– Ну, что, были на днях в Монте-Карло?
– Да, играл. Но в ничью… А вот с Николаем Ивановичем беда. Проигрался на прошлой неделе в пух и прах. Встречаю его здесь, на Гамбетта, а он идет и на каждом углу, прежде повернуть, вытягивает в сторону левую руку. «Что с вами?» – спрашиваю. А он отвечает: «Увы! Это все, что после рулетки осталось от моего автомобиля».
Они смолкли. Занялись сентиментальным молчанием. Море по-прежнему невидимо: будто серый провал. Только с обеих сторон яркие вспышки – маяки у Кап-Ферра и Антиба…
А с променада, сверху, чьи-то детские голоса:
– Витька!
– Ау!
– Мама зовет! Чай пить!
«Возрождение», Париж, 2 июня 1929, № 1461, с. 2.
Откуда все качества
Удивительными патриотами сделались эрдеки[172].
Буквально шовинисты какие-то.
Раньше, до революции, нашей левой общественности никогда не приходило в голову заботиться о величии России или о целости русского государства.
Наоборот. Не было для левых вождей большего удовольствия, чем, например, узнать о поражении русских войск на Дальнем Востоке.
Была даже в эту эпоху выработана превосходная радикальная формула: чем хуже, тем лучше.
А вот, теперь, когда нет Империи, а есть Триэсерия, и когда, вместо царей, во главе банда псарей – теперь от патриотизма Милюкова деваться некуда.
Не только теоретически негодует. Даже установил зоркое наблюдение за всеми границами СССР.
Как бы кто на целость государства не покусился.
Мирный шведский король и тот не может спокойно приехать в Ревель. Сейчас же пытливо-контр-разведочный взгляд корреспондента «Последних Новостей». И тревожные рассуждения в передовых статьях:
– Не составляется ли против России общий фронт?
Бача-Сако[173], например, гоняется по Афганистану за Амануллой. А эрдековские передовики – тут, как тут:
– Не захватят ли Кушку, во вред интересам России?
– Не отделят ли Бухару?
Даже сепаратистские движения в Малороссии и в Закавказье, для развития которых нынешние эрдеки не мало поработали в эпоху Империи, и те вызывают их негодование:
– К чему Украине самостоятельность, на которую мы ее сами толкали?
– Зачем Озургетской республике отделяться, когда нет генерала Думбадзе[174]?
Вот и теперь, в связи с китайско-советским конфликтом – еще не выяснились окончательно обстоятельства захвата дороги, еще не успели опомниться сами большевики, а эрдековский орган уже бьет тревогу, начинает сыпать шовинистическими фразами:
«Попираются интересы России!»
«На Россию налетела буря!»
«Посягательства на русскую территорию!»
«Угроза русскому могуществу!»
И ни одного намека на испытанную традиционную формулу: чем хуже, тем лучше…
Будто этой формулы никогда не было.
Будто бы она никогда не применялась к дальневосточным русским интересам.
Для нас, стоящих на национальной позиции, эта формула, в приложении к интересам России, всегда была омерзительной.
И тогда.
И теперь.
Но почему ей изменили эрдеки?
В чем дело?
Мне, конечно, скажут, что все это делает честь нашей левой общественности. Скажут, что эрдекские вожди сильно выросли с 1904 года и за двадцать пять лет научились строго различать: где Россия, а где заграница.
Некоторые, пожалуй, дадут объяснение другое: что вожди левых, в отстаивании целости русской территории, заботятся о будущем своем тщеславии.
Приятно, мол, быть президентами одной шестой части мировой суши.
А одной седьмой – уже не так…
Тщеславие это, как мне скажут, невинное, вполне допустимое. А для величия государства – даже полезное. Чем грандиознее суверенитет, тем грандиознее президент. Чем шире территория, тем значительнее аудитория.
Однако, лицам, хорошо знающим Милюкова, легко опровергнут обе приведенные гипотезы. Во-первых, совершенно не видно, чтобы Павел Николаевич со времени русско-японской войны вырос. Во-вторых, если бы Павлу Николаевичу гарантировали президентство только в одной Ростовско-Суздальской республике с условием отдать Псков и Новгород шведам, а хутора близ Диканьки полякам – он без размышления принял бы условия и переехал бы с рю Бюффо во Владимир на Клязьме.
Назначил бы Кулишера[175] и Мирского[176] думными боярами, Демидова[177] – митрополитом.
И благополучно устраивал бы «сидение великого президента со боярами о делах».
Таким образом, причина милюковского патриотизма вовсе не в возмужании взглядов и не в искренних заботах о целости территории, а в чем-то другом.
В чем же?
Большевицкое агентство, сообщившее свои сведения о событиях на Дальнем Востоке, между прочим, упомянуло: «на манчжурской границе концентрируются белогвардейские отряды».
И вот это-то, я убежден, и заставило Павла Николаевича всполошиться.
Если бы большевики просто отдали Восточно-Китайскую дорогу японцам – дело другое. Милюков не взволновался бы.
Если бы, вместе с художественными ценностями, Сталин распорядился распродать с аукциона Бухару, Мурман, Забайкалье, Закавказье, Псков и Новгород – Павел Николаевич стерпел бы.
Но если где-нибудь на границах у советов возникают осложнения, а вслед за этим начинают концентрироваться белогвардейцы… Этого стерпеть невозможно.
Белогвардейцы ведь не иностранцы. Не удовольствуются Бухарой или Восточно-Китайской дорогой. Они попытаются сами прийти к Москве – будь это со стороны Китая или Афганистана…
И тогда не только пропала для честолюбия Павла Николаевича одна шестая часть мировой суши. Не видать ему, как своих ушей, даже Ростовско-Суздальской республики.
И вот почему вождь левой общественности в тревоге.
Вот почему он не вспоминает испытанной формулы: чем хуже, тем лучше.
Вот почему он и патриот, и шовинист, и империалист, и централист.
Вот почему, при каждом внешнем осложнении у советских псарей, он совершенно теряет аппетит.
Ведь власть над Россией могут захватить не иностранцы, не эсеры, не эрдеки, а белые!
«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 19 июля 1929, № 1508, с. 3.
Накануне
Перед наступающим завтра высокоторжественным днем первого августа[178] хочется обратиться к европейской культурной публике с искренним приветствием от имени русской эмиграции и сказать от чистого сердца:
– С праздником, господа!
– Желаю всем полного успеха в наступающем революционном году!
– Чтобы вам самим и деткам вашим приятно жилось от окончательного сближения с советской Россией.
В сей торжественный день коминтерн собирается показать вам, мсье, джентльмены, герры, синьоры и панове, какая радость может охватить Старый Свет, если он целиком войдет в орбиту советских социальных республик.
И не уклоняйтесь, господа, от светлого социалистического праздника, а примите с радостью веяние нового мира, построенного на высших началах гуманности и справедливости.
Даже если кого-либо из вас и ударят кастетом.
Ибо что такое коренной зуб в сравнении с коренным переустройством социального бытия?
Мы, русские эмигранты, праздновать первое августа не намерены, так как отпраздновали вволю все социалистические праздники в свое время и на своей собственной родине.
Устали порядком. И времени свободного нет.
Да и праздники подобного рода, когда их испытываешь ежедневно, и днем, и вечером, и ранним утром, и поздней ночью, и притом не день и не два, а подряд несколько месяцев или несколько лет, уже теряют прелесть, превращаясь в серые будни.
