Над Назранью плыли тягучие низкие облака, цепляясь за вершины близлежащих гор. Время близилось к вечеру. На площади у горисполкома шумел сход, собравший не одну тысячу людей. Люди то слушали ораторов, то сбиваясь в кучки спорили друг с другом, то шумели, не слушая никого. На стульях рядом с трибуной сидели старики. Они внимательно следили за ходом этого собрания. На трибуну поднялся стройный широкоплечий мужчина с рыжеватой бородкой и усами, с разбросанными по лицу пятнами веснушек.
– Люди! Ингуши! Мы должны решить, что нам делать дальше. Разве можно жить так, как мы живем? Разве можно терпеть дальше то, что нам приходится терпеть? Нас попирают ногами, нас превращают в рабов, с нашим словом не считаются. Земли, принадлежавшие нашим предкам, у нас забрали! Я считаю, что так жить больше нельзя.
– А что ты предлагаешь? Говори! Мы слушаем твои слова! – раздался из толпы молодой голос.
– Я предлагаю действовать. Нужно потребовать у Осетии и Москвы, чтобы вернули нам наши земли Пригородного района. Эти земли всегда принадлежали ингушам. Их у нас захватили и отняли.
– Как действовать? Если ты это знаешь, скажи! – раздался снова из толпы другой голос.
– Нужно составить наши требования и послать делегацию в Москву и во Владикавказ. Наши требования пусть выполнят. А если не выполнят, то нужно самим забрать наши земли. Даже силой оружия.
– Ого! Ты что, предлагаешь начать войну? С кем? С Москвой и осетинами?
– Если ты не хочешь быть рабом, то нужно и воевать. Почему нет?
Вперед вышел пожилой ингуш в папахе.
– С кем ты решил воевать? Нас раздавят, как мух, – сказал он, – с осетинами мы еще сможем воевать, но с армией не сможем. Это первое. А второе вот что я хочу сказать. Мы живем неплохо, все у нас есть, никто не ходит раздетым и никто не голодает. И рабами мы себя не чувствуем. Мы свободные люди. Да, есть у нас проблемы с соседями, но это не повод начинать войну. Война это много убитых и раненых, разрушенные дома и опустевшие поля. Это разруха и голод. Зачем нам это? Я считаю, что все проблемы нужно решить мирно. С Пригородного района осетины не выгоняют ингушей, они там живут даже лучше, чем мы в Ингушетии. Запомните мои слова: стравить два народа можно, но помирить их будет очень трудно. Вы хорошо знаете, что между нами и осетинами лежит давняя неприязнь. И если мы добавим сейчас к этому еще огня, то сгорит многое и сгорят многие. Вспомните, когда мы вернулись из Казахстана, осетины помогали нам, отнеслись к нам с пониманием. Нет, я против того, чтобы решать этот спор с оружием в руках.
– Вот такие как ты всегда тянут народ в болото, – крикнул с трибуны рыжебородый, – ингуши никогда не были трусами.
– Я не трус, – сказал пожилой, – а если ты считаешь меня трусом, то мы можем выяснить это прямо здесь, кто из нас трус. Мой кинжал готов! – и он взялся за рукоятку кинжала, висевшего на поясе.
Народ зашумел, загалдел. Пожилого начали успокаивать. Рыжебородый слез с трибуны и мгновенно исчез.
Два ингуша стояли рядом, молодой, лет тридцати и второй постарше.
– Шамиль, тебе не кажется, что рыжий говорит по-ингушски с каким то акцентом?
– Да, это точно, Аслам. Язык у него хороший, но он произносит некоторые слова и звуки не так, как произносим мы.
– Приезжал к нам в гости наш дальний родственник из Сирии, его предки и наши предки были близкими родственниками. Во время Кавказской войны его предки стали махаджирами и уехали в Турцию. Так вот, этот родственник говорил так же. Слова произносил по другому.
– Интересно и даже очень интересно. Надо бы спросить об этом рыжего.
– Спросишь, если найдешь. Он уже исчез.
– А что ты думаешь об этой проблеме?
– Я думаю, что ее нужно решать за столом сперва старикам и нашим политикам. Убивать осетин, я думаю, это большая глупость. Они тоже жить хотят и начнут убивать нас.
