Так что всю прошедшую ночь Гермиона увлечённо экспериментировала со своим телом, изучала его и с интересом искала самые чувствительные его точки. И только под утро, после множества доставленных самой себе оргазмов, она наконец-то заснула, так и оставив одну руку на покрасневшем соске, а другую — сжав между ног, прижимая к достаточно сильно натёртой промежности.
И, конечно, после столь необычного для неё времяпрепровождения, она проснулась всего лишь за пятнадцать минут до начала собрания. Собравшись на работу на бегу, впопыхах, начисто позабыв о том, что она волшебница, Гермиона в совершенно неприглядном виде ворвалась в зал собраний и, даже ни с кем не поздоровавшись, приземлилась на своё место возле донельзя напряжённого Гарри.
С этими жаркими воспоминаниями Гермиона и устремилась к выходу, но ей не суждено было сбежать. Раздражённый её постоянной неуловимостью Поттер, попросту не дал ей этого сделать, схватив за запястье и вынудив остановиться.
Гарри ничего не предпринимал, пока последний из многоуважаемых глав отделов не покинул помещение, после чего легко подтолкнул Гермиону к стене и спросил:
— То есть, пока я готовлюсь пойти в монахи, ты всю ночь трахаешься? И где же твоя хвалёная любовь к справедливости?
— Что? С чего ты это взял? — ошеломлённо переспросила Гермиона, удивлённая его прозорливостью и совсем не желая признаваться в том, что провела эту ночь действительно трахаясь, но, к сожалению, только сама с собой. — Я просто проспала.
— Да? Ты просто забыла надеть лифчик? — почему то Гарри сразу поверил ей.
Гермиона никогда не обманывала его, и он вдруг понял, что собирается воспользоваться этим знанием. Ну а тот факт, что Гермиона ни с кем не была этой ночью, дико обрадовал Гарри, но ничуть не уменьшил того адского возбуждения, заставляющего его твёрдую плоть впиваться в тонкие серебряные прутья.
— Ты мог бы по-дружески об этом не упоминать, — скрестила руки на груди Гермиона, то и дело скашивая взгляд вниз.
— То есть, было бы по-дружески оставить всё как есть и просто наблюдать, как весь зал пялится на твои соски?
— Гарри! — возмутилась Гермиона, покраснев. — Никто на меня не смотрел, ты единственный заметил.
— Заметил, да. Я заметил…
В голосе Гарри появилась еле заметная, завораживающая хрипотца. Он смотрел на вжавшуюся в стену шантажистку и чувствовал, как от перевозбуждения уже начинает кружиться голова и понемногу едет крыша.
— Их знаешь ли было сложно не заметить, — продолжал он, положив руки на её плечи. — Но, может, я что-то не так понял? Давай я ещё раз посмотрю
Ладони Поттера съехали чуть ниже, он попытался расстегнуть пуговки её пиджака, за что предсказуемо получил по рукам.
— С ума сошёл?! — возмутилась она, скрестив руки на груди.
— Кажется, да, Гермиона! — горячо зашептал он. — Я сошёл с ума! Я больше не могу! Я теперь постоянно хочу трахаться, думаю об этом каждую секунду! Меня возбуждает в тебе всё! И даже твоя старческая юбка шиворот-навыворот!
— И ничего она не…
— А знаешь какого размера стали мои яйца? — перебил он Гермиону.
Гарри схватил её за руку и потянул к своему паху, на что Гермиона взвизгнула и вырвала её, но не убежала, не оттолкнула, а просто смотрела на то, как Гарри буквально трясёт от возбуждения, сама же поддаваясь этому чувству.
— Я знаю, ты можешь его снять, — шепнул он.
Теряя голову от её близости, от своего возбуждения, Гарри ещё немного приблизился к Гермионе, вынуждая её в защитном жесте выставить руки перед собой, дабы удержать его на расстоянии. Но её молчание и тяжёлое дыхание сказали Гарри гораздо больше, чем эта слабая попытка сопротивления.
Пиджак распахнулся, и Гарри вновь увидел её упругие груди с твёрдыми сосками — нежными и манящими. Гарри не смог, да и не желал, сопротивляться охватившему его наваждению. Он дотянулся головой до её груди и прижался к ней губами сквозь полупрозрачную ткань блузки.
Гермиона вздрогнула и сдавленно застонала.
