— Но тогда ты должна знать все числа до ста тридцати!
Я почувствовала, что краснею.
— Я знала… но забыла.
— И ты совсем не удивлен? — Хотару уставился на Ти Фея, и я запоздало заметила смятение в его лице. — Тебя не напрягает, что она живет уже почти полтора века!
— Она же эльф! Ты знаешь, что такое эльфы?
— Полагаю, высокие ребята, живущие много-много лет! А в твоей стране, Ти Фей, таких тоже много?
— Нет, в моей стране таких совсем нет.
Я добавила с гордостью:
— Я была первым не-человеком, пересекшим границу!
Хотару пытливо глядел на нас и молчал.
— Ну, — сказал он, когда молчание уже грозило стать неприличным. — Полагаю, теперь их будет больше…
— Я возлагаю надежды на то, что ее пребывание в стране не было долгим, и мало кто заразился, — сказал Ти Фей и тут же добавил, напуганный удивленным взглядом Хотару, — я просто нашел в одной книге… Ее нельзя было читать, но я был подростком, и мне хотелось нарушать запреты… Это был дневник человека, жившего после Солнцепадения, и он записывал там… А Кью совсем не знает.
Я невольно нахмурилась. Не люблю, когда кто-то говорит, что я чего-то не знаю, вместо того чтобы объяснить мне!
Хотару отошел к окну и выглянул на улицу, зябко поведя плечами. Ти Фей прижал колени к груди и обхватил пальцы ног ладонями — должно быть, замерз.
— Откуда она родом? — спросил Хотару. Я недовольно воскликнула:
— Между прочим, «она» стоит прямо здесь! И она родом с юга, с самого юга Семи Свободных Королевств!
— Я не то имел в виду! Место, где ты родилась. Это город? Деревня? Не знаю, поселок? В работах моих родителей было написано, что вы стараетесь не держаться большими группами.
Я почти обиделась — он так сказал, словно эльфы были животными.
— Это город, довольно большой. Около двадцати тысяч жителей. Не Столица, конечно, там около ста…
— А в Петербурге было семь миллионов, — выдохнул Хотару, повернувшись ко мне. — Можешь себе представить, Кью? В сто сорок раз больше, чем в твоем родном городе! Вот сколько… людей.
Я требовательно посмотрела на Ти Фея — он явно был в курсе, о чем идет речь. Ти Фей замотал головой:
— Нет, я не лучше тебя в этом осведомлен. Это о тех временах, временах до Солнцепадения. Временах, когда люди правили миром.
Ливень за окном, почти сошедший на нет, вдруг ударил по стеклу с таким грохотом, что Хотару, стоявший у окна, подпрыгнул от испуга и крякнул. Я не выдержала и рассмеялась, и Ти Фей тоже улыбнулся, но как будто больше мне, чем ему.
— Когда я вижу, как ты смеешься, — выдохнул он с теплом, — когда я вижу в тебе все те простые эмоции и чувства, которые могу испытывать сам, тогда я убеждаюсь, что пропасть между нами куда меньше, чем кажется.
— Да, Ти Фей, это именно то, что стоит говорить женщине, сидя рядом без штанов, — не всерьез сказала я. — Все равно я ничего не понимаю!
— Он говорит, что ты тоже человек, — негромко пояснил Хотару. — Он прав. В работах моего отца об этом было. Вспышки мутаций. Выносливые. Рослые. Не стареющие — вернее, стареющие слишком медленно, чтобы мы могли увидеть…
Я посмотрела на него, как на идиота. Глупее ничего в своей жизни не слышала! Всем очевидно, что эльф — не человек. Мы ведь отличаемся не только ростом и долгой жизнью, нет, различий куда больше: это и наша связь с природой, и наша неповторимая магия, и все такое!
Но объяснять ему что-то мне не хотелось. Слишком сложная дискуссия для моего неумного мозга. Хотару отошел от окна и махнул рукой, зовя нас за собой.
— Пойдемте, я покажу вам что-то волшебное.
Мы повиновались.
Хотару провел нас к одной из комнат на первом этаже, отпер дверь ключом, которых у него оказалась целая связка в кармане, и впустил нас в небольшую комнату, в которой стояло несколько диванов, книжные шкафы (много книжных шкафов) и широкое черное зеркало у стены. На диванах лежали пледы, и Ти Фей тут же к ним бросился, заворачивая свои ноги. Я помялась, но все же решилась тоже укутаться, пока Хотару что-то делал с зеркалом. Ничего волшебного я в этой комнате не видела, кроме волшебно мягких покрывал.
