– Чего ты, пап? Я все вчера вроде бы сделала.

– Ид во двор, там тебя Саша ждет. Вкусненького прихвати ей, хлеба, что ли.

Марину как ветром сдуло с кровати. Заскочив на кухню, она взяла хлеба и помчалась во двор. Саша стояла возле крыльца. Увидев Марину, потянулась к ней мордочкой. Та обхватила ее за шею, нацеловывая ее в мордочку, приговаривая что то, разломала хлеб и дала Саше. Косуля сразу начала есть свое любимое лакомство. Через забор заглянула Зара.

– Тетя Зара, будите скорее Хадизат. Смотрите, кто пришел!

Хадизат уже бежала без побудки, Саша тоже повернулась к ней.

– Вернулась! Вот же бродяга! Ты где была? Я уж думала, что ты не придешь!

Обе девушки были рады до слез. Они все утро тормошили косулю, гладили ее. Та отвечала на их ласки коротким беканьем и поедала все, что ей давали. Вера смотрела на них, не сдерживая улыбки.

– Вы теперь осторожнее с ней. Она весной вам козленочка принесет. Сахару много не давайте.

– С чего ты взяла про козленочка? – спросила мать Марина.

– Затем и уходила, за козленочком. И теперь каждый год будет уходить в это время.

– Вот здорово! – воскликнула Хадизат, – Будем косулек разводить!

– Пусть разводятся, – смеялась подошедшая Зара, тоже гладившая по хребту Сашу, – прокормим. Много не съедят.

Саша не отходила от Хадизать и Марины целый день. Если девушки заходили в дом, то она стояла на крыльце, ожидая их. Уходящий на работу Ахсар тоже обрадовался косуле.

– Надо же, вернулась. Не забывает друзей своих. Нагулялась? – и он легонько щелкнул Сашу по носу. Та фыркнула и слегка боднула Ахсара.

– Нельзя старших бодать, – смеялся Ахсар.

Подошел Дмитрий, перебросились новостями. Заговорили о сыновьях.

– Как там они? Все ли хорошо у них? – вздохнул Дмитрий.

– Думаю, что все хорошо. Было бы плохо, уже бы сообщили.

– Война дурная вещь. Может отметить кого угодно.

– Хадизат уверенна, что они вернутся. А раз она уверенна, то так и будет. Сердце у нее все чувствует.

– Дай Бог, чтобы так и было.

Мужчины разошлись, у каждого было полно работы в хозяйстве и в совхозе. Весь день в обеих семьях прошел в заботах, как всегда, и все помнили, что вернулась Саша. От этого даже настроение у них поднималось.

Солнце медленно закатывалось за вершину горы, обливая ярким золотом начавшие желтеть леса, вспыхивая в стеклах домов, на верхушках крыш и деревьях в саду. Солнце как бы дарило людям краски и оттенки своего золота. А людям все чего то не хватает. То они воюют, то что то делят. И совсем забывают о том, что на свете есть такая красота, как красота заката или восхода.

Утром, как всегда, с началом учебного года, Хадизат и Марина шли к остановке автобуса. Саша провожала их. Шла рядом с Хадизат, иногда касалась ее руки или бока своей головой. Собаки в селе давно привыкли к косуле и не лаяли на нее. Идти было рядом, минут десять. Девушки садились в автобус, а Саша шла домой. У Марины была идея свозить Сашу в город, но Хадизать воспротивилась этому.

– Она этого города никогда не видела, испугается и убежит. Ищи потом ее. А ей волноваться нельзя сейчас, она мамой готовится стать.

– Все то ты знаешь, – подначивала в ответ ее Марина, – а в лесу у нее что, жизнь спокойней была бы? Там и волки, и охотники. Они, дикие, вон как жмутся к жилью зимой, не сладко им.

– Вот и пусть жмутся. А нашей косульке в городе нечего делать. Мое мнение такое.

Учились девушки легко. Хадизат с удовольствием впитывала в себя то, что давали преподаватели. Многое она уже знала, постигнув интуитивно при написании своих произведений. Новое же и незнакомое оседало и закреплялось в ее уме прочно. Многие преподаватели были знакомы с ее книгами, особенно активно обсуждали они ее последнюю повесть о парне, попавшем в Афганистан. Как то пожилая преподавательница словесности Лидия Савельевна встретив Хадизат в коридоре, обратилась к ней.

– Хадизат, у тебя есть время?

