— Что вы сделали? — полушепотом спросила Мэллори, срываясь на слезы.
— Если говорить кратко, то ты подцепила одну заразу, и чтобы ее из тебя вытравить, пришлось пустить немного крови, — осторожно ответил Майкл, стараясь не сболтнуть лишнего.
Он-то прекрасно знал, с чем он только что имел дело, только вот пока не был уверен, кто именно приложил к этому руку. Вряд ли Джон Генри стал бы снова пытаться провернуть что-то подобное с Мэллори…
— Это Венейбел, — на выдохе произнесла девушка, испуганно глядя Лэнгдону в глаза.
— Что?! — ошеломленно спросил Майкл.
Он выглядел совершенно сбитым с толку. Лэнгдон был уверен, что давно избавился от этой злобной суки, отправив ее прямой дорогой в ад. А значит, оставалось лишь два возможных варианта — либо кто-то выдавал себя за Венейбел, либо эта тварь договорилась с самим сатаной, выторговав себе силы и жизнь. Как ни посмотри, а ситуация в любом случае складывалась весьма паршивая.
Мэллори в залитом кровью платье, свернулась на кровати клубочком, прижав колени к груди. Глядя на ее слезы, в Майкле все большей волной поднималась кипящая ненависть. Плевать, что там за договоры у Венейбел с отцом, так просто он это не оставит.
— Вы ведь не будете убивать ее… снова? — тихо спросила Мэллори, не оглядываясь на Лэнгдона.
Майкл вздрогнул. Откуда девушка могла знать, что это именно он отправил ее на тот свет? Если только Венейбел сама ей об этом не рассказала…
— Я сделаю то, что должен, — сухо ответил Лэнгдон, медленно проводя рукой по ее волосам, — увы, смерти оказалось недостаточно для того, чтобы Венейбел оставила тебя в покое. Это моя ошибка.
— Так вы правда это сделали? — еще тише произнесла она.
Кажется, в ее голосе прозвучало что-то похожее на укор, что лишь сильнее обозлило Лэнгдона. Взяв ее за плечо, он потянул девушку в свою сторону, чтобы видеть ее лицо.
— А чтобы ты сделала на моем месте? — с раздражением спросил Майкл, глядя в заплаканные глаза, — если у тебя есть план получше, внимательно тебя выслушаю!
Мэллори тяжело вздохнула, отводя взгляд. Картина с Венейбел, что разлетелась в клочья, прямо как тот голубь от оружейного выстрела, стояла у нее перед глазами невыносимо ярко. А после, в голове снова вспыхнуло воспоминание, о следе удавки на собственной шее.
— Просто я боюсь, — прошептала Мэллори, обнимая руками колени. Кажется, она впервые за все время сказала об этом Лэнгдону. По крайней мере вслух.
— Боишься Венейбел или меня? — в голосе Майкла вдруг послышалась боль и девушка подняла на него взгляд.
Мэллори необязательно было что-то говорить, Лэнгдон и так увидел ответ в ее глазах, отчего стало еще больнее.
— Я разве когда-то говорил, что я святой? — Майкл пытался говорить спокойно, но Мэллори слышала, как в его тихом голосе звенит злость, — неужто новость, что я чудовище, тебя так сильно удивляет?
— Я не говорила, что вы чудовище, — проговорила девушка, поднимаясь на локте и глядя в глаза Лэнгдона, что с каждой секундой становились все холоднее.
Майкл понимал, что, возможно, накручивал себя почем зря. Мэллори сейчас и без того сильно досталось, чтобы еще и обвинять ее в предрассудках. Но после ее испуганного и осуждающего взгляда, Лэнгдона несло как камень с горы.
— Я убивал, убиваю и буду убивать дальше, — с ядовитым сарказмом добавил Майкл, — и если тебе это не нравится, то просто закрой рот и терпи, потому что отпускать тебя я никуда не собираюсь!
Левую щеку Лэнгдона резко обожгло прилетевшей от девушки пощечиной.
Вскарабкавшись с кровати на ватных ногах, Мэллори кинулась к двери с громким всхлипом.
========== 40 ==========
Еще раз всех с наступающим!))
Котики, также, анонсирую превьюшку для фика, что будет начат с середины-конца января (как только закончу Ангела) - https://pp.userapi.com/c852032/v852032270/6d048/c9cnCyrWxsc.jpg
— След от ладони Мэллори все еще обжигал щеку, когда девушка с рыданиями вылетела за дверь. Майкл хотел было кинуться следом, чтобы догнать ее, втащить обратно и окончательно прояснить, кто здесь главный, но остатки трезвого рассудка кричали о том, что этим он сделает еще хуже.
