Симон так и простоял около задней двери всю поездку, вцепившись в поручень, в любую секунду готовый нажать на красную кнопку сигнала водителю. Он сосредоточил внимание на маркировке «стоп» на кнопке. Эти четыре крупные буквы успокаивали его. Если станет невмоготу, он в любой момент нажмет на кнопку, и водитель выпустит его наружу. Он повторял это про себя, хотя понимал, что водитель откроет двери лишь на ближайшей остановке. Сила аутогенной тренировки, как называл это доктор Форстнер. Если что-то себе постоянно повторяешь, в конце концов поверишь в это.

Симон сказал себе, что эта сила обезопасит его от преследовавших его чудовищ.

Дом Тилии стоял в восточной части городка Кессинген недалеко от берега реки Фале. Бывший крестьянский дом с острой крышей был вполне симпатичным строением в форме буквы «L», в задней его части располагалась маленькая однокомнатная квартирка. Сюда два года назад перебрался Майк. Прежде дом принадлежал дедушке и бабушке Симона. Тетя Тилия и его отец выросли здесь. В некотором смысле он вернулся сейчас к своим корням, подумал Симон.

Между тем он чувствовал себя здесь чужим. Гостевая комната, приготовленная для него тетей, была маленькой и загроможденной мебелью. Расписанный в крестьянском стиле шкаф относился, вероятно, к прошлому столетию, а за стоящим у окна столом отец Симона, скорее всего, делал когда-то уроки. Тилия все почистила и вытерла пыль, но отдававший лимоном запах моющего средства так и не смог перебить дух комнаты – смесь запахов лаванды и нафталина, связанных в памяти Симона с образом бабушки.

Он заскучал по своей уютной комнате в их квартире в Штутгарте, а еще больше – по родителям. Он постоянно думал о том, что его прежняя жизнь безвозвратно утрачена. Это причиняло ему почти физическую боль. Теперь он хорошо понимал, что подразумевают люди под словами «у него разрывалось сердце».

– Нравится тебе здесь? – спросила Тилия, ставя сумку Симона на кровать.

– Здесь мило, – ответил Симон, подумав о том, что «мило» – эвфемизм для слова «дерьмово». Но, боясь показаться неблагодарным, добавил: – Большое спасибо, что взяли меня к себе жить.

Тетя серьезно кивнула:

– Это само собой разумеется. Надеюсь, тебе здесь будет уютно.

Симон снова огляделся. Он был чужим в чужом окружении.

– А что стало с нашей квартирой? – спросил он.

– Ну… – Тилия быстро взглянула на него и отвела глаза в сторону. – Мы, то есть Михаэль и я, решили, что лучше всего ее продать. Полученные деньги положили на общий счет для вас с Михаэлем. Если ты когда-нибудь захочешь получить высшее образование или будешь нуждаться в поддержке…

– Что?! – Симон не поверил своим ушам. – Вы продали квартиру?! Не спросив меня?

Тилия снова отвела взгляд:

– Мы… мы подумали, что тебя этим лучше не загружать. Ты плохо себя чувствовал. Мы боялись, что новость сильно тебя взволнует.

Какой вежливый намек, что мнение члена «Почетного клуба чокнутых» в расчет не принимается! Симон чувствовал, как дрожит от охватившей его ярости.

– А что стало с нашими вещами? С мебелью, папиными книгами…

– Михаэль отвез все в общину, которую отец поддерживал. Я уверена, что Ларс одобрил бы его действия.

– И вы отдали все, что там…

Симон умолк, сжал кулаки и сделал глубокий вдох. Он должен успокоиться. Если он сейчас сорвется, начнутся новые проблемы, а их у него и так хватает. Однако ему было немыслимо больно от того, что его мнения никто не спросил и теперь от его прежнего дома ничего не осталось. Исчезли все вещи, привязывающие его к жизни, потому что только вещи надежны, они порядочнее и вернее людей. CD-диск навсегда останется CD-диском, а книга – книгой, они не меняются. А вот люди меняются часто, с этим он уже сталкивался. Именно поэтому ему важно было видеть вокруг привычные вещи. Он никогда бы не согласился с ними разлучиться. С некоторыми уж точно нет.