— Выпусти меня, — не отрывая губ от груди, попросил он и слегка прикусил её вершинку, заставив Гермиону тихо вскрикнуть от неожиданности.
Гарри раз за разом нападал на её грудь, заставляя Гермиону легко постанывать от наслаждения. Сейчас он был готов если и не на всё, то очень на многое, чтобы наконец войти в неё, оказаться в ней, почувствовать её.
Гермиона же некоторое время молчала, задыхаясь от закружившего её водоворота чувств и ощущений, а потом просто сказала то, что Гарри меньше всего ожидал услышать в такой момент:
— Заслужи.
Решив, что он ослышался, Гарри поднял голову и посмотрел на Гермиону. Её грудь лихорадочно вздымалась, губы были приоткрыты, резко и порывисто выдыхая воздух, а глаза казались двумя глубокими омутами, на дне которых резвились еле заметные искорки безумия.
— Что, прости?
— Заслужи, — громче и смелее произнесла Гермиона.
И Гарри понял. Всё встало на свои места. Не было никакой заботы о престиже страны. Была только Гермиона и её желание, а возможно даже ещё и ревность. И время от времени поднимающий голову бзик — самой сделать так, как ей надо, не поинтересовавшись при этом ни чьим мнением. Даже мнением самого Поттера. Нехороший бзик, опасный бзик.
Наверное, Гарри должен был злиться, и он, конечно, злился. Ведь ещё со времён войны, когда его как пешку вели в “Великой игре Дамблдора”, он ненавидел быть ведомым. Но сейчас к чувству злости примешивалось ещё и возбуждение, импульсами проходившее через всё тело, скапливаясь в паху.
Да, Гарри злился. Но злость эта была не настоящей, не обжигающей ненавистью и желанием расправиться с обидчиком. Ведь это была Гермиона, чей неуверенный тон говорил о страстном желании подчиняться, а не подчинять. Ведь это была Гермиона, чья гордость попросту не могла позволить ей так быстро сдаться ему на милость.
Да, Гарри злился, но он принял правила игры — ненадолго, пока собственное тело не предаст Гермиону, и она сама не будет умолять его взять её, обладать ею, сделать своей всю без остатка. В общем, как решил Гарри, пусть она доиграет свою роль до конца, и он ей в этом поможет.
Гарри сделал шаг назад, опустил руку в карман и достал палочку.
— Гарри? — губы Гермионы задрожали.
Она доверяла ему всецело, но его задумчиво-мрачный вид несколько пугал, а уж то, что он сделал через несколько секунд, и вовсе заставило Гермиону вздрогнуть и задрожать от страха и предвкушения.
Гарри направил палочку на дверь и невербально закрыл её, поставив все возможные заглушающие заклинания. После чего он сделал пасс в сторону Гермионы, и её одежда тут же превратилась в тонкий кожаный комбинезон, сплошь исполосованный молниями в самых интересных местах. Это чёрное одеяние облегало её, как вторая кожа, повторяя каждый изгиб её совершенного, как оказалось, тела. На ногах Гермионы, вместо обычных туфель лодочек, появились босоножки на шпильке, держащиеся лишь на паре ремешков, и Гарри с удовольствием увидел ряд ухоженных, накрашенных красным лаком пальчиков, на одном из которых, кажется, даже было колечко.
В этом наряде Гермиона выглядела столь сексуальной и порочной, смотрелась так возбуждающе, что Гарри захотелось взвыть от желания и тесноты, в которой пребывал его член. И совершенно особую прелесть её образу придавало растерянно-беспомощное выражение на её лице. Гермиону хотелось трахнуть и утешить. Причём именно в таком порядке.
Закончив с магическими преобразованиями, он отложил палочку на ближайший стол и посмотрел Гермионе в испуганные глаза.
— Приказывай.
Взгляд гермионы заметался по комнате, после чего остановился на стульях за спиной Гарри. Она прошла мимо него, медленно покачивая бёдрами, и села на один из них, закинув ногу на ногу.
— Оближи, — произнесла она.
Её голос — строгий и, в то же время, неуверенно-дрожащий — ещё больше распалил Гарри. Он резко опустился перед Гермионой на колени и нежно взялся за обутую ступню.
Не отрывая взгляда от лица Гермионы, он провёл языком вдоль каждого ремешка её туфель, отчего нога дёрнулась, но он лишь схватил её покрепче. Затем его зубы зацепили замочек молнии на её лодыжке и плавно потянули вверх.
