они все же побывали и он отказался от этого пациента, стало быть, этот случай – не его профиль. Наркоман? Сексуальные перверсии? Или и то и другое… Что ж, пара месяцев при таком раскладе виконту обеспечена, ну, а его папаша раскошелится и на полугодовое лечение, лишь бы не возникло огласки и блудный, а точнее, блудящий сынок со слезами благодарности припал к отчим стопам… Чего-чего, а последнего обещать точно не буду».
Поразмыслив над тем, что ему еще только предстояло прояснить для себя, Эмиль допил кофе и позвонил в звонок, вызывая дежурную сестру. Она унесла поднос и передала Жану распоряжение проводить визитера в кабинет.
Молодой ординатор вышел в приемную и деликатно кашлянул, привлекая внимание знатного посетителя.
– Прошу вас, месье граф… Доктор Шаффхаузен примет вас.
«Еще бы он отказался… Наверняка корыстный сукин сын уже все посчитал, и цифра ему понравилась».
Сен-Бриз отбросил газету, встал и, посмотрев во двор через стеклянные двери, убедился, что черный «кадиллак» стоит на том же месте, а Мишель слегка приоткрыл окно и мирно курит сигару…
«Чудесная вещь – эти немецкие транквилизаторы…»
– Следую за вами. – граф жестом пропустил ординатора вперед и поднялся за ним по широкой мраморной лестнице до дубовых дверей с табличкой, обозначающей приемную главного врача и владельца клиники «Сан-Вивиан».
Переступив порог кабинета, он бегло оценил обстановку: все массивное, респектабельное, солидное, от шкафов и стульев до самого владельца, важно восседающего за большим столом и холодно смотревшего на визитера.
Доктор Шаффхаузен… Он не понравился Сен-Бризу с первого взгляда: немецкая морда, бюргер, протестант.
«Но дело свое знает наверняка…»
– Доброе утро, герр Шаффхаузен. Простите, что побеспокоил вас в неурочное время, но речь идет о жизни моего сына.
«Ах вот даже как! Молодой виконт доводит родителя идеями покинуть бренный мир? Еще любопытнее…» – пронеслось у доктора в голове. – «Да, Деникер наверняка не стал бы браться за суицидника с уже предпринятой попыткой… его практике не нужна летальная статистика… Мне она, впрочем, тоже не нужна, однако, сперва в любом случае нужно посмотреть на пациента. Судя по отцу, мальчик склонен к демонстративным манифестациям своей психической неуравновешенности…»
– Присаживайтесь, мсье граф. – Шаффхаузен привычно отточенным жестом указал посетителю на кресло, стоящее так, что севший в него оказывался развернут к доктору правой стороной тела. Он давно заметил, что правая сторона, ее жесты, мимика лица были гораздо более красноречивы, чем лицо анфас или левая сторона, более подконтрольная рассудку.
– Чем могу быть полезен вам и что угрожает жизни вашего сына?
Сен-Бриз сел в предложенное кресло и, нервно дернув шеей, сцепил руки в замок. Он знал, что должен сказать доктору все как на духу, но не мог сразу найти нужных слов, чтобы подступиться к такой деликатной теме.
– Жизни моего сына угрожает он сам, – наконец, медленно проговорил граф. Ему не хотелось смотреть на Шаффхаузена, и он уставился в окно. – За истекшие полгода у него было три попытки самоубийства… Две относительно честных и одна совсем честная. Последняя случилась в клинике «Сан-Бернар», спустя всего пару суток после его помещения туда, в самом начале курса исправительной терапии…2 Моего мальчика спасли, однако тамошние идиоты отказались лечить его дальше без применения… кхм… радикальных средств. Я не дал своего согласия на то, чтобы моего сына пытали электрошоком и окончательно превратили его мозги в желе… Какое-то время я пытался лечить его дома, но… не сумев свести счеты с жизнью, он сильно пристрастился к алкоголю и наркотикам. Увы, Эрнест и прежде не отличался воздержанием, но в последнее время его зависимость от… некоторых веществ стала пугающей проблемой. Я надеялся определить его в клинику доктора Деникера, однако тот настоятельно рекомендовал мне вас, а моему сыну – мягкий морской климат в качестве дополнения к основному лечению… И вот мы здесь и я… рассчитываю на вашу помощь, доктор.
