Когда Майкл закрыл глаза, ему виделись странные сны. Улицы, засыпанные белым пеплом и вокруг ни единой души, словно все люди неожиданно куда-то исчезли, оставив его одного. Но мальчика это не пугало, ведь здесь никто не смотрел на него с отвращением или злобой, не пытался оскорбить или ударить. В этом месте не было ни боли, ни страха — только пустота. Она тянула его к себе в свои холодные руки и Майкл с радостью окунался в нее.

Сквозь сон он знал, что скоро настанет утро и его снова швырнет в мир, наполненный существами, что его ненавидят, и которых он ненавидел в ответ. Но может, когда-нибудь, его мечта исполнится, и вокруг не останется никого, кто мог бы причинить ему боль. Он так хотел в это верить…

…

Лэнгдона бросило в холодный пот, пока он шел по лестнице, оставляя внизу этажи, где обитали рабочие. Он поднимался туда, где находился бывший кабинет управляющего и он чувствовал, как дрожала его рука, пока скользила по грязным перилам. Сердце билось так часто, что становилось сложнее дышать. Мужчина не хотел идти сюда, хотя когда-то, почти двадцать лет назад он бежал по этим выщербленным ступенькам в счастливой надеждой, что его пришли забрать отсюда.

…

— Ублюдок! — закричал один из охранников, пока он месте с остальными детьми копался в земле вырывая картошку с грядок, — Сюда иди, тебя зовут.

Сердце Майкла замерло. Он находился в работном доме только год. Достаточно времени, чтобы отчаяться, но еще суметь сохранить надежду на то, что вдруг бабушка передумает и заберет его обратно домой. Мальчик все еще в это верил, несмотря ни на что. И всякий раз, когда его куда-то звали, он в тайне надеялся, что за ним наконец-то пришли.

Отряхнув руки от земли и откинув с лица волосы, что лезли в глаза, Майкл подбежал к охраннику, глядя на него снизу вверх.

— Чего пялишься, пошли! — недовольно сказал мужчина, отвесив мальчишке подзатыльник.

Майкл послушно шел следом, когда охранник повел его куда-то наверх. Мальчик раньше еще не бывал на этих этажах и с любопытством смотрел по сторонам. Он едва дотягивался до высоких лакированных перил, но все равно держался за них, чтобы не споткнуться на крутых ступеньках.

Когда мужчина довел его до двери, он несколько раз постучал.

— Войдите! — откликнулся изнутри голос мистера Грина.

Охранник взял мальчика за шкирку и впихнул внутрь. Майкл удивленно огляделся. Эта комната смутно напомнила ему обстановкой дом его бабушки. Здесь было тепло и все вокруг заставлено красивой бархатной мебелью. Сложно было представить, что он все еще находился на территории работного дома, пока стоял здесь среди уюта и роскоши.

— Здравствуй, Майкл, — неожиданно заботливо сказал мистер Грин, что сидел за своим рабочим столом, — хотел представить тебя нашему любимому и бессменному благодетелю господину Уилльяму Фон-Эвереку.

Он указал рукой в сторону кресла, в котором сидел высокий полный мужчина, что опирался руками на черную трость.

— Здравствуйте, — тихо сказал мальчик, глядя в темные глаза незнакомца, что как-то жадно уставились на него.

— Сколько тебе лет? — спросил Фон-Эверек с такой улыбкой, что Майклу стало не по себе.

— Семь, — растерянно ответил он.

Мужчина улыбнулся еще шире.

— Мы с тобой сегодня прокатимся ко мне в гости, ты же не будешь против? — спросил он, сжимая трость толстыми пальцами.

— А вы что, меня отпускаете? — произнес Майкл, переводя растерянный взгляд на мистера Грина.

— Ну, разумеется, — усмехнулся мужчина, откинувшись на спинку стула, — для мистера Фон-Эверека — все, что угодно.

…

Войдя в комнату на негнущихся ногах, Лэнгдон заметил проломленную крышу, из прорех которой на пол сыпался снег, а где-то наверху, судя по стуку, копошились голуби.

Мужчину трясло мелкой дрожью, а в груди тянуло такой болью, словно его сейчас разорвет изнутри. Остекленевший взгляд скользил по разломанной мебели и стенам, на которых еще виднелась потускневшая краска.

