Карета с запряженными белыми лошадьми подъезжала все ближе и, к удивлению Мэллори, остановилась прямо у дома Сары.
Дверь отворилась, и когда девушка увидела появившегося пред ней человека, ее глаза изумленно округлились. Это была Корделия Гуд.
— Приветствую, леди Холланд, — с улыбкой сказала женщина.
Судя по ее голосу, она не пыталась издеваться, при том, что видела, как «леди» сидит в потрепанном сером платье на грязной лестнице.
Не дожидаясь, пока девушка что-то ответит, Корделия протянула ей конверт.
— Вам просили передать, — негромко сказала она, — надеюсь, вы примите правильное решение.
Мэллори все еще с недоумением таращилась на женщину, пока та без объяснений погрузилась в карету, которая под звук хлыста кучера покатилась по дороге.
Взглянув на конверт, девушка увидела на нем гербовую печать королевы. Дрожащими пальцами разорвав сургуч, Мэллори вытащила и развернула письмо.
«Дорогая Мэллори.
Понимаю, что тебе это будет странно узнать, однако, я искренне рада сложившимся обстоятельствам твоей неудачной казни. Надеюсь, ты понимаешь, что отменить твой смертный приговор было не в моих силах. Когда на кону стоит целая страна, королева обязана оставаться королевой, а не поддаваться человеческим сантиментам. И все же, мысль о том, что ты, дитя, осталась в живых, несмотря ни на что, греет мое сердце.
Я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что несмотря на помилование церкви, формально ты все еще остаешься изменницей короны? Как бы ни было печально, оставаться на территории Британии для тебя не самый выгодный вариант, а потому, я надеюсь, что после прочтения этого письма, ты сделаешь правильный выбор.
В этом конверте ты найдешь документы, что позволят тебе покинуть страну. Семнадцатого мая в пять часов вечера с причала отходит корабль «Фердинанд». Он сможет отвезти тебя в Америку, где ты получишь возможность начать все с чистого листа. Новый свет непритязателен к бывшим осужденным, поэтому, тебе не придется скрываться от местного правосудия, в отличие от Англии.
Если ты откажешься, боюсь, рано или поздно, найдутся искатели справедливости, что захотят завершить начатое. Ждать здесь спокойной и мирной жизни больше не имеет смысла.
P.S.
Твой крестный отец покинул пост в совете министров по своей доброй воле. С этого момента, наши с ним пути, отныне, разошлись.
Полагаю, сейчас он находится в своем поместье, и мне хочется верить, что и тебе и ему хватит ума сесть на этот корабль вдвоем».
Дочитав до конца, Мэллори почувствовала, словно на нее ведро ледяной воды опрокинули. Королева… Майкл… Америка… Сейчас все это казалось каким-то жестоким розыгрышем. Лэнгдон решил отказаться от поста премьер-министра и вернулся в поместье? Почему?..
Снова перечитав письмо, Мэллори нервно сглотнула. Корабль отходит семнадцатого мая — через два дня. Но почему королева написала о том, что Майкл тоже должен уехать? Ему-то от чего бежать и скрываться? Неужели, его планы вдруг так резко изменились?
Не в силах больше рассиживаться, девушка подобрала подол и побежала вверх по лестнице дома, чтобы переодеться.
…
Сердце Мэллори выскакивало из груди, пока она медленно приближалась к поместью, крыша которого уже виднелась за пышными кронами цветущих яблонь.
Вокруг дома не было видно прислуги, да и в целом не было ощущения, что здесь сейчас находилась хоть одна живая душа. Подобравшись к парадному входу, девушка неуверенно толкнула дверь. Та оказалась незаперта и со скрипом распахнулась, взметнув в воздух облако пыли.
Шаги Мэллори отдавались эхом в звенящей тишине дома. Первое, что бросилось ей в глаза, это мелкие осколки от большого зеркала в холле, что сейчас рассыпались по всему полу. Удивленно вскинув брови, девушка перевела взгляд на широкую лестницу, что вела наверх к спальням, и тяжело вздохнула.