Эмиль внимательно наблюдал за посетителем, за тем, как он волевым усилием скрывает свою неприязнь и страх, как неохотно преодолевает нежелание рассказывать о столь неприятных и позорных для известной фамилии фактах. Его прямая осанка и взгляд, устремленный в окно, лучше всяких слов сообщали Шаффхаузену о реальном отношении графа к «врачам-идиотам», неспособным исправить то, что он произвел на свет. Наверняка, такому гордецу неприятно было обнаружить у своего сына столь пугающее настойчивое стремление в объятия Танатоса…3
«Три попытки суицида, одна из них прямо в начале госпитализации… Деникер, конечно, испугался, что столь проблемный юноша предпримет и четвертую. К тому же, исправительная терапия… Юный виконт у нас еще и гомосексуалист? Что ж, достойный вызов, не всякий сумел бы принять его» – несколько самодовольно заключил доктор, а вслух спросил:
– Позвольте узнать, что вы имели в виду под словами «некоторые вещества»? Морфий, кокаин, героин?
Сен-Бризу захотелось ослабить галстук, но он не сделал этого – только сглотнул и с трудом перевел дыхание. Надо было отдать должное Шаффхаузену: он сразу ухватывал суть, задавал вопросы по делу и не лез с дурацким морализаторством.
– Нет, к счастью, не героин… Он не принимает опиатов, поскольку имел возможность увидеть, к чему приводит постоянное употребление. Я об этом позаботился, когда он закончил лицей. Кокаин. И еще… эта новая синтетическая дрянь… эл-эс-дэ или что-то в этом роде. Но в основном кокаин. Антидепрессанты, транквилизаторы, это в последнее время.
Шаффхаузен подумал о том, что папаша наверняка водил своего отпрыска в какой-нибудь богадельный притон, где опийщики мучительно корчились в ломках и отдавали богу свои иссушенные этой отравой души. Однако, этот урок все же не уберег молодого человека от экспериментов с другими наркотиками и химическими стимуляторами.
Массовая заокеанская эпидемия эйфорического просветления и дикого промискуитета под действием кокаина и синтетических амфетаминов исправно поставляла пациентов для психиатрических клиник по всей Европе. На таком фоне и волна суицидальных попыток нарастала с каждым годом. Чем сильнее кайф, чем глубже и ярче наркотический транс, тем отвратительнее его адептам видится обыденная реальность…
Граф наконец повернул голову и пристально посмотрел на Шаффхаузена.
– Неужели это все, что вас интересует, доктор?
– Это первое, что меня интересует, но не последнее.
Не поддаваясь скрытому желанию графа вступить с ним в конфронтацию, Эмиль задал отцу пациента серию уточняющих вопросов, чем надеялся вернее всего завоевать его доверие:
– Я так понимаю, мсье граф, попытки суицида ваш сын предпринимал в период детоксикации? Иными словами, когда не мог достать новую дозу? И как именно виконт пытался свести счеты с жизнью?
«Мог хотя бы воды мне предложить, чертов нацист!» – ощутив, что в горле стало сухо, как в Сахаре, Эжен тем не менее не стал унижать себя просьбой, медленно вдохнул и стал отвечать на вопросы в том порядке, в каком Шаффхаузен задавал их. В конце концов, он же не под судом. Он просто хочет, чтобы доктор сделал свою работу и помог сыну, если это еще возможно.
– Нет. Первые две попытки были еще до… До клиники. Первая в Лондоне, не удалась по чистой случайности. Принял снотворные таблетки, но не смог правильно рассчитать дозу, а сердце у него крепкое в отличие от желудка… Второй раз повторился уже в Париже, тогда он попытался отравить себя газом, но ему помешал мой слуга, которому я велел присматривать за ним. После того, как я с ним поговорил и поставил некоторые условия, он согласился пройти курс лечения. Но… как видите, помещение в клинику успеха не имело, только усугубило ситуацию, потому что там он себя едва не зарезал… вскрыл вены и едва не истек кровью… Все, чего я сумел пока добиться, это держать его под постоянным контролем и на транквилизаторах, но лучше ему не становится…