– Да, есть, все пары на сегодня у меня закончились.

– Пойдем ко мне в преподавательскую, давно с тобой хочу поговорить.

Они прошли в преподавательскую. Она была почти пустой, только у окна сидела молодая преподавательница русского языка, Евгения Лазаревна Сакоева, светловолосая, с зелеными глазами осетинка. Такие лица у осетин, особенно у женщин, нечасто, но попадаются. Это всплывают древние гены сарматов и алан, которые являясь предками осетин, были светловолосыми и светлоглазыми.

– Садись, пожалуйста! – Лидия Савельевна подвинула Хадизать стул.

Хадизат села. Села и Лидия Савельевна. Выдвинула ящик стола, она вытащила книгу. Это была последняя книга Хадизат.

– Это ты написала?

– Да, я. Это мое самое последнее.

– Я когда читала книгу, мне ее брат дал, то во многих местах ревела как девчонка сентиментальная в шестнадцать лет. Я проглотила твою книгу три раза, подряд. Я читала ее четыре ночи. Ты ее долго писала?

– Две недели. Она у меня сама написалась.

– Умница! Женя, – обратилась она к Сакоевой, – не хотела бы ты сделать чай? А в награду я тебе кое с чем и кое с кем познакомлю.

– Сейчас сделаю. И принесу, – сказала Сакоева.

Лидия Савельевна снова повернулась к Хадизат.

– У тебя явный талант, милая, и ты выбрала правильный путь, поступив в наш институт.

– Спасибо, – зарделась Хадизат.

– Ты писала еще что-нибудь?

– Да, у меня изданы книги рассказов.

– Не могла бы ты дать мне почитать их. Много их у тебя?

– Три книги.

– Ого! Вы посмотрите на нее. А она как мышка, сидит и молчит. Да тебя уже писательницей смело называть можно.

– Прямо уж, скажите тоже…. – Хадизать опустила от смущения голову, потом, оправившись, подняла ее, – я завтра принесу вам книги.

– Они такие же интересные, как и эта?

– Не знаю, вам судить. Но все, что написано, это из жизни. Я знала людей, которые стали героями моих рассказов.

– Поэтому твое написанное и читается так. И поэтому так интересно, потому что взято из жизни.

Сакоева принесла заварник с заваренным чаем, вскипевший электрический чайник. Поставила все и достала из буфета вазочку с конфетами.

– Садись, Женя! Ты знакома с нашей студенткой?

– Где то видела в одной из аудиторий, год только начался, не успела еще запомнить первокурсников.

– Это Хадизат Калоева, ты угадала, первокурсница.

– Хадизат Калоева? Господи, мне про какую то Хадизат Калоеву младшая сестра все уши прожужжала. Ты пишешь что либо?

– Не что либо, а пишет прекрасные вещи. Смотри, вот ее книга. Я пожилая уже, а читая эту книгу, ревела, как девочка. На, почитай.

– Спасибо, прочту!

Женя взяла книгу.

– Я вот только чего не пойму, Хадизат, как разрешили напечатать эту книгу? Как ее цензура пропустила?

– Меня просили кое что убрать. Но я не согласилась. Тогда один человек помог напечатать ее так, как она была написана.

– Что просили убрать, я догадываюсь. А кто этот человек, который помог?

– Я не могу без его разрешения назвать его имя.

– И не нужно, милая. И никому не говори о его помощи тоже.

– Хорошо.

Попили чаю, поговорили еще. Хадизат засобиралась.

– Я пойду. Мы на автобусе приезжаем на занятия с сестренкой. Она в сельскохозяйственный поступила. Мы живем в Предгорном. Сейчас она меня уже ждет.

– У тебя сестра есть?

– Да, это моя соседка, она русская, казачка. Мы выросли вместе. И считаем себя сестрами. Дружили еще наши деды, родители дружат, а мы уже родственники.

Преподавательницы рассмеялись.

– Молодцы. А парень у тебя есть?

Хадизат смотрела просто и открыто, он не чувствовала никакого стеснения от вопроса.

– Есть…жених…Он брат моей сестрички.

– И где он сейчас?

– Там, – Хаждизат показала на книгу, – в Афганистане. Эта повесть написалась потому, что это я все написанное пережила и прочувствовала. И поэтому так быстро написала.

– Господи, хоть мы и партийные, но помоги Всевышний вам. Вот почему я ревела над этой книгой, потому что писатель выложил ее не с головы, а с души.