— Кто тут все это устроил? — спросила я. — Я хочу сказать, все эти обои, мебель, все такое?
— Все я. У меня было много свободного времени, — засмеялся Хотару, не отвлекаясь от своего дела. Он вытащил из шкафа блестящую черную коробку, к которой были прикреплены разноцветные шнурки, и обратился к нам:
— Пообещайте, что не испугаетесь, ладно? Здесь ничего опасного. Даже для вас.
— Мы видели настоящих драконов!
— Это может быть даже пострашнее, — усмехнулся Хотару. — Хотя когда-то человечество не мыслило себя без него.
Мы пожали плечами, переглянувшись. Хотару щелкнул чем-то на коробке, раздался тихий, едва различимый гул, и черное зеркало как ожило. По его экрану сначала пробежала как будто бы рябь, а потом она сменилась изображением, четким и ярким, как на фотографии, только вот фотографии неподвижны, а картинка на зеркале была все время в движении. Откуда-то послышались голоса людей, которые общались так, словно нас здесь не было, а затем музыка, и люди продолжали вести себя, как ни в чем не бывало. Я бросила взгляд на Ти Фея: он смотрел на происходящее серьезно, нахмурив брови, но не казался испуганным. Я же была готова практически умереть от страха, и теперь уже не была уверена, связано ли это с моей реакцией на человеческое волшебство, или с тем, что происходящее никак не хотело укладываться в мозгу.
На зеркале тем временем появилось изображение леса смерти, и я удивилась тому, каким живым, красивым и блестящим он выглядел. Это уже ни в какие ворота не лезло.
— Что это? Как это? Откуда это? — спрашивала я, испуганно прижавшись к плечу Ти Фея. — Что за колдовство?
— А ты что скажешь? — спросил Хотару у Ти Фея. Мой друг медленно вздохнул, а потом улыбнулся:
— Я не так сильно испуган, если честно. Я читал об этом в книгах. Телевидение.
— Ну, почти так. Это кассета, — ответил Хотару. — Невероятный артефакт, свидетельство того, как жили люди почти пол тысячелетия назад. Как жил наш мир. И заодно мой любимый сериал.
Люди на «кассете» продолжали говорить, кто-то смеялся, но я не понимала их языка. А вот Ти Фей в какой-то момент рассмеялся, сощурив глаза и дернув ногой. Я посмотрела на него, как на прокаженного, и отодвинулась.
— Извини, извини, — еще смеясь, сказал он, — просто правда смешная шутка была.
— Ты знаешь этот язык?
— Ну, мы в монастыре только и делали, что учились. Так что я знаю много языков. Этот в их числе. Очень много народа его использует, на самом деле, половина империи Рассвета. Материковая половина.
Люди на «кассете» как будто спокойно жили свои жизни, в своих домах, работали на своих работах, но все равно все в них казалось мне странным. Их одежда была совсем не такой, какую мы сейчас носили, их жилища выглядели иначе, даже их лица и прически отличались. Как ни старалась, я не могла поверить, что эти существа родом из того же мира, что и я, и мне откровенно казалось, что это что-то инопланетное, чуждое. Если бы здесь не мелькали кадры с лесом смерти, я бы и в самом деле решила, что кассета — дело рук пришельцев. Но я знала этот лес, я не могла ошибаться, ведь я была там. Не более десятка лет назад, когда я посещала империю Рассвета, мы проезжали именно этот лес смерти, и я прекрасно помнила его голые деревья, тянущиеся к небу, его разрушенные широкие дороги и маленькие улочки, убитые годами запустения. Но на этих кадрах он был настолько живой и оживленный, словно в нем непрерывно жили миллионы человек, как в огромном муравейнике. Я не могла сомневаться, что это не подстроено. Лес смерти был полон жизни. Лес смерти был живым.
— Не знаю, как ты сделал, чтобы картинки говорили и двигались, — негромко сказала я, не отрывая взгляда от происходящего, — но я, кажется, верю в это. Значит, когда-то леса смерти были населены людьми?
— Хватит называть их лесами! Это города. Мегаполисы. Когда-то центры жизни на этой планете!
