– Нечего мне собирать. Всё своё ношу с собой.
Ярмэйн придирчиво окинул приятеля взглядом, но тот небрежно отмахнулся: для дороги он и впрямь был вполне готов – видно, в самом деле, рассчитывал выманить рона-приятеля на более, чем однодневную прогулку. Что ж, Ярренвейн и сам предпочитал путешествовать налегке, а парадные одежды пусть везут следом – рон он, в конце концов, или нет?
Ветер за окном чуть насмешливо постучал в ставни…
***
Арамано Айра Акэ Аэнна его звали, или Ярмэйн Ярен Ийкэ Яээн, как произносили здесь, в Ястринэнн. Ему самому было всё равно: Алри Астариэнн, незабвенный друг и наставник, позаботился о том, чтобы последний из Ярренвейнов знал не только все существующие языки, но и четыре варианта Древней Речи, в Империи вроде бы запретной, но так и не забытой. Ему даже нравилась эта игра: принимать новое имя с каждым началом новой жизни, а таких жизней-игр у него уже было множество. Ему казалось, что его пути не будет конца, он и не мог представить себе, что случится… то, что случилось. Впрочем, он об этом ни с кем не говорил, как и о своём прошлом (весёлые воспоминания о попойках и девицах, разумеется, не в счёт). Раньше было раньше, а теперь…Теперь Ярмэйн Ярренвейн был роном Йостриннэй-йа-Эанэ-Тэрнэй и не желал лучшей судьбы.
Он был плоть от плоти, кровь от крови – Ястринэнн. Он безумно любил эту землю и понятия не имел, как он мог жить, не зная её раньше.
Ястринэнн был прекрасен, даже сейчас, всё ещё укрытый снегом и скованный льдом, заставившим замолчать бесчисленные речки-ручейки-речушки и птиц, в превеликом множестве водившихся здесь с ранней весны до поздней осени. Зимний Ястринэнн становился средоточием тишины и тайны, снов, грёз, непроизнесенных слов и старого волшебства. Каждый шаг казался погружением в прошлое, в то время, когда лик Уумара был совершенно другим, ныне утраченным везде, кроме некоторых островков памяти, подобных этому. Ястринэнн существовал с самого начала мира. В самых древних легендах, сохранившихся в библиотеках Ингилора, Ярренвейн встречал упоминания об Атр’анне, Звёздами Осиянной – далёкой северной земле, покрытой лесом колдовских деревьев-аэсэй.
Ястринэнн напоминал хрупкое украшение из серебра и дымчатых халцедонов – Венец Иралли, тоже хранимый в Кеории – а ещё морозный узор на стекле. Светлое, почти белое небо, пепельно-серые силуэты деревьев, серебристо искрящийся снег, чёрные, будто кляксы, фигурки ворон, нахохлившихся на ветках…
Аэсэй – величественные, немного похожие на плакучие ивы – не облетали на зиму, а меняли одежды постепенно, в течение всего года, а потому роскошные кроны нисколько не редели, и под ногами так же как в тёплое время, шуршал ворох опавших листьев, присыпанный до сих пор не сошедшим снегом. Впрочем, когда зима была ещё не на исходе, снега наметало столько, что не то, что листья, а человека с головой укрыть можно было запросто… В Ястринэнн не было больших дорог – только паутина известных местным жителям тропок да проходящий по самому краю нынешних земель ронов Эанэ торговый путь в Спарсию. Там, на окраине аэсэй были просто очень высокими, в глубине леса – огромными, такими, что верхушки крон едва ли можно было разглядеть, а под иными задравшимися корнями пройти, не нагибаясь.
Ярренвейн замешкался возле одного такого корня-арки, придержав коня и отстав от спутника.
– Эй, великий рон! – крикнул Лассан, – Что там у тебя?
– Следы, – слегка удивлённо сообщил Ярмэйн. – Здесь кто-то был сегодня.
– Ну и что? – хмыкнул Татеук, весьма неохотно заставляя свою лошадь повернуть назад – Мало ли кто…
– Вот именно, – досадливо отмахнулся Ярренвейн и полез в образованную сплетающимися корнями пещерку. Лассан за ним не пошёл, хоть и спешился.
Приятель, скорее всего, был совершенно прав – ничего необычного рон Эанэ не нашёл: «лесной дом», и только. Лежак из палой аэсовой листвы, припрятанная в укромном углу кухонная утварь, запас хвороста на растопку, связка сушёных венчиков калины – вот и всё. Ярренвейн вздохнул и плотно затворил дверь.