Дойдя до стены, Майкл прислонился к ней спиной и медленно сполз на пол. Резко прижав ладони к голове, мужчина согнулся пополам и из его груди вырвался такой оглушительный крик, что остатки стекол в окнах лопнули, рассыпаясь в пыль, а птицы испуганно взлетели с крыши, хлопая крыльями. Казалось, этот отчаянный вопль прокатился эхом по всему зданию, оставаясь в каждом его уголке, врываясь в него своей болью и оставаясь там навсегда. То, что он так долго держал в себе, сейчас рвалось наружу разрушительным потоком.

Судорожно дыша сквозь слезы, Майкл смотрел в тусклый клочок неба, чтобы был виден из проломленного потолка. Сейчас он как никогда понимал, что ему не нужны были эти стены, чтобы чувствовать себя их заложником, ведь все эти годы он таскал свою тюрьму внутри себя.

Часть его души осталась здесь, блуждая по этим коридорам босыми грязными ногами брошенного ребенка. Он кричал и бился в истерике, пытаясь выйти отсюда, но на самом деле боялся уходить. Ведь кем он был без этой боли? Из нее состояла вся его жизнь и он не знал, что он такое, если расстанется с ней.

Ни его отец, ни Джон Генри не хотели, чтобы он забывал, что сделало его тем, кем он стал сейчас. Ненависть и унижение, что выжигали Лэнгдона изнутри, были тем инструментом, что позволяли направлять мальчишку на путь антихриста. Так было нужно. Так ему объяснили и он верил, что это правильно.

…

Выйдя за ворота обратно на шумную улицу Лондона, мужчина оглянулся и посмотрел на здание покрасневшими глазами.

«Гори в аду» — отозвался в его памяти тихий голос Констанс.

Лэнгдон отвернулся и щелкнул пальцами. Главный корпус вспыхнул ярким пламенем, что взметнулось в небеса с черным дымом.

Вокруг с ужасом закричали люди, глядя на огонь, что будто рвался из самой преисподней.

— Господин Лэнгдон? — растерянно спросил кучер, что все это время дожидался его у кареты, — С вами все в порядке?

— Лучше, чем когда-либо, — хмыкнул мужчина.

…

Вернувшись в поместье, Лэнгдон не спеша поднялся в свою комнату.

Войдя внутрь он увидел, что Мэллори все еще спала, хотя лихорадочный румянец с ее щек уже пропал.

Мужчина чувствовал, как внутри него расползается зияющая пустота. Как работный дом сейчас рассыпался на пепел, так догорало что-то глубоко похороненное в его душе. Принесло ли это ему хоть малейшее облегчение? Возможно. Что делать с этим дальше он не знал, но был уверен, что теперь был готов к встрече с Уилльямом Фон-Эвереком, в чьем доме сейчас созревал Малум, оставленный Монгомери по его приказу.

Сняв с себя сюртук и жилет, под которыми пряталась белая рубашка, Лэнгдон оставил их валяться на полу.

…

Мэллори сквозь сон почувствовала, как кто-то прижался к ее спине, перекидывая руку через талию и утыкаясь лицом в затылок. Она слышала биение чужого сердца рядом с собой и этот звук убаюкивал почти как колыбельная.

Лэнгдон прижал к себе девушку, как дети стискивают руками игрушку во сне. Чувствуя тепло, что исходило от нее, ему становилось спокойней, и пустота внутри казалось не такой болезненной, а на все остальное было уже плевать.

========== 17 ==========

Глава вышла очень камерной и без экшона, но после вчерашних ужасов мне захотелось сделать именно так)

Когда Мэллори проснулась, то не сразу поняла, почему вдруг кровать под ней оказалась такой мягкой. Приоткрыв глаза, она с удивлением осознала, что находится не в общей спальне слуг. За окном стояла глубокая ночь и только прохладный лунный свет из окна освещал комнату, которая, внезапно оказалась спальней хозяина. Только вот какого черта она здесь делает?

Обернувшись, девушка шумно сглотнула. Видимо, стоило спросить его самого.

Лэнгдон лежал развернувшись к ней спиной. В черных брюках и белой рубашке, что чуть задралась во сне, обнажая участок кожи на боку и пояснице. Странно, но у Мэллори почему-то возникло желание до него дотронуться и провести рукой поднимая рубашку еще выше. Но девушка сразу отбросила от себя крамольные мысли. Для начала стоило понять, почему она вообще спит в его комнате.