Ярренвейн собрал разлетевшиеся бумаги, перечёл, размашисто подписался в самом низу и вложил оконченное письмо в подготовленный младшим Ферхтагой конверт, изукрашенный во всем углам изображениями того самого звёздного элгиля, что вроде как считался символом Ястринэннских ронов. Письмо было плодом долгих бессонных ночей и пыток риторикой, политикой, дипломатией, экономикой – всем тем, чем положено сдабривать письма в столицу. Когда Ярмэйн был маленьким, он всерьёз полагал, что умный человек просто не в состоянии забивать себе голову всей этой чепухой, и старательно увиливал от занятий и учителей всеми доступными способами. Получалось далеко не всегда: Алри Астариэнн, опекун и наставник юного рона отличался железной волей и не менее железной хваткой. Кто же знал, что ненавистные науки окажутся такими необходимыми спустя всего-то несколько лет? Уж точно не вознамерившийся стать странствующим рыцарем мальчишка…

Дверь заскрипела – чуть слышно, но лентяй Гхоро поднял ухо на мгновение, чтобы тут же вернуться к спокойной дрёме

– Доброго утра благородному рону и величайшему правителю всех времён и народов, – громогласно возвестил посетитель. Потом подумал и добавил, смешно наморщив нос: – Ну, то есть самому великому после Чёрной Каньи, само собой разумеется.

Ярренвейн не ответил. Он собирал бумаги с пола, а ветер с удвоенным рвением ему мешал. Впрочем, Татеук Лассан,  сын замкового библиотекаря и закадычный приятель молодого рона, в собеседнике не особо нуждался. Он говорил исключительно для того, чтобы слушать свой голос. Первым делом гость почесал за ухом Гхоро, вторым – закрыл поплотнее ставни, неодобрительно покачав головой, потом взгромоздился с ногами на стоявший у окна окованный медью огромный сундук.

– Сочинительствовал? – хмуро поинтересовался он. –  Делил с бумагой сокровенное, надуманное долгими бессонными ночами? Это похвально. Когда-нибудь потомки откопают твой труд, отряхнут от пыли веков и оценят по достоинству. Это непременно, я тебе обещаю. Только вот давно хочу спросить: и как твои умные мысли не смерзаются по такой холодрыге?

Ярренвейн пожал плечами.

– Не смерзаются. Я же как никак великий, пусть и после Чёрной Каньи, – сказал он. – Рад тебя видеть.

Он и вправду был рад.  С Лассаном Ярмэйн мог себе позволить забыть о том, что он – рон, надежда и будущее Ястринэнн; мог дурачиться, пропасть на целую неделю в лесу, отправившись на поиски древнего клада из какой-нибудь полузабытой истории, а то и вовсе уйти «в загулянье»  вместе с компанией «лесных братьев», которых в Империи почему-то считали разбойниками и назначили за голову каждого вполне весомую награду…

– Я вот тут подумал, – изрёк приятель, – ты письмо-то дописал? Которое Императору? Это хорошо… Нам нужно скорее куда-нибудь смыться в самое ближайшее время.

Ярренвейн вопросительно поднял бровь.

– Канн Эстэвэн требует нас в Яшмет. То есть требует он, конечно, тебя, но смываться с глаз долой ты всё равно будешь вместе со мной, так что я позволил себе сказать, что нас.

Ярмэйн покачал головой.

– Канн Эстэвэн – мой друг. Он много сделал для Ястринэнн, так что мы – именно мы все, а не только я один – у него в долгу. Придётся отправляться… Откуда такие сведения?

Лассан молча протянул запечатанный свиток. Ярренвейн подозрительно изучил его и, никаких следов вскрытия не обнаружив, пристально взглянул на приятеля. Тот невинно (слишком уж невинно) улыбался.

–Смотрел уже, да? – проворчал рон Эанэ. – И как ты это делаешь только?

Взломав печать, он быстро пробежал глазами написанное – ровные, каллиграфически правильные строки, свидетельствующие о том, что послание это – не дружеское, а официальное, от одного правителя к другому. У самого канна почерк был куда скромнее, а, значит, писал каннский книжник, под диктовку.  Эстэвэн Эммет а-Нэриаэаренна приглашал рона Ярренвейна Йостриннэй-йа-Эанэ-Тэрнэй на Северный Совет. Кроме них ждали ещё рона Книценска и йэлнэ-эр-касса Йэлнээ-йээриссэ, младшего брата Спарсианского Владыки.

Ярмэйн присвистнул.