– Вот обязательно было тратить на это время? Это у тебя кеорийская осторожность взыграла? – продолжал напускаться вошедший в очередную роль Лассан.
– Нет. Это просто моя, – буркнул Ярренвейн, возвращаясь в седло.
Татеук последовал его примеру.
– Твоя осторожность? Погоди-погоди, – нахмурился он. – А почему я её ранее у тебя как-то не замечал? Ты где её прятал? Давай выворачивай карманы – вдруг у тебя там ещё какая гадость завалялась!
– Татек. Это просто – моя хатка, как выражаются мои любезные подданные. И здесь кто-то сегодня был, даже ночевал, возможно.
– Ну и что? – недоуменно развёл руками Татеук. – Тебе что жалко, что ли? Или зависть берёт – какой-то простолюдин спал тут на твоих перинах, а мы тащимся к канну Эстэвену на межгосударственные разборки?
Ярренвейн только досадливо отмахнулся и пустил Ниммиррина вскачь, благо как раз здесь дорога это позволяла. Объяснять что-то приятелю не хотелось совершенно, тем более что тот уже изготовился долго и обстоятельно спорить, при чём в запале мог отстаивать десяток самых различных точек зрения одновременно, даже порой противоречащих друг другу. Произошедшее на самом деле не значило ничего – действительно, мало ли кто мог пережидать непогоду в лесу? Ястриннцы так жили зимой и летом, лес их кормил, одевал, лечил, учил и развлекал, был для них превыше любых правителей и законов. Неудивительно, что митлы так и не смогли подчинить себе этот народ, даже уже подмяв под себя всю остальную Аэнну. К тому же, думал Ярренвейн, кто бы ни был гостем под его кровом, обращался он с чужим имуществом бережно, так что не в чем было его упрекнуть, даже попадись он на пути. Вполне можно было бы и не придавать подобному случаю вовсе никакого значения, если бы…
Ярренвейн придержал коня. Свежая цепочка лошадиных следов петляла прямо перед ним и вела не по более нахоженной тропе – в сторону ближайшего хутора, а – к тому самому озеру. Ярмэйн присвистнул и вновь подогнал Ниммиррина. Нет, ну что можно делать у озера в такую пору? Вода ледяная, знаменитые янвэнд – золотые цветы Ястриннэн – спят глубоко под снегом…
– Топиться он там что ли надумал? – высказал вслух промелькнувшую мысль Лассан. – Так не сезон вроде…
Оставшиеся полсотни шагов ехали молча, каждый перебирая в уме возможные причины, побудившие незнакомца отправиться на берега Аэскэринас после вроде бы совершенно мирного и спокойного ночлега в Ярренвейновой «хатке». Приближаясь, сначала заметили стоявшую у дерева кобылу – белую, как Ниммиррин, но с дымчато-серой заплетённой в косы гривой и тёмными, почти чёрными «носочками» на ногах. Вещи хозяина вольготно раскинулись на подступавшем к самой воде замшелом утёсе.
Ярренвейн спрыгнул в снег и, увязая в сугробах, побежал прямо туда.
– Эй! – завопил что есть мочи чуть отставший Лассан. – Есть тут ещё живые или все потопли?
Ярмэйн, успев рассмотреть найденное, в намеренное утопление больше не верил: разве будет человек, собравшийся лишить себя жизни заботиться о сохранности снятой одежды? Он и одежду-то снимать станет навряд ли. А здесь – на непромокаемом плаще из аэсты лежала тёплая куртка из шерсти чёрных яшметских коз, такое же шерстяное платье, да пара тонких, льняных рубах, чулки, сапоги, сорочка… Ярренвейн, не веря сам себе, протёр глаза: платья? Женская сорочка? Выкрикнув вслух дэлькерское проклятие, он принялся торопливо раздеваться. Добровольным ли, нет было это купание во льдах, незнакомку следовало спасать – если ещё не поздно.
– Ты что делаешь? – взобрался наконец на утёс Татеук.
– Потом! – коротко ответил Ярмэйн и изготовился прыгать в воду.
– Подожди ты! – Лассан крепко сжал локоть приятеля, впрочем, попытавшегося вырваться. – Да стой, кому говорят! Смотри!
Ярренвейн недовольно проследил взглядом за рукой Татеука. Девушка была там – в озере, прямо посредине, достаточно далеко от любого из берегов, но совершенно незаметно было, чтобы её это хоть сколько-нибудь огорчало. Она плескалась и ныряла, как какой-нибудь дельфин Жемчужного Залива, не обращая внимания ни на холод, ни на откровенно разглядывавших её незнакомцев. Хотя последних она, возможно, просто ещё не заметила.
