Лассан покачал головой.
– Но ты не можешь быть простым воином. Ты – рон. Ты – последний из рода Эанэ.
– Я знаю. Последний из рода Эанэ, последний из ветви Кехха, единственный, неповторимый, особенный и всячески во все места избранный. Знаешь, как мне это все остодраконело? Куда бы я не спрятался, в какую бы щель не забился – и там найдут, объявят и водрузят мой светлый лик на знамя, чтобы воодушевлял. Надоело.
Лассан опустился на корточки, присмотрелся к чертежу.
– Решил опять сбежать, да?
– Нет, – обреченно ответил Ярренвейн. – Каждый раз это становится всё труднее. В Кеории я был особенный, но, если поискать хорошо, кроме меня там можно было найти ещё кого-то – чтобы тоже и нортиец, и аэниец, и к горцам вхож… Можно. Да и, во всяком случае – там оставался Астариэнн, там никто не пропадёт. В Антйоррэ я был лучшим, но не единственным. В Бешеном Море нас было пятеро, потом трое… а теперь Рэйдо остался один, но он всё таки есть, да и Инрэ, хоть и вернулся к отцу, существует на этой земле. Здесь, у вас, в Ястринэнн нет никого, кто бы смог меня заменить. Совсем. Поэтому я остаюсь.
Лассан широко улыбнулся.
– Надеюсь, ты не ждёшь, что я буду по этому поводу грустить, да? И вообще, раз уж так в твоей жизни случается – отнесись к этому философски. Всё равно тебе никуда от этого не деться.
Яренвейн мрачно посмотрел на приятеля, очень жалея, что не умеет испепелять взглядом. Тот, то ли не догадываясь о кровожадных помыслах собеседника, то ли не придавая им никакого значения, продолжал весело болтать.
– А женитьба… да плюнь ты на эту женитьбу! Эмметские каннки ещё маленькие девочки, пока они дорастут до требуемых лет, ещё что угодно может случиться. Тем более, я тебе говорил: старшая обещает быть удивительнейшей красоты.
Ярренвейн усмехнулся.
– Мне обещана другая.
–Да ты что? – удивился Лассан. – То есть Ронья и Яшмет достанутся не тебе, ближайшему соседу? Ну, канн удивил…
– Нет, отчего же, – хмуро возразил Ярмэйн. – Яшмет, по крайней мере, большая его часть перейдут под мою руку в тот же день, в который Ронья Эммет из невесты превратится в жену. Мы даже документ соответствующий уже подписали. Только сама Ронья предназначена спарсианскому сэлебру.
– Ничего себе… – изумлённо выдохнул Татек. – Ты хочешь сказать, что тебе сватают это рыжее чудо, что плавает во льдах?
Лассан самым бессовестным образом расхохотался.
– Рано ржёшь, – вздохнул Ярренвейн. – Всё ещё хуже. Замыслы нашего друга Эстэвэна ещё запутаннее и непостижимей. Моя будущая супруга – касьа Келень Леклендская, родственников которой никто, правда, ещё не поставил в известность о таких планах, но это же не беда, верно? Когда наше заговорщицкое братство станет иметь хоть какой-то вес, родители милой касьи сами отдадут мне её руку и пол-касьеры впридачу. Тогда я объединю всю Нэриаэренну с Леклендом, возьму под свою руку Гонрову, а там, глядишь, под шумок прихвачу ещё чего – да хоть Энкаибрэн, к примеру…
– Да, – протянул Лассан, – размах впечатляет. Интересно, он сам до этого додумался или подсказал кто?
– Впечатляет, – кивнул Ярренвейн. – А получающийся расклад, красиво заштрихованный на карте, впечатляет ещё больше. Алайенцам он тоже отдаёт дочек, если что… Значит, я вместе с родственником-селебром забираю весь Север, сорранэ Салвиаро, уже и без нас подмявший Канданьу, подгребает Мрийу, а, может, и Хольгайу, братцы Алайенни, воспользовавшись неразберихой, отпочковываются и уходят под руку Алри Астариэнну. Что остаётся имперцам? Огрызок в самой серёдке? Подкопив сил, мы вполне можем выкинуть их обратно за Перевал.
– Звучит заманчиво.
– Да! Драконски заманчиво, Татек! – Ярренвейн зло воткнул ножик, который до того вертел в руках, в центр своего «воздушного шара». – Все хлопают в ладоши и присоединяются!
– Ну да, – кивнул приятель. – А чего тебе то не нравится?
– Всё. Скажи, Татек, как долго митлы хозяйничают на нашей земле?
– Ну, примерно … лет пятьсот?
– Именно. Неужели за это время не нашлось никого умнее нас?
– Ну… Ну было же восстание Волчьего Осса, а потом Кеорийский бунт…
– Да. Чем они закончились?