– Нет, брат, смываться нельзя, тут дела серьёзные.

– Не нравится мне всё это, – тихо сказал Лассан. – Спарсы опять мутят воду, пытаясь поймать в ней неведому рыбку. Почему-то, когда после смерти твоего деда, «капюшонники» чуть не  прибрали к рукам Ястринэнн, они не пошевелили пальцем, чтобы нам помочь. Теперь же, когда что-то понадобилось им…

Ярренвейн вздохнул. Приятель был, скорее всего, прав. Под вечно-ухмыляющейся физиономией балагура и зубоскала скрывался отнюдь не такой недотёпа, как могло показаться при первой (второй, третьей, а то и десятой) с ним встрече. Спарсы всегда отличались ловкостью, хитростью и умением загребать жар чужими руками. Разумеется, считать весь народ сборищем воров и обманщиков было бы глупо, но некая слава за жителями северного полуострова ходила. Ястринэннцы и яшметцы, как ближайшие соседи, имели к «спарским лисам»  список обид и долгов немалый, но – Ярмэйн мог бы поспорить на что угодно – вполне взаимный. Кроме того, именно спарсианскому Владыке пришло в голову создать Северный Совет, обладавший достаточной силой, чтобы влиять на события в покорённом Империей Митл-анд’ийи мире. Последний раз Совет созывали пару лет назад – когда Ярмэйн и канн Эстэвэн отогнали от своих границ служителей Времени – айлатов. Тогда слово Северного Совета был решающим доводом, после которого Император велел Детям Отца и Учителя оставить Ястринэнн в безверии, невежестве и покое…

– О чём замечтался, великий рон? – вырывая приятеля из раздумий, спросил Лассан.

Ярренвейн улыбнулся:

– О том, до чего хорошо, наверное, быть невеликим… Чтобы делать, что и когда хочешь, самому решать, самому выполнять, самому нести ответственность.

– Так не бывает.

– Почему? Вот ты, например…

– Я? – Лассан так старательно изобразил удивление, что Ярмэйн не смог сдержать улыбки. – Если я буду сам решать, что делать, меня выпорет отец, если выполнять – выгонишь из замка ты, а если нести ответственность, то я сам на аэсовом суку удавлюсь!

Ярренвейн пристально посмотрел на него.

– Но ты ведь сам это выбрал? – спросил чуть насмешливо. – Сам позволил другим людям иметь возможность влиять на твою жизнь. Ни я, ни твой отец не могли бы этого, не будь на то твоей собственной доброй воли. Захотел бы что-то изменить, мог бы уйти, например, ведь сам себе хозяин. В отличие от меня.

– Ты поэтому не остался жить в Кеории, да? Захотел изменить?

– Нет. Не поэтому, – отрезал Ярренвейн и тут же поправился, – Не только, – и, меняя тему, спросил, – Так ты едешь со  мной в Яшмет?

Лассан пожал плечами.

– А ты разве не будешь собирать дружину, тащить с собой всякие регалии там, знамёна и парадные одежды?

– Сейчас – нет. Всё это привезёт Ферхтага ближе к Совету. А мы с тобой отправимся прямо сейчас, не торопясь, погуляем по лесу, искупаемся в моём любимом озере на полпути  к Нэриаэаренне, да и в самом Яшмете успеем просто погостить без головной боли от всякого такого, – Ярмэйн подхватил со стола и потряс внушительно пухлым письмом к Наместнику. – Я два года уже как местный житель и  не был у ближайшего соседа, каждый раз встречаемся в селище на окраине, а предыдущий Совет вообще собрали в приморском спарсианском городишке…

Лассан кивнул.

– Да, непорядок. Говорят, при старом роне по-другому было: и праздники сообща праздновали, и заезжали друг к другу каждый месяц. У вас же с Эстэвэном куча предков клятвой побратимов обменялась, а кто-то даже детей переженить хотел, да не срослось что-то…

– Ну вот, заодно и посмотрим на ком там жениться, – заметил Ярренвейн. – Яшметки хоть красивые?

– Да такие же, как наши, – рассмеялся Татеук. – Говорят разве чуть-чуть иначе, но и то больше названия всякие, имена или сказки. Только я больше сам всё равно болтаю, а не слушаю.

– Это ты правильно, – согласился Ярренвейн. – А  теперь – изыдь с сундука, собираться буду! Кстати и тебе бы не помешало…

Лассан проворно спрыгнул с уже поднимаемой роном крышки и развёл руками.