Появление письменности повлияло и на внешнюю торговлю. Большинство ярлыков из царских гробниц Абидоса (которые благодаря сценам царских ритуалов являются важными памятниками раннеегипетской культуры) изначально крепились к кувшинам с высококачественным маслом, завезенным с Ближнего Востока. Рост импорта во времена I династии мог быть связан с появлением сторожевых застав и торговых постов египтян в Южной Палестине. На присутствие египетских чиновников в регионах производства масла и вина указывают найденные в Нахаль Тилла и Тель-Эрани (современный Израиль) глиняные изделия как египетских (некоторые из них помечены Горовым именем Нармера), так и местных гончаров, выполненные в египетском стиле и украшенные иероглифами. На водах Эн-Бесора, недалеко от современной Газы, египтяне создали центр снабжения торговых караванов, используя для этого приморскую дорогу между Палестиной и дельтой Нила.

Благодаря покровительству государства внешняя политика Египта вышла на качественно новый уровень, чего нельзя сказать об официальной идеологии. Среди своих подданных фараоны поддерживали иллюзию «блестящей изоляции». Согласно официальной доктрине роль фараона как защитника Египта (и всего сущего в целом) включала в себя ведение войн с соседями, которые олицетворяли силы хаоса. Чтобы привить и поддерживать в подданных чувство национальной самобытности, правящие круги поступили так, как впоследствии будут поступать все правители в истории – объявили всех чужеземцев врагами. На костяной дощечке из могилы Нармера мы видим палестинского сановника, почтительно склонившегося перед фараоном. Но в действительности Египет и Палестину связывали тесные торговые отношения, так что под маской ксенофобской идеологии скрывалась иная реальность. Это должно послужить предостережением для всех исследователей Египта: ведь издавна египтяне были искусны в представлении событий в выгодном для себя свете. Письменные источники, какими бы ценными они ни были, все же требуют к себе строго критичного подхода и должны оцениваться с оглядкой на беспристрастные доказательства, добытые лопатой археолога.

Если в отношениях с Ближним Востоком с самого начала присутствовала некоторая неоднозначность, то с Нубией, лежащей к югу от Первого порога Нила, все было проще – Египет добивался господства над этой областью. Первые протогосударства в Нижней (Северной) Нубии с центрами в Сейале и Кустуле сложились одновременно с возвышением в Египте додинастических городов-царств Чени (греческий Тинис), Нубет (греческий Ком-Омбо) и Нехен (греческий Гераконполис). Факт существования утонченной культуры, царских захоронений и систематической торговли с соседями (в том числе и с египтянами) говорит о зарождении цивилизации в Нижней Нубии.

Однако Нубии не суждено было стать великой державой. Письменные и археологические источники рассказывают историю одного из первых завоеваний Египта. Ранние фараоны, стремясь получить контроль над торговыми путями и подчинить врагов, нанесли нубийцам сокрушительный удар прежде, чем те превратились в серьезную угрозу. Наскальный рельеф в Джебель-Шейх-Сулейман (см. о нем выше), изображающий побежденного вождя, которого зажал в клешнях гигантский скорпион, может послужить надежным доказательством агрессивной политики Египта по отношению к Нубии. Второе изображение рядом, датируемое преддверием I династии, вносит в эту картину завершающие штрихи: на ней мы видим фараона, который взирает на опустошенные земли, на мертвых и умирающих нубийцев.

С богатыми городами-государствами Ближнего Востока египтяне вели торговлю и не имели общей границы, а потому были вынуждены поддерживать с ними мирные отношения. Но о том, чтобы смириться с существованием соседа-соперника, не могло быть и речи. После опустошительного вторжения египтян пройдет целая тысяча лет, прежде чем Нижняя Нубия снова обретет мощь. Но даже в таком статусе она будет оставаться досадной помехой для Египта.

Надежные границы и взаимовыгодная торговля обеспечили раннему египетскому государству господство над долиной Нила и общий подъем экономики. Однако среди населения материальные блага распределялись неравномерно. Захоронения этого времени указывают на растущую пропасть между богатыми и бедными: размеры погребального сооружения напрямую зависели от степени зажиточности его владельца. Наибольшую выгоду из политической централизации извлекло государство, в пользовании которого оказались все пахотные земли. Крестьяне по-прежнему обрабатывали свои участки – но теперь они зависели от землевладельца-арендодателя, который за пользование своим имуществом взимал с них «ренту». Чтобы плодородие почв приносило постоянный доход, цари I династии создали общегосударственную систему налогообложения. В этом, как и во многом другом, им помогла письменность. Впервые в истории Египта центральная власть начала вести учет имущества подданных и облагать их налогами. Некоторые ранние надписи чернилами на глиняных кувшинах времен Нармера сообщают о доходах, поступающих с Верхнего и Нижнего Египта. Это может означать, что страну разделили на две части для более эффективного взимания налогов.

О стремлении правительства контролировать все стороны хозяйственной жизни страны свидетельствуют некоторые меры, принятые при I династии. О них мы узнаем из т. н. Палермского камня – фрагмента царских анналов, составленных во времена V династии (ок. 2400 года) и охватывающих события, начиная с додинастического периода. В самой ранней уцелевшей записи, относящейся к правлению одного из царей I династии (вероятно, Аха, преемника Нармера), описывается процедура, названная «следование Гору», которая проводилась один раз в два года. По всей вероятности, это был объезд долины Нила фараоном и его сановниками (что-то вроде разъездов по Англии, практиковавшихся Тюдорами), который преследовал несколько целей. Во-первых, фараон напоминал подданным о себе. Во-вторых, чиновники получали возможность следить за соблюдением царских указов и общим порядком в стране, разрешать споры и отправлять правосудие. В-третьих, покрывались расходы на содержание двора, так как в течение года снималась проблема его прокормления. И последнее, но не менее важное: облегчались оценка имущества и сбор налогов. Позднее, уже при II династии, двор официально признал рентабельность «следований». В дальнейшем они проводились вместе с формальной переписью обрабатываемых земель. Начиная с третьего царя I династии, в погодовых записях Палермского камня содержатся сообщения о ежегодных разливах Нила, которые измеряли в локтях и частях локтя (ладонях и пальцах)[25]. Такое пристальное внимание к разливам Нила объясняется просто: от них зависел урожай в следующем сезоне и, как следствие, количество налогов, которые поступят в казну.

Сбором налогов, которые взимались в виде доли сельскохозяйственной продукции, занималась целая армия чиновников, действовавших от имени фараона. В своей деятельности сборщики налогов нередко прибегали к жестким мерам. Дошедшие до нашего времени оттиски печатей некоторых чиновников позволяют воссоздать процесс работы казнохранилища, которое уже с первых веков существования египетского государства было самым важным ведомством страны.

С собранными податями распоряжались следующим образом. Определенная часть сырья поступала в царские мастерские для переработки (жир, кожа, льняные ткани, хлеб, пиво, плетеные изделия). Из полученных продуктов одни шли на продажу, доход от которой получало правительство, а другие в качестве платы за работу распределялись среди государственных служащих. Таким образом осуществлялось финансирование царского двора и его деятельности. Оставшуюся часть сельскохозяйственной продукции (как правило, зерно) сдавали в царские зернохранилища, расположенные, по-видимому, во всех крупных городах страны. Часть этого зерна также могла использоваться для содержания органов управления, но значительная доля хранилась на случай неурожая, чтобы избежать всеобщего голода. Трудно сказать, что стояло за этим жестом – забота о людях или корыстный расчет. В целом население только выигрывало от такой «страховой политики», хотя за это приходилось платить. Но такова участь всех налогоплательщиков.