С каждым шагом по ступеньке у нее учащался пульс и начинало срываться дыхание. Мэллори не знала, найдет ли Лэнгдона сейчас в своей комнате. Но уже просто глядя на все эти знакомые стены, девушке становилось больно и горько. Все вокруг кричало и напоминало о тех странным днях, когда Майкл Лэнгдон впервые появился на пороге этого дома. Здесь произошло достаточно плохого и хорошего, но все это было частью ее жизни, которую она уже вряд ли когда-то забудет.
Поднявшись на площадку третьего этажа, Мэллори тяжелым взглядом посмотрела на крутую лестницу, что вела к его спальне. Скользя рукой по пыльным перилам, девушка едва дыша шла наверх, под громкий стук крови в ушах.
…
Когда дверь со скрипом открылась, Майклу не нужно было оглядываться, чтобы понять, кто здесь. Он узнал ее шаги еще когда услышал их на лестнице.
Сидя на крае кровати к ней спиной, он немигающим взглядом пялился в стену напротив. С того момента, как он сюда вернулся, так проходил почти каждый его день, не считая тех моментов, когда его в очередной раз накрывало с желанием взять с кухни нож и вскрыть себе вены.
Лэнгдон был счастлив, что его жертва не пропала зря и девчонка, все-таки, выжила. Однако, на кой-черт богу понадобилось спасать еще и его, он не мог понять. Возможно, сейчас Майкл был неблагодарным скотом, но он с большей радостью предпочел бы лежать в гробу, чем, наконец, встретиться лицом к лицу с самим собой.
Когда Лэнгдон постепенно стал приходить в себя, все еще находясь под опекой местных священников, он быстро успел заметить, что вернулось к нему вместе с пулевыми ранениями в живот. Достаточно было увидеть свою левую руку, на которой виднелся шрам от ножа Эверека, что когда-то проткнул его ладонь насквозь. Хоть в келье и не было зеркал, несложно было догадаться, что все следы его позорного прошлого проявились на нем, словно никогда и не исчезали.
Когда он, наконец, смог покинуть собор на своих ногах, он встретился с Викторией. Сказать, что та была немного в замешательстве — это ничего не сказать. Без лишних слов и объяснений, Майкл заявил о своей отставке из совета. Вся эта политическая возня уже не была нужна ему и даром, хоть королева и пыталась настаивать на обратном. Назвав напоследок Лэнгдона идиотом, она, все же, одобрила его уход с поста.
Вернувшись в поместье, которое Майклу теперь и содержать то было не на что, он впервые увидел свое отражение. Со стороны, должно быть, казалось, что мужчина тронулся умом. Его накрыл такой приступ истерического нервного хохота, что у него чуть опять не разошлись раны на животе.
С одной стороны, Лэнгдону было плевать, что там теперь подумают о нем окружающие, взглянув на его обновленное лицо. Но с другой, главная ирония была в том, что теперь каждый раз глядя на себя, он будет видеть то, что всей душой ненавидел. Во всех этих следах и шрамах было больше, чем банальное уродство — в них осталась память о каждой дряни, о каждом унижении, что творились с ним на протяжении шестнадцати лет. И если раньше, вся эта грязь крутилась только в его голове, то теперь, она навсегда останется маячить у него перед глазами.
Какое-то время он ждал, что, вероятно, к нему нагрянет Джон Генри или еще кто-то из всей этой дьявольской когорты. Но, судя по всему, они утратили к нему интерес. Впрочем, его это и не расстраивало. Майкл был рад остаться один и надеялся, что когда кто-нибудь заявится в поместье, то найдет здесь уже его труп. Только вот он бы предпочел, чтобы этим «кто-нибудь» оказалась не Мэллори.
После ее отказа он не осмелился сунуться к ней, хоть и понимал, что возможно, поступает глупо. Но если подумать, что Майкл теперь мог ей предложить? Сидеть в нищете рядом с типом, которого тошнит от самого себя? Сомнительная перспектива.
Поначалу он думал покончить с этим всем как можно скорее, но даже здесь его ожидало разочарование. Каждый вечер Лэнгдон планировал очередной суицид, но всякий раз тот заканчивался тем, что он напивался остатками вина, что еще можно было найти в погребе, после чего засыпал и вырубался до полудня. Все, на что его хватило, пока он сидел на парадной лестнице с ножом в руке, это на нервах обкорнать себе волосы. На какую-то секунду после этого, даже показалось, что стало немного легче, но это ощущение быстро прошло...