Скрипя зубами от злости, Лэнгдон поднялся с кровати и со всей силы шибанул кулаком по стене.
…
Прошел почти целый месяц с того дня, как они прекратили разговаривать. Теперь Майкл и Мэллори виделись от силы один раз в день во время ужина, и то, оба делали вид, что не замечают существования друг друга.
Первую неделю Лэнгдон замечал, что девушка постоянно приходила в главный зал с покрасневшими глазами, словно она недавно плакала, но не смотря на точащее чувство вины, он продолжал это игнорировать. Идти к ней первым он не собирался, пусть на Букингемский дворец хоть небо рухнет. Да и с чего бы вдруг Майклу перед ней оправдываться? Он был таким, каким есть, и рано или поздно, Мэллори придется с этим смириться.
Девушка же, после ссоры едва не разнесла к чертям всю свою спальню, вымещая зло на разбитых канделябрах и разорванных подушках. Однако, это все равно не помогло. Его слова задели Мэллори столь сильно, что ни о чем другом она больше и думать не могла. Девушка почти перестала есть и выходить из комнаты, несмотря на активные уговоры и даже угрозы Коко. За несколько дней Мэллори выплакала себе почти все глаза, в надежде, что, может, хотя бы сегодня Лэнгдон изволит до нее снизойти и поговорить. Его ледяное молчание и отстраненность ранили Мэллори не меньше, чем если бы он оскорблял ее прямо в лицо. Да и по правде, если выбирать между Майклом, что орал на нее, круша мебель, и Майклом, который делал вид, что в упор ее не замечает — она предпочитала первое.
Чем больше проходило времени, тем сильнее Мэллори начинала по нему скучать. Хоть он и жил рядом, и ей ничего не мешало заявиться к нему в комнату в любой момент, Лэнгдон еще никогда не казался ей таким далеким, как сейчас. Особенно тяжко девушке приходилось по ночам. Отчаянно стискивая руками подушку, Мэллори мучилась бессонницей, разрываясь в сомнениях, пойти ли ей сейчас к Майклу или нет. Но каждый раз она так и не могла решиться, опасаясь, что Лэнгдон попросту выставит ее за дверь.
Майкл же, все сильнее уходил в себя и в работу, чтобы поменьше вспоминать о Мэллори, на которую он все еще злился. Стоило признать, без девчонки, что маячила у него перед глазами изо дня в день, его дела в совете министров сразу пошли в гору. Теперь не на что было отвлекаться… Никто не разбрасывал его документы, не лез к нему руками под рубашку, пока он пытался писать речь, не усаживался на стол, требуя к себе внимания. Без нее жизнь стала куда более спокойной и упорядоченной и Лэнгдон пытался убедить себя в том, что так и нужно.
…
— Хотите услышать мое мнение? — с ухмылкой спросил Галлант, сидя в кресле напротив.
— Нет, не хочу, — огрызнулся Майкл, глядя на пламя в камине.
— А я, все же, скажу, — невозмутимо ответил Габриэль, — при всем моем уважении… но вы ведете себя как идиот.
Еще месяц назад за подобные слова в свой адрес, Лэнгдон бы ему уже что-нибудь сломал. Но дурацкая ирония была в том, что с момента, как он прекратил разговаривать с Мэллори, Галлант невольно стал человеком, с которым Майкл был вынужден общаться чаще всего. Через него Лэнгдон узнавал все новости, касаемо подпольной деятельности Гладстона, и был весьма удивлен тем, насколько отчаянно и рьяно Габриэль исполнял свои обязанности перед своим новым начальством.
Майкл не понимал, каким образом, но Галлант понимал его буквально с полуслова, схватывая все налету. Привыкнув к тупицам и тугодумам, Лэнгдону было странно видеть перед собой человека, что хоть и вызывал в нем отвращение, но за счет своего острого ума и проницательности, стоил больше, чем почти все прислужники дьявола, которых он знал. За исключением, разве что, Монтгомери, но даже ее Галланту удалось переплюнуть.
Спустя четыре недели совместной работы, нельзя сказать, что Лэнгдон вдруг проникся симпатией к своему новому слуге, но что-то отдаленно похожее на уважение, все же, появилось в его сознании. Галлант все еще раздражал его до зубного скрежета своей наглостью, манерностью и скабрезными намеками, что он не стеснялся отсыпать в адрес Майкла. И все же, несмотря на все свои недостатки, Габриэль, оказался еще и неплохим собеседником. Поначалу Лэнгдон отказывался слушать его болтовню, что не касалась напрямую их общих дел по Гладстону, но со временем, то ли от скуки, то ли от одиночества, их беседы становились все обширней и иногда даже затягивались до глубокой ночи.