– Да и нельзя этого делать! У меня две семьи осетинских друзья. Одна в Беслане, вторая в Чермене. Я же у них в гостях бываю, ел хлеб их, ночевал не раз у них. Они мои кунаки. И таких, как я, много.
– У меня тоже осетины кунаки есть. И как потом им в глаза смотреть? Нет, я не просто против таких действий против осетин, я даже пальцем не пошевелю, чтобы сделать им что то плохое. Живем рядом, соседи мы, запросто ездим во Владикавказ, к нашим родственникам в Пригородный район. Что еще нам нужно? Да и живем в одной стране. Нет, гнать нужно этих агитаторов.
Но так думали не все. Были люди, готовые взяться и за оружие. Им было плевать на соседей, да и на своих соплеменников тоже. Можно будет на войне и пограбить, война приносила всегда и доход сильному. Сход шумел долго. Под конец решили составить письмо с требованием возврата Пригородного района и послать его с делегацией в Москву и во Владикавказ. Письмо составили быстро, зачитали. Сход письмо принял. На этом сход закончился и начал расходиться. Над Назранью, над долиной реки Сунжи и окрестными аулами и селами раскидывала свои крылья ночь.
Посланная делегация не добились ничего с ходу. В Москве их принял Рыжков, поговорил, сказал, что внимательно изучит вопрос, но для этого понадобится время. Во Владикавказе сказали почти то же самое, но добавили, что об отделении Пригородного района от Осетии не может быть и речи. На этом все и повисло в воздухе на несколько лет. Но вода и камень точит. Так и люди, агитировавшие за присоединение Пригородного района к Ингушетии, постоянно подталкивали ингушей к решению вопроса силой. И количество сторонников силового решения росло, теперь их было среди ингушей уже больше половины. Темные силы брали верх над светлым.
По ингушским аулам и селам, расположенных в Пригородном районе Осетии и в осетинских селах со смешанным населениям происходили те же события. Вражда осетин и ингушей уходит корнями в века и века. Откуда она взялась? Никто не может ответить на это и предположительно. Религия разная? Нет, это не причина. Да, осетины христиане, ингуши мусульмане. Но мусульмане есть и у осетин, часть дигорцев. И осетинам-христианам не мешает жить в дружбе с кабардинцами и другими мусульманскими народами Кавказа. Так в чем дело? Никто толком не знает. Вражда это иногда проявлялась с большой жестокостью. У ингушей даже существовал древний обычай считать юношу мужчиной только тогда, когда он убивал осетина. Своего рода инициация. Много людей погибло с той и с другой стороны в этой вражде. Но при всех недостатках советской власти она смогла прижать и утихомирить эту вражду. Нет, не совсем, но было терпимо. И дружили соседи семьями, и в гости друг к другу ездили. Но вот, почувствовав, что советская власть начинает рушиться, темные силы начали раздувать эту вражду. Причиной выставили пресловутый Пригородный район. Действовали агитаторы в пределах Осетии хитро и умело. Затемняли умы людей, взращивали ненависть ингушей к казакам и осетинам, завозили оружие. Начались сходы ингушей уже и в пределах Осетии. Шумели собрания и митинги в Тарском, в Октябрьском, во Владикавказе. Принимались решения, направлялись правительству Осетии требования. Но применять силу пока что ингуши не решались. Советская власть еще пугала своей мощью.
*
Осенью вдруг исчезла косуля Саша. Было еще совсем тепло, когда она пропала. Особенно сокрушалась о ее пропаже Хадизат, да и Марина тоже была опечалена. Хадизат разводила руками.
– И что ей не хватало? Неужели в лес ушла?
Дмитрий, отец Марины, посмеивался в усы. Он знал, почему исчезла Саша. Время ее пришло, у косуль наступил гон.
– Вернется ваша Саша, никуда она не денется. Не переживайте. Ей нужно было уйти, вот она и ушла.
– Точно вернется? – спрашивала Марина.
– Думаю, что вернется.
Саши не было с месяц. Уже по утрам прихватывало траву сединой изморози, но днем было еще жарко. Однажды рано утром, выйдя во двор, Дмитрий увидел Сашу, выходящую из коровьего хлева. Она подошла к Дмитрию и ткнулась носом в его руки. Он засмеялся и погладил Сашу. Пошел в дом, толкнул спящую Марину.