– Волчий Осс освободил Осган и Алайну…
– Которую митлы присвоили обратно во время подавления Кеорийского Бунта.
– Ну да. Но неудача Кеорийского была случайной… Если бы не пропала Атали Сэлдэнска, если бы люди не разуверились…
– Если бы, если бы, – передразнил Ярренвейн. – Бунт был неудачей, а, значит, ошибкой.
– Они дошли почти до Антйоррэ! – возмутился Лассан.
– И чем им это помогло? Дольше было драпать обратно!
Лассан покачал головой.
– Ярмэйн, я не понимаю. Ты ведь оттуда, ты – кеориец. Твой отец сражался вместе с Атали и Астариэнном, ты – ученик и воспитанник Хранителя. И ты – вот такой вот ты – не желаешь верить в победу над митляндцами? Считаешь, что все наши жертвы и подвиги были – зря?
– Не совсем, Татек, – вздохнул рон Эанэ. – Я тоже очень хочу, чтобы Аэнна была свободной. Но просто мне кажется, что для этого нужно чуть больше, чем мечты, громкие речи и всесвязующие свадьбы.
Лассан кивнул.
– Ты – просто зануда. В твоём возрасте это бывает.
– Может быть, – улыбнулся Ярренвейн. – Может быть. Шестнадцать лет – самое время для занудства и старческого брюзжания. Пойдём-ка внутрь, погреем старые кости…
И приятели наперегонки бросились к лестнице.
***
Ронья Эммет-а-Нэриаэаренна была прекрасна. Это было бесспорно даже теперь, а ведь если девочка и была старше рыжего чуда, самозабвенно купавшегося в ледяных водах Аэскэринас, то не больше, чем на пару зим. Что ожидало Уумар, когда старшая яшметская каннка достигнет невестиных лет, было страшно даже представить. Хотя – Ярренвейн чуть печально улыбнулся – судьба красавицы была решена заранее, без её ведома и согласия, так что зрелищных боёв за сердце и руку этой дамы не предвиделось вовсе. Может быть, это было и к лучшему, а канн Эстэвэн знал, что делал, но что-то в душе Серебряного рона упрямо восставало против такого положения дел: наверное, потому что он слишком хорошо знал, каково это, когда всё в твоей жизни уже предписано, и твоя задача лишь исполнять задуманное. Впрочем, яшметская каннка никакого недовольства судьбой не выказывала, и Ярмэйн мысленно велел внутреннему голосу заткнуться и получать удовольствие.
Юная Ронья была высокой для своих лет и ей явно нравилось считать себя взрослее, чем было на самом деле – с нарочитым достоинством принимала она дары гостей и романтические баллады, которые приехавший со спарсианским посольством бард все до единого посвящал её прекрасным очам. Нет, она не важничала и не жеманничала, как многие её сверстницы, но держалась столь подчёркнуто спокойно и уверенно, что это казалось неестественным. Позже, познакомившись с семейством канна Эстэвэна поближе, Ярренвейн понял, что первое впечатление было ошибочным: спокойствие Роньи происходило из удивительного душевного равновесия, которое почти никогда не встречается у детей и подростков, потому что в его основании лежит абсолютное приятие себя и мира. Рони Эмметская была добра и весела почти всегда, просто потому что всё вокруг казалось ей добрым и весёлым. Её характер не испортили даже неизбежные зависть и восхищение окружающих; она прекрасно осознавала, что красива, но воспринимала это как данность: мир красив, она – часть этого мира, с чего бы ей быть иной? Прямая осанка, гибкий стан, горделивый изгиб шеи, особая, плавно-танцующая манера двигаться и водопад льняных локонов делали её похожей на ожившую статую времён Ариэнна Благословенного. У неё были серые глаза, опушённые такими густыми и длинными ресницами, что казались тёмными, нежное лицо, в котором самый придирчивый критик не нашёл бы ни одной негармоничной черты, и ещё детский, но уже мягкий и приятный голос. Она вышла к гостям легко и радостно, хотя наверняка понимала, что становится чем-то вроде главного блюда, которым канн Эстэвэн их нынче собирался потчевать. Гости угощение оценили: юная каннка радовала глаз, прекрасно пела и танцевала, кружась в паре то с отцом, то с йэлнээ-йээриссэ, а когда пришло время для того, для чего, собственно, спарсианские гости прибыли, приняла новость с всё той же светлой улыбкой. Да, пожалуй, спарсианскому тилбару повезло с невестой, правда, лет пять её придётся поджидать, но когда это мужчину смущало, что его жена слишком молода? Вот если бы она оказалась старовата… хотя ради союза с Яшметом и предсказанной Лассаном ловли неведомой рыбки в мутной водице, можно было взять и перестарку.