Только в одном он был солидарен с тетушкой: папа не возражал бы, чтобы его вещи передали на благотворительность. Он несколько лет помогал организации, которая поддерживала больных раком. И самого Симона что-то связывало с этой организацией, но он не мог вспомнить, что именно, как ни пытался. Снова один из этих проклятых провалов в памяти. Создавалось ощущение, будто его мозг весь продырявлен, как кусок швейцарского сыра. Но отчего это происходило? Действительно ли шок был тому причиной?

Он поймал себя на мысли, что снова потирает свои шрамы, и поспешно сунул руки в карманы.

– Твои вещи мы, разумеется, оставили, – поспешила заверить его Тилия. – Михаэль упаковал все в картонные коробки. Они стоят в подвале. Гостевая комната, к сожалению, слишком мала.

И, словно по волшебству, тотчас снизу донесся голос:

– Эй, вы, где вы там прячетесь?

И тут же на лестнице послышались быстрые шаги. В синей рабочей спецовке в комнату вошел Майк. Он только что вернулся с работы. С их последней встречи на Новый год у Тилии Майк мало изменился. Загорелое лицо, темные, коротко подстриженные волосы. Но с бритвой брат по-прежнему конфликтовал.

Увидев Симона, Майк улыбнулся во весь рот:

– Хелло, малыш!

От радости сердце Симона запрыгало.

– Майк! – прошептал он. – Бог ты мой, Майк!

– Рад снова видеть тебя, братишка. Честно признаться, я боялся, что ты сердишься на меня.

– Сержусь? За что?

– За то, что я не навещал тебя в больнице.

– Ерунда, – возразил Симон. – Может быть, скучал по тебе, но не сердился. Я всегда знал, что ты не выносишь больниц. Но ты мог бы хоть раз послать эсэмэс.

Майк, высвободившись из объятий брата, посмотрел на Симона.

– Да, нужно было послать. Но я не знал, что тебе… что мы тебе… Даже не знаю, как это объяснить… – Он беспомощно пожал плечами.

– Я понимаю, – ответил Симон. По крайней мере, его брат был честен и не искал отговорок. – Главное, ты хотя бы не считаешь меня треплом.

– Хоть ты и мог приврать, – улыбнулся Майк.

– Так же, как и ты. – Симон улыбнулся в ответ, а затем снова посерьезнел. – Майк, пообещай, что мы никогда не расстанемся.

– Я всегда рядом, малыш. Честное слово! Не забывай об этом никогда.

Во взгляде Майка что-то проскользнуло. Но Симону теперь это было безразлично. Они снова были вместе, все остальное не в счет. Если Майк будет рядом, кошмары точно исчезнут. Именно на это он надеялся.

Чуть позже он, усевшись за кухонным столом, слушал брата. Он заметил, что Майк старается избегать всех серьезных тем, а также не затрагивает ничего, что произошло уже после смерти родителей.

Даже в этом смысле Майк ничуть не изменился. Все, что творилось в его душе, он предпочитал не выставлять напоказ, а разбирался со всеми своими проблемами сам. Казалось, он стеснялся показывать чувства, потому что это могло быть воспринято другими как проявление слабости. Майк всегда хотел быть таким, как его идолы на постерах: Брюс Уиллис, Вин Дизель, Шварценеггер и Дуэйн «Рок» Джонсон – прикольные типы, лишенные недостатков. Поэтому братья уклонялись от серьезных тем, а обсуждали с воодушевлением, к примеру, красный «Форд-Мустанг» с двигателем 1969 года выпуска, который Майк реставрировал для одного из заказчиков.

– Настоящее сокровище! Скоро снова будет как с конвейера. Завтра получит новую лакировку. Два компонента в одном – унилак! Только для элитных авто.

Майк всегда был помешан на автомобилях. Симон же не умел долго поддерживать беседу на автомобильную тему – в особенности теперь, когда у него развилась настоящая фобия, не позволяющая ему находиться внутри машины, – но он любил выражение глаз Майка, когда тот говорил о любимом предмете. Майк мог быть таким страстным и темпераментным – в этом Симон ему завидовал, несмотря на искреннее восхищение. Старший брат был его полной противоположностью.

Тилия, стоя у плиты, помешивала мясо в большой кастрюле. Знакомый аромат жаркого с приправами и паприкой наполнял кухню. Этот запах напомнил Симону об отце. Говяжий гуляш с домашними клецками и овощами в масле по бабушкиному рецепту был любимым папиным блюдом. «Вкус родного дома», – сказал он однажды Симону.