— Плохо, — сказал он, разглядывая мою ногу.
— Конечно, плохо! — воскликнула я. — А все твои дружки!
Человек заграбастал мою руку и потянул меня за собой, с такой силой, что я даже опешила. Еще никогда прежде я не встречала такой крепкой хватки! Даже эльфы или дварфы не могли сравниться с силой рук этого существа!
Крысы побежали за нами, но человек опять поднял над головой руку, и армия остановилась. Мы прошли по длинному помещению, и я с увлечением вертела головой, разглядывая его. На высоких стенах висели барельефы, но света было слишком мало, чтобы их четко рассмотреть; а между барельефов были проделаны проходы, но я не знала, куда они вели. Мы же с моим новым знакомым подошли к небольшой будке, стоявшей у стены, и мой кавалер галантно открыл передо мной дверь, после чего пнул меня коленом пониже спины прямо внутрь.
— А! — я упала в крохотное, свечами освещенное помещение, неудачно наступила на раненную ногу и растянулась на полу, больно ударившись головой о стол. Человек зашел следом за мной, запер дверь и широко раскинул руки, насколько позволяло крохотное помещение.
— Лакримоса! — сказал он торжественно.
— Да пошел ты, — пробормотала я, отключаясь. Мне было все равно на то, что со мной может случиться. Я уже решила, что умру. — Лакримоса…
Мое пробуждение было довольно-таки приятным. Я лежала на чем-то мягком, в тепле и ком-форте; разомкнув тяжелые веки, я увидела перед собой стол, заставленный разнообразными предметами, и сощурила сонные глаза, которые немного резал свет свечей. Сильно болела нога, но подушка под моей головой была такой мягкой и нежной, что…
Что я здесь делаю?!
Придя в себя, я резко села на постели и пребольно ударилась головой о полку, прибитую над ней. Я была в будке Лакримосы, лежала на устроенной в ней постели, причем едва помещалась, с моим-то ростом. Места здесь было так мало, что я почти ощутила приступ клаустрофобии, но в остальном здесь было довольно-таки уютно. Жилище было обставлено добротной мебелью: кровать, которая выдерживала мои килограммы, столик, на котором громоздилась впечатляющая куча вещей, много-много полочек, и небольшой стул, отодвинутый к стене. Самого хозяина сейчас не было; я решила воспользоваться моментом и слинять, стараясь не думать о том, почему меня еще не съели. Откинув с себя одеяло, я увидела, что моя раненная нога была перевязана желтоватым бинтом, а раны на моем теле также закрыты повязками или пластырем. Сабли не было. В ужасе я оглядела пол, обнаружила красивые ножны рядом с собой, схватила и прижала к груди. Сумка с артефактом была тут же. Довольно вежливое обращение с едой!
Я вытащила саблю из ножен и чуть не ослепла от красного света, который она испускала. Об этом обязательно нужно подумать, но сейчас, наверное, не лучшее время. Так что я спрятала оружие обратно, повесила сумку на плечо и, прихрамывая, вышла из будки.
— Лакримоса!
Мой странный знакомый стоял неподалеку от будки, и при виде меня счастливо улыбнулся, раскинул руки и помчался ко мне. Я увернулась от внезапных объятий.
— Ну-ка стой! Стой, а то как дам!
Лакримоса остановился и растерянно на меня взглянул.
— Плохо?..
— Не подходи!
К сожалению, слушать меня он не планировал. Дернув меня за штанину, он повалил меня на каменный пол, и я ударилась головой так сильно, что перед глазами все поплыло. Обжигающие руки Лакримосы схватились за мою раненную ногу и принялись ее ощупывать, но я едва соображала, что творится.
— Лакримоса? Лакримоса!
Я разомкнула веки и посмотрела на него сквозь ресницы. Из моего носа текла кровь, этого я не видела, но чувствовала. Вот же сильная дрянь, а! Если б только дотянуться до сабли, я б ему его бошку… ах, все так болит…
— Лакримоса!
Человечек провел ладонью по моему лицу, после чего поднес ее, испачканную в крови, к глазам, долго соображал, а потом в ужасе вскочил и запищал, совсем как крыса. Вокруг меня затопали тысячи крысиных ног, и я подумала «вот оно!», а затем закрыла глаза, уверенная, что моя песенка спета.
Однако, песенка оказалась длинноватой.
Я снова открыла глаза, на этот раз оттого, что в мой рот заливали что-то холодное и невероятно, невероятно вкусное! Я жадно глотала, задыхаясь от наслаждения, а затем, когда угощение кончилось, обвела окружающий мир взглядом. Лакримоса склонялся надо мной. Кажется, моя голова на его коленях. Мерзость какая!
— Лакримоса! Плохо? Лакримоса! Плохо?
— Конечно мне плохо, идиот несчастный, — пробормотала я, хотя, честно говоря, чувствовала себя гораздо лучше. — Ты меня чуть не убил.
— Лакримоса!..
Его волосатые руки подняли мою голову, и я зажмурилась от отвращения, когда он прижал меня к своей волосатой груди. В глубине ее билось его человеческое сердце…
— Ну все, отпусти.
— Плохо?..
— Да ничего, сойдет.
— Лакримоса!
— Лакримоса, отпусти.
Его сердце забилось радостно.
— Лакримоса! Лакримоса! Лакримоса!
— Да Лакримоса, Лакримоса, только отпусти.
Я с трудом выбралась из его рук, и увидела, что у него было лицо самого счастливого на свете человека. Меня даже передернуло.
— Чего лыбишься?
— Лакримоса…
Он схватил мою руку и прижал к губам, принимаясь горячо и страстно целовать. Мне показалось, что меня стошнит, и дело было точно не в возможном сотрясении мозга. Просто его губы были волосатыми, а я и так-то поцелуи не люблю… фу!
— Э, слушай, — я отобрала у него руку и неловко улыбнулась. — Лакримоса…
— Лакримоса!
— Да, Лакримоса, мне нужно домой. Домой. Наверх. Понимаешь? — я указала пальцем на потолок. Лакримоса поднял взгляд и довольно долго молча пялился в темную вышину.
— Понимаешь?
— Лакримо-оса-а…
Я пытливо на него смотрела. Надеюсь, понял!
Наконец, он опустил взгляд, посмотрел на меня и покачал головой.
— Плохо…
— Это что, «нет»? Ну уж нет! Я тут оставаться не собираюсь! Я так или иначе выберусь! Я тебе не пленница, понял? Я — Скиталица! И я сбегу отсюда!
Лакримоса опять схватился за мою руку, и я почувствовала комок в горле от мысли, что он снова станет ее целовать, но он вместо этого лишь погладил ее ладонью, сказал:
— Плохо.
И указал на мою раненную ногу.
— Да я могу идти! — воскликнула я и попыталась встать, но ногу пронзила столь сильная боль, что я упала обратно. — Ух… А хотя ты, наверное, прав… Плохо.
— Плохо!
— И что теперь делать?
— Лакримоса!
— Нет, я не могу остаться! Мои друзья меня ищут! Наверняка ищут…
— Лакримоса, — он потянул ко мне свои руки, чтобы обнять, но я увернулась и слегка хлопнула его по запястью.
— Не лапать!
— Плохо?
— Плохо.
— Плохо…
Я задумалась о том, насколько содержательный диалог можно построить всего из двух слов.
Играючи подняв меня на руки, этот маленький человек занес меня в свою будку и уложил на кровать. Я взглянула в потолок. Он был исчерчен рисунками, большинство из которых изображали крыс и Лакримосу.
— Я есть хочу, — сказала я, не глядя на него. — Ты можешь меня накормить?
Он призадумался, а потом выскочил из будки и куда-то улепетал. Я разглядывала рисунки на потолке, и сама не поняла, когда заснула. О побеге я как-то больше не думала… было слишком больно, чтобы думать.
Лакримоса, наверное, чувствовал свою вину за то, что со мной произошло. Он принес мне кучу еды, но все это было совершенно нельзя есть. В его меню были жуки и гусеницы, камни, даже мертвая крыса; на все это я сказала «плохо» и смирилась с тем, что мне придется голодать, пока не удастся выбраться отсюда; но потом Лакримоса принес свежую, еще теплую лепешку из муки и воды, и я смогла покушать.
— Ты готовить умеешь?
— Лакримоса, — сказал он, пожав плечами.
— Что ты вообще такое?
— Лакримоса, — повторил он, а потом указал на потолок. — Лакримоса…
— Лакримоса, ты человек?
Он задумчиво уставился на меня, как будто не знал ответа. Я могла его понять. И сама уже была не уверена